Светлана Кубышкина - Заблудшая

Но он не приходил. Вика старалась побольше спать, чтобы подавить голод и жажду. Но сон шел плохо, был беспокойным, и уж, конечно, твердый пол не располагал к приятному засыпанию.

Наконец, Вадим в очередной раз включил свет. Вика уже потеряла счет времени. Она заметила, что контейнера с едой на полу нет. Зато мучитель принес целую бутылку воды и протянул девушке.

– Пей, я не хочу, чтобы ты умерла.

Вика с наслаждением выпила все до дна.

– Вадим, – спросила она, отдышавшись, – давай договоримся. Я согласна выполнять все твои требования, только, пожалуйста, сними наручники и вообще, создай мне человеческие условия.

– Ты не пожелала жить в человеческих условиях. Я ведь тебя предупреждал.

– Я все поняла, осознала. Пожалуйста!

– Да нет. Этого не может быть. Ты – наивная дура, которая верит всем с первого взгляда. Я не такой. Верить тебе не намерен. Я сломаю тебя полностью. Ты будешь говно мое жрать, и только тогда, может быть, я отпущу тебя с наручников, но не от себя. Ты – моя кукла. А с куклой можно делать все, что угодно.

– Меня будут искать.

– Кто? Кому ты нужна?

Вика промолчала. Не стоило выдавать своего новоприобретенного родственника, вдруг он и вправду поможет.

– Скажи, а где Анатолий?

– В этом доме вопросы задавать могу только я. От тебя принимаются умоляющие просьбы о пощаде и слова любви и обожания в мой адрес.

– Я поняла.

– Ладно, – Вадим сел, – я расскажу тебе. Это никакой не секрет. Анатолий жив, но наказан. Может я и злодей, но не убийца. Он – мой отец.

Вика от удивления раскрыла рот.

– Да. Он работал на меня. Такой себе семейный подряд. Знал, конечно, все знал, и не задавай глупых вопросов. Но до тебя никто не сопротивлялся. Все бабы, которые приходили за наркотой или за деньгами, были покладистые и выполняли любые условия. Трахались за дозу и уходили. Ты – показалась мне чистой и не искушенной. Я решил подчинить тебя себе, хотелось девушку из нормального мира. Но такие со мной не станут жить. А ты – податливая как пластилин. Захотелось слепить идеальную женщину. А отец не принял этого. Я и так зол на тебя из-за  ментов, явно, что наговорила им много лишнего. А тут еще побег.

Он замолчал.

– Где он сейчас? – тихо спросила Вика.

– В деревне. Я, когда узнал, что он тебя отпустил, впал в такое бешенство, что сразу отправил его подальше отсюда. Стал тебя искать. А когда навестил его в деревне, услышал, как он говорит с твоим врачом по телефону. Отобрал, конечно. Он не хочет, чтобы я сидел. Будет держать язык за зубами. Но мы навсегда потеряли доверие друг к другу. Я просто привожу ему все необходимое в дальнюю деревушку, куда даже автобусы ходят раз в сто лет. Пусть наслаждается одиночеством, раз не хочет жить со мной.

– А где твоя мама?

– Этого я не знаю. Никогда ее не видел. Бросила, когда я был еще малявкой. Ладно, и так много тебе рассказал. Сделай-ка лучше минет.

Вика напряглась, но повиновалась. Она осторожно, стараясь думать о чем-нибудь  постороннем, довела его до оргазма и села на свое место.

– Да, ты явно не в ударе. Раньше бывало лучше. Но я тебя перевоспитаю, не переживай. Станешь нежной, как шиншила.

– Тебе делала минет шиншила?

– Ах, ты еще и шутишь. Ну значит, явно требуется жесткое перевоспитание. Погоди-ка.

Он вышел и через минуту вернулся с большой кожаной плеткой.

– Ну-ка, приготовь мне свою прекрасную задницу.

– Вадим, нет, пожалуйста. Я сделаю все, вот все, хочешь еще раз, только не надо бить, пожалуйста!

Вадим замахнулся и стеганул ее по телу. Вика вскрикнула, плетка прожгла штаны, но пальто, которое она так и не удосужилась снять, немного смягчило удар.

Мучитель, раззадорившись, бросился к ней и насильно стянул штаны до колен. Он поднимал плетку и раз за разом наносил ей удары по нежной белой коже. Вика кричала и плакала, от боли перехватило дыхание так, что мольба о пощаде застряла в горле.

Насытившись ее криками, насильник забросил плетку в дальний угол и, прижав своим телом плачушую девушку к полу, вошел в нее. Медленно двигаясь, он начал говорить:

– Не плачь. Ты ведь будешь послушной игрушкой? Если сделаешь все, как я скажу: снимешься в фильме завтра, хорошо сыграешь, правдоподобно, – я не буду тебя больше бить. Мне надо много денег. За натуральность хорошо платят. Завтра я приведу сюда нескольких парней, и они тебя по очереди отымеют, хорошо? Ох, как представлю картинку…  – он задвигался активнее и выстрелил оргазмом прямо в лоно своей жертвы.

– Мы устроим тут настоящую оргию, – прошептал насильник, застегивая ширинку, – а пока отдыхай.

Он выключил свет и ушел. Вика рыдала. Кричала на всю комнату. Звала на помощь, истерила, но никто ее не слышал. Похоже, звукоизоляция была очень качественная. «Боже, лучше бы мне умереть! Забери меня, Господи, только не надо завтрашнего дня, убереги от предстоящего кошмара! За что мне это все? Такое бывает только в страшных фильмах! Это все не со мной! Не со мной!» – от слез глаза слипались, и Вика постепенно уснула.

