– Я хочу узнать все, – сказала Бетти, ощущая в желудке приятное тепло. – Абсолютно все.

– К сожалению, я могу рассказать вам только о нашем, так сказать, семейном предании. Оно гласит, что Арлетта была настоящей музой моего дяди. И, судя по портретам, которые он с нее писал, она была невероятно красивой молодой леди лет двадцати.

– Вы когда-нибудь с ней встречались?

– О, нет. Разумеется – нет. Она уехала из Лондона задолго до того, как я появился на свет.

– Куда уехала?

– Понятия не имею. Наверное, туда, где вы с ней познакомились. Наша семейная история гласит, что дядя Гидеон был безумно в нее влюблен; он довольно настойчиво добивался ее на протяжении почти целого года, но Арлетта любила другого мужчину. Вероятно, это был один из тех джазовых музыкантов, с которыми они оба были хорошо знакомы. Потом Арлетта совершенно неожиданно передумала, бросила своего музыканта и вышла за Гидеона… а еще какое-то время спустя она просто исчезла.

– Исчезла?

– Да. – Иеремия кивнул. – Она как будто растворилась в воздухе. Дядя Гидеон был, естественно, очень расстроен… Он, как сейчас говорят, просто слетел с катушек: бросил рисовать, начал сильно пить… Родные хотели женить его на одной из кузин, но он покончил с собой буквально накануне свадьбы.

– Я думала, он упал с лошади.

– Это, так сказать, официальная версия. Вероятно, вы узнали ее из таблички под портретом, который висит в Национальной галерее. На самом деле дядя Гидеон напился до чертиков, да еще принял какой-то сильный опийсодержащий наркотик, а потом вскочил на коня и понесся галопом через холмы… Он даже не воспользовался седлом, да и коня выбрал не до конца объезженного – такого, на которого нельзя было полагаться. Дядя Гидеон искал забвения… Вероятно, он считал, что если вино и наркотики его не прикончат, тогда это сделает бешеная лошадь.

– Значит, у вашего дяди не было детей?

– Нет, насколько мне известно, хотя семейное предание, конечно, может ошибаться. Я допускаю, что Арлетта могла забеременеть от дяди Гидеона. Возможно, именно поэтому она так неожиданно и необъяснимо исчезла, но это только мое предположение. Кстати, как фамилия женщины, упомянутой в завещании?

– Каперс.

Он фыркнул.

– Нет, в самом деле?!.

– В самом деле. Ее зовут Клара Каперс.

Иеремия перестал смеяться и слегка нахмурился.

– Нет, – проговорил он задумчиво, – в этом нет никакого смысла. Похоже, здесь ниточка обрывается. В нашей семье не было никого по фамилии Каперс, и я уверен, что никогда прежде не слышал этого имени. Вероятнее всего, в истории вашей бабушки были еще какие-то обстоятельства, которые не относятся к семье Уорсли. Увы… – Он вздохнул.

– Вы говорили, что ваш дядя написал несколько портретов Арлетты, – сказала Бетти. – А где их можно увидеть? В Национальной галерее висит только один.

– Другие портреты? – Иеремия пожал плечами. – Они находятся в поместье. Их, кстати, довольно много.

– В поместье?

– В бывшем доме нашей семьи в Оксфордшире. Теперь это местная туристическая достопримечательность, а заодно – популярное место проведения свадеб. Все портреты, которые написал мой дядя, – в том числе и несколько портретов Арлетты, – находятся там, в Зале Гидеона Уорсли. Если вы туда поедете, вам их, несомненно, покажут.

– Несколько – это сколько? – спросила Бетти.

– Пять или шесть. Один из них, кстати, довольно известен. Это… Подождите минутку, где-то у меня был… – Он повернулся вместе с креслом и снял со стеллажа какую-то книгу довольно большого формата в жестком переплете. – Вот, взгляните, – сказал Иеремия. – Это одна из лучших картин дяди Гидеона.

Отыскав нужную страницу, он развернул книгу так, чтобы Бетти было виднее. Постукивая толстым пальцем по иллюстрации, он добавил:

– Картина называется «Сэнди и Арлетта». Ее площадь – около шестидесяти квадратных дюймов. – Он начертил руками в воздухе довольно большой прямоугольник. – Репродукция, к сожалению, не передает всего очарования линий и красок… На самом деле картина великолепная, от нее просто невозможно оторваться.

Бетти наклонилась вперед, чтобы лучше видеть.

На картине, вернее, на репродукции она увидела Арлетту, изящную и юную, которая сидела на задрапированной красным бархатом кушетке. Ворот ее шифоновой блузки был расстегнут, откинутая голова покоилась на плече очень красивого чернокожего мужчины, одетого в белую сорочку и незастегнутый жилет. У него было довольно узкое лицо и прямой римский нос, а большие глаза смотрели, казалось, прямо на зрителя. Картина буквально дышала чувственностью: и Арлетта, и чернокожий мужчина выглядели так, словно художник застиг их в момент, когда они только-только начали раздевать друг друга, прежде чем слиться в объятиях.

– Сэнди… – проговорила Бетти, легко касаясь пальцем страницы, где была напечатана иллюстрация. – Хотела бы я знать, кто он такой?

– Понятия не имею, – прогудел Иеремия. – Один из джазменов, вероятно.

– Но… – Бетти немного помолчала. – Вам не кажется, что он и Арлетта были любовниками? Во всяком случае, на картине они выглядят именно так.

