Сашке стало смешно, она едва сдержала улыбку, но Инга не отставала.

 — Смейся, смейся, я посмотрю, что ты запоешь, когда он тебя начнет Эй называть во время секса, поверь мне, в этом мало радости.

 — Слушай, скажи, зачем ты наврала, что Илюшка не его сын?  — задала вопрос в лоб Сашка, у которой почему-то сразу поднялось настроение.

 — Так он и не его,  — удивленно посмотрела на нее Инга,  — я от своего тренера по фитнесу залетела, как оказалось, кстати, гнида редкостная. Так странно, мы предохранялись, хреново видимо, а с Ромкой нет. Я сама не знала, что Илья не Ромкин, Яланский после родов как с ума сошел. Нянчился с ним, носился, если бы мог, и грудью бы его кормил, тошно смотреть было. Я сразу хотела няню нанять, а он нет и все, меня с ним возиться заставлял, а меня от одного вида какашек выворачивало. А потом Илья заболел, и все открылось. Пришлось Олегу денег дать на тест, чтобы потом Яланского в узде держать, что в случае чего тот может отцовство оспорить. Разве тебе Роман не рассказывал?

 — Не успел, — уклончиво ответила Сашка, — да и я не то, чтобы интересовалась. Он любит Илью. И я тоже его люблю, — добавила после паузы. Инга метнула странный взгляд, но промолчала. С чего она вдруг стала такая покладистая? Сашку так и подмывало спросить, но осторожность подсказывала, что лучше помалкивать, хватать в охапку мальчика и выметаться, пока та не передумала.

Саша с разрешения Инги прошла в комнату Илюши и стала вместе с ним собирать чемодан. Малыш так торопился, что забрасывал вещи клубками, и у Сашки снова защипало в носу. Когда они вышли в прихожую, Инга стояла в двери гостиной.

 — Передавай Яланскому привет. И вспомни меня, когда он назовет тебя Эй.

 — Не назовет, — Сашка перехватила чемодан и крепко сжала руку Ильи, — потому что Эй — это я.

Инга поджала губы и хлопнула дверью, Сашка спохватилась, что та на прощание даже не взглянула на сына и… облегченно вздохнула. Илюшка тянул ее за руку, она едва за ним поспевала. Поджидавший их Анатолий приветливо поздоровался с мальчиком, тот радостно защебетал, и Сашка поняла, что они знакомы, но размышлять, откуда, сил у нее уже не было.

В машине ехали, крепко обнявшись, малыш прижимался к Саше всем тельцем, а она терлась об его макушку и попеременно целовала то в нос, то в щечку, он довольно щурился и прижимался еще сильнее. Анатолий помог занести чемодан в лифт, и Сашка поспешила отпустить парня. Дверь оказалась открытой, Илья вбежал первый, и стало ясно, что мальчик здесь не впервые.

В прихожей стояли знакомые мокасины, в гостиной горел свет, Сашка вздохнула и прислонилась к стенке, а из гостиной уже бежала ее счастливая, взъерошенная девочка.

 — Мама, папа приехал!

Саша подняла голову, в дверях, опираясь рукой о проем, стоял Роман.

Его взгляд жег напалмом, но при виде мальчика губы Яланского дрогнули, он присел и широко развел руки в стороны.

 — Папа! Меня мама забрала! — Илюша бросился к нему на шею, Роман схватил его в охапку и прижал к себе, спрятав лицо в светлой макушке.

 — Сынок! Я так скучал…

Сашка быстро прошла в кухню, в горле пересохло, она попыталась налить воды и увидела, что у нее трясутся руки, она даже не может удержать бутылку с водой.

 — Дафка, смотри, это моя маффина!  Садись пр-рокачу! — донеслось из холла, и в это время крепкая рука накрыла ее руку, наклоняя бутылку над стаканом, а потом точно так же помогла поднести стакан к губам.

 — Спасибо, — пробормотала Сашка, расплескивая воду и отступая к спасительной стенке, — дальше я сама.

Она не могла заставить себя посмотреть на Романа, на его лицо и такие отчаявшиеся, потерянные глаза. Интересно, у нее такие же? Ей показалось, что щелкнула входная дверь, а Роман смотрел на нее словно под гипнозом, ничего не замечая. В кухню быстрыми неслышными шагами вошел Олешин и захватил Яланского локтем за шею, Сашка лишь тихонько охнула.

 — Саша, этот мудак в самом деле тебя изнасиловал? Одно твое слово, и я сверну ему шею. Говори,  — он стиснул локоть, и Сашка в ужасе протянула руки.

 — Все… все не совсем так. Не надо, не делайте этого, пожалуйста…

Но вместо того, чтобы забиться в конвульсиях, Роман вдруг легко стряхнул руку со своей шеи и сказал с досадой:

 — Отец, опять эти твои идиотские шуточки! Зачем ты ее пугаешь? Саша,  — он шагнул к ней и, очень вовремя подхватив под руки, усадил на стул, — садись сюда. У Станислава Викторовича очень своеобразное чувство юмора.

 — Зато мы узнали то, что нас интересовало, — в отличие от сына — сына?  — и, наверное, Сашки, Олешин выглядел абсолютно безмятежным. — Она как минимум не желает твоей смерти, а это для тебя сейчас практически все.

 — Отец? — потрясенно смотрела на них обоих Сашка. — Станислав Викторович твой отец?