Проснулась в холодном поту. Все тело неимоверно болело. Но самое страшное было впереди. Вика села, подогнув, под себя ноги и тихо заскулила. Что было делать? Скоро придут мучители. Она точно не отдастся им. Решительно сжав кулаки, девушка почувствовала себя готовой на все. «Я умру, пофиг. Пусть бьют ногами, пусть что хотят, то и делают. Я не буду с ними спать. Изнасилуют, блин, да. По-любас. Только рейтинги поднимет и продаст подороже. Что же делать? Что делать?». Долго перебирая варианты, девушка решилась до последнего драться, плеваться, кусаться. Пусть лучше ее изобьют до беспамятства, чем она будет чувствовать всю жестокость и развратность своего положения. После этого нервы немного успокоились. Все тело трясло, зуб на зуб не попадал. Но в сердце, как кремень, стояла уверенность – умереть, но не сдаваться.

Потянулись долгие часы ожидания страшной участи. Ужасно хотелось пить. В туалет сходила тут же в углу. Ни о каком аппетите речи, конечно, не шло. Вика меняла положение тела, чтобы не сильно затекало, разминала руки, ноги, чтобы быть готовой к отчаянному сопротивлению.

Постепенно в голове воцарялся порядок, пришла самоуверенная решительность, что она, словно Джеки Чан, сможет раскидать всех обидчиков по стенам и сбежать. Только вот жажда становилась невыносимой, да нестерпимо воняло испражнениями.

Вика легла и задремала. Буквально через мгновение сквозь сон послышался скрежет открываемого замка. Она тут же вся собралась, сжала кулаки, почувствовав себя упругой пружиной, готовой выстрелить прямо в морду врагу. Сердце бешено колотилось, стремясь вырваться наружу и закричать «Помогите!», но делать этого нельзя. Просто кусаться и царапаться. Такого ни один мужик не любит. Тогда ее начнут бить по щекам и отключат от этого беспредела.

Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел солдат спецназа в полном обмундировании. Он оглянулся, и, заметив, что кроме девушки в комнате никого нет, поспешил к ней. Глаза ее безумно расширились, она искренне не понимала, кто это? Очередная ролевая игра в жертву и насильника? Где камера, свет? Или все-таки ее спасают?

– Вы в порядке? – спросил солдат сквозь ткань балаклавы.

– Пить, – попросила Вика.

Солдат кивнул и увидел на руке девушки наручник, уже порядочно изодравший кожу запястья. Сделал успокаивающий жест рукой и устремился к выходу. Вика закричала:

– Нет, не оставляйте меня! Я боюсь!

– Сейчас я принесу отмычку.

Вика села на пол. «Неужели? Неужели это все? Их взяли?», – она тихо заплакала. Когда вернулся солдат со связкой ключей, беззвучные рыдания сотрясали тело девушки. Он расстегнул замок наручника, помог подняться и осторожно повел Вику наверх. В доме никого не было. Они вышли на улицу, у порога ожидала скорая помощь. Вика влезла внутрь, выпила предложенную бутылочку воды, улеглась на кушетку, укрывшись пледом и, беспрестанно вытирая слезы, поехала туда, куда вез ее спасительный автомобиль.

Через несколько минут они подъехали к больнице. Фельдшер, не задавая вопросов, взял девушку под руку и повел в приемный покой. Там, на кушетке, сгорбившись и спрятав лицо в руки, сидел дядя Андрей. Он поднял голову на звук, и Вика увидела красные заплаканные глаза. Она и не думала, что столь взрослый мужчина может плакать.

Андрей встал, подошел к племяннице и обнял ее, стараясь прижать к себе всю, целиком, он вдыхал запах ее волос, и девушке было ужасно стыдно, ведь три дня, проведенные в подвале, оставили на них весьма неприятный оттенок. Андрей провел пальцами по голове, по щекам, отстранил ее от себя:

– Никогда, слышишь, никогда я больше тебя никуда не отпущу. Хочешь ты этого или нет! Я обещаю защищать тебя, не обижать! Ты сможешь заниматься всем, что душе угодно. Ни в чем не будешь нуждаться. Только живи. Рядом, чтобы я мог нести за тебя ответственность, чтобы я видел, чтобы у тебя все хорошо. Слышишь? Ты меня слышишь?

Вика беззвучно рыдала. Она хотела спрятать заплаканное лицо на груди дяди, но тот крепко держал ее за обе щеки и смотрел в глаза.

Она кивнула. Только тогда его крепкие руки отпустили голову племянницы и перебрались на хрупкие ладони девушки. Взяв ее за пальцы, он легонько потянул их на себя. Врач, все это время находившийся в комнате, прочистил горло и произнес:

– Андрей Борисович, Виктории надо пройти в палату. Вас проводить?

– Я сам, спасибо, – он потянул девушку к лифту. Тот медленно ехал вниз, а Вика чувствовала, что эта сильная мужская рука, действительно, сможет обеспечить ее защитой на всю оставшуюся жизнь. От ровных волосатых пальцев исходила какая-то нереальная мощь, будто они могут развести все тучи над ее бедной головой. «Пусть! Пусть командует: что мне есть, куда ходить? Лишь бы быть в безопасности, чтобы никто не бил. Пусть все страшное останется в этой стране. Я уеду, уеду!». Двери лифта лениво раскрылись. Двое вошли внутрь. Андрей нажал на кнопку третьего этажа.