Иеремия развернул книгу к себе и в свою очередь долго вглядывался в репродукцию.

– Может быть, может быть… – Он пожал плечами. – Тогда, в двадцатых, не было таких ограничений и барьеров, как сейчас. Все влюблялись во всех.

– Но если Гидеон был влюблен в мою бабушку, и если он нарисовал этот двойной портрет, тогда, быть может, это тот самый музыкант, которого Арлетта любила до того, как выйти замуж за вашего дядю?

– Да, – согласился Иеремия. – Скорее всего, вы правы.

– Вот это да! – Бетти бросила еще один взгляд на исполненное благородства лицо чернокожего мужчины, которое внезапно показалось ей смутно знакомым. – А знаете что?.. – добавила она, вновь придвигая книгу к себе. – Я, кажется, уже где-то видела этого человека… Нет, я почти уверена, что видела! Это не его портрет выставлен в Национальной галерее?

– Нет, нет, на том портрете изображен совершенно другой мужчина. Правда, он тоже чернокожий, а все негры…

Иеремия усмехнулся, и Бетти бросила на него сердитый взгляд. Прежде чем он успел произнести то, что́, как ей казалось, было у него на уме, она воскликнула:

– Знаю! Я вспомнила, где я его видела! Среди вещей бабушки была старая программка джазового концерта, который должен был состояться в двадцатом году в одном из ночных клубов! Там были фотографии музыкантов… Сэнди Бич и братья Лав!.. Ну конечно! Это не кто иной, как Сэнди. Он еще играл на кларнете в Южном синкопированном оркестре.

– В каком оркестре?

– Во всемирно известном. Этот оркестр выступал даже перед нашим королем. В свое время Южный синкопированный был популярен не меньше, чем «Битлз».

Иеремия Уорсли недоверчиво взглянул на нее. Казалось, он очень сомневается в том, что она может знать о джазе что-то такое, чего не знает он.

– Одна моя подруга обещала собрать сведения о музыкантах этого оркестра. Сегодня вечером я с ней ужинаю… – Бетти почувствовала, как в ней закипает азарт. – Это именно то, что мы искали… Ключ ко всему. Еще немного, и мы соберем эту головоломку.

– Ну а Клара Каперс? Какое место она-то занимает в вашей головоломке?

Бетти поморщилась.

– Пока не знаю, но я уверена, что и для нее обязательно найдется место. Как-то она связана с ними обоими – и с Арлеттой, и с Сэнди. Я, кажется, поняла, каким должен быть наш следующий шаг. – Она бросила взгляд на часы. Было уже пять. Времени сделать то, что она задумала, до встречи с Александрой почти не оставалось. Правда, Бетти еще могла успеть, но это означало, что сегодня она уже не попадет в больницу к Джону… Она вздохнула. Ладно, в крайнем случае можно будет навестить его завтра утром.

– Огромное спасибо, что уделили мне время, – протараторила она. – Не дадите ли мне вашу визитку на случай, если у меня появятся еще какие-то вопросы?

– Да, конечно… – Иеремия наклонился к столу, достал из маленькой деревянной шкатулки небольшой картонный прямоугольничек и протянул ей. – Но и вы тоже позвоните мне или зайдите, если вам удастся отыскать вашу таинственную Клару. Иначе я буду плохо спать…

– Обязательно. – Бетти улыбнулась. – Непременно.

– Рад был побеседовать с вами, Бетти. До свидания.

Он сделал движение, словно собирался встать, и Бетти вдруг испугалась, что этот подвиг может оказаться ему не по силам.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, я найду дорогу.

– Вот и славно. – И Иеремия Уорсли со вздохом облегчения вновь осел в кресло, жалобно скрипнувшее под его чудовищной тушей. – Вот и хорошо…


Ресторан «У Джимми» размещался в полуподвале и был большим, грязноватым и невероятно шумным местом, заставленным крытыми «формайкой» столами и пластиковыми стульями, между которыми сновали потные официантки, двигавшиеся с таким нарочитым старанием, словно их снимали на пленку. Остановившись на пороге, Бетти некоторое время оглядывала зал в поисках знакомого «платинового блонда», в который красилась Александра. Наконец она ее заметила и, лавируя между столиками и уворачиваясь от официанток, пробралась в дальний угол зала.

– Привет, – сказала она.

– А, это ты!.. – Положив сигарету в стеклянную пепельницу, Александра поднялась, чтобы расцеловать Бетти в обе щеки. – Значит, ты все-таки получила мою записку. Я рада.

– Я чуть не опоздала. Освободилась только в половине восьмого.

Александра извлекла из пепельницы недокуренную сигарету и глубоко затянулась.

– Ничего страшного. Я бываю здесь почти каждый вечер.

– Как так?

Александра улыбнулась.

– Я вечно забываю поесть и спохватываюсь только часов в семь, когда мой бедный желудок начинает подавать сигнал «SOS». И тогда я думаю: «кле́фтико»[45] спасет меня от голодной смерти! – Она улыбнулась и стряхнула пепел в пепельницу. – Откровенно говоря, я потратила, наверное, целое состояние, покупая в «Марксе и Спенсере» долбаные ингредиенты для долбаного кле́фтико, хотя гораздо дешевле заказать его здесь. Дешевле и удобнее. Во-первых, его буду готовить не я. Во-вторых, при некотором везении, его приготовит настоящий греческий повар. В-третьих, посуду после еды опять-таки буду мыть не я, а это весьма существенно. – Она ослепительно улыбнулась и протянула Бетти меню.