 — А что тебя удивляет, девочка? Или мой сын пустил слух, что он появился на свет почкованием?

 — Хватит, — снова поморщился Яланский,  — ты что, ей не сказал?

 — Решил взять пример с вас обоих. Мне понравилось, — Олешин и себе налил воды и залпом выпил. На шум прибежали дети.

 — Стас!  — Илюшка прыгнул Олешину на руки, тот подхватил его и поднял к потолку.

 — Привет, парень, ты так вымахал за те три дня, что я тебя не видел!

А потом отпустил его и подошел Дашке.

 — Здравствуй, принцесса,  — осторожно протянул руку и провел по длинным, как у Саши, волосам,  — ты знаешь, кто я?

Девочка замотала головой. Олешин указал пальцем на стоящего возле Саши Яланского.

 — Я его папа.

 — Так ты мой дедушка?  — нашлась Дашка радостно.  — Как дедушка Миша?

От этих слов Олешина чуть не перекосило, Роман хмыкнул и качнул головой.

 — А давай пусть дедушка Миша будет дедушкой, а меня ты будешь называть Стас, идет, принцесса? — Олешин удержал ладошки девочки, и они утонули в его широких ладонях, а потом громогласно скомандовал: — Ну-ка, быстро разбирать подарки, видели коробки в холле?

 — Дед Мороз, — снова хмыкнул Роман, отворачиваясь и глядя на Сашку. Она сидела упершись в стол, и только это помогало ей не рухнуть на пол. Роман присел справа, положил руки рядом с Сашкиными, и хоть их пальцы не соприкасались, она чувствовала разряды, искрившие между ними, и Роман это чувствовал, она точно знала.

— У вас разные фамилии, почему?  — спросила Саша Олешина.

 — А это ты у моего сына спроси, зачем он фамилию на материну сменил, когда паспорт получал,  — красивое лицо прорезали морщины, — чем ему моя фамилия не угодила. 

Олешин выдвинул стул и сел напротив сына, теперь они окружали ее с двух сторон, и Сашка могла хорошо рассмотреть обоих. И поражалась собственной слепоте. Подбородок и губы у отца и сына были разные, но глаза, этот прищур, как она могла не узнать? Вот откуда это постоянное чувство дежавю, преследующее ее при общении с Олешиным...

 — Ты бросил нас с мамой, когда мне было три года,  — жестко ответил Роман, — все мое детство тебя не было в моей жизни, что тебя удивляет?

 — Ты родился, когда мне было девятнадцать, Рома, у меня ветер в голове гулял, я ушел в армию, а когда вернулся, все изменилось, я сто раз уже пытался объяснить.

 — Матери было двадцать один, когда ты ушел.

 — Да? — оживился Олешин и даже привстал.  — Сколько тебе было, девочка, когда этот чистоплюй похерил свои обещания и бросил тебя беременную?

 — Восемнадцать, — еле слышно прошептала Сашка, она не собиралась облекать все в такую пафосную речь, как это прозвучало у Олешина. Роман дернулся, словно получил ногой под дых, и закрыл глаза, при этом его пальцы на несколько милиметров подобрались ближе к ее пальцам, Сашка чувствовала это так четко, будто между ними лежал микрометр.

 — Восемнадцать,  — повторил Олешин, словно выносил обвинительный приговор, а потом уже тише добавил. — Легко судить других, сын, пока сам не побываешь в чужой шкуре. Сколько лет я пытаюсь исправить свою ошибку, но ты упорно видишь во мне только врага.

Снова прибежали дети, хвастаясь подарками, и снова Олешин умело их сплавил, поручив Илье научить теперь уже сестру ездить на машине.

 — Почему ты не рассказал, что эта мразь стреляла в тебя, — совсем другим тоном, жестким, резким спросил отец Романа.

 — Лутковский не стрелял, стреляли охранники.

 — Все равно, ты должен был мне сказать. Почему я все узнаю от этой девочки? Почему ты довел до таких крайностей, а не обратился ко мне сразу? Если бы ты мне о ней рассказал, о своей Эйке, разве я стал бы верить каким-то левым пленкам?

 — Я не думал, что ты станешь помогать мне. Я даже тогда не был уверен… Мать уговорила.

 — Потому что Алка в отличие от тебя обладает хоть какими-то мозгами, она позвонила мне, — Олешин говорил, зло, рвано, — у твоей матери на руках были документы о восстановлении семьи, я не мог допустить, чтобы ты навсегда уехал за океан.

Роман поднял на него удивленный взгляд.

 — Да, что ты так смотришь? У меня один сын, Рома, и хоть ты не желаешь носить мою фамилию, быть моим сыном ты из-за этого не перестал.

 — Инга оттого и цеплялась за меня, — продолжил Роман несколько отрешенно, — поскольку вбила себе в голову, что я твой единственный наследник, и мечтала дожить до того времени, когда можно будет добраться до твоих денег.

 — Скажем, я частично ее в этом поддерживал, — несколько извиняющимся тоном проговорил Олешин и бросил беглый взгляд на Сашку, — отсюда и появились те фотографии, девочка, прости меня еще раз. Но коль он уже выбрал себе в жены эту лахудру, я думал, пусть живут, все-таки ребенок растет. Кто знал, что у тебя от него целый выводок…

 — Ты понимаешь теперь, Саша, — Роман заставил себя посмотреть Сашке в глаза,  — понимаешь, что я решил, когда ты показала мне тест? Мне конечно нет оправдания, но я…