– Понятия не имею.

– Любовница нашего шефа, редкая баба! Умная, красивая, талантище, – сплетничал Кузьмич, выруливая на шоссе, – по ней полгорода сохнет. А она с нашим Жмоховым крутит.

– Работает?

– Кто?

– Красавица ваша.

– А как же! В драмтеатре все главные роли – ее. Ирина Савицкая – настоящая актриса, звезда, не чета другим. Ее даже в Москву звали, отказалась. И правильно: как говорится, где родился, там и сгодился. А у нас ее ценят, уважают, даже любят, я бы сказал. Мне кажется, Васька на нее запал, но там ему вряд ли что обломится. С нашим боссом лучше не связываться, дольше проживешь.

...Лебедев аккуратно освободил от ватмана медный лист, один из тех, по которым стучала своим молоточком неугомонная личность. Поставил на гостиничный стол, прислонив к стене, сам уселся напротив, плеснул в стакан прихваченное из Москвы виски, закурил и приступил к изучению дара.

В центре небольшой чеканки пировала дружная парочка – черт и ангел. Из косматой гривы торчали острые рожки, вертикальные зрачки слегка изогнулись, словно плясали, алчно раздувал ноздри горбатый нос, хитро щерился рот, одна когтистая лапа обнимала крылатого отрока, другая чокалась кубком. Кроткий херувим был с бесом на равных. Он тоже спаивал собутыльника, радостно прикасаясь своим кубком к чертову. Эти двое казались единым целым, неразрывной сутью чего-то за пределами испещренной точками меди. Они откровенничали, намекали, бросали вызов, ужасали, ставили в тупик и приводили в восторг. Ничего подобного Лебедев прежде не видел. Ликующее вместе зло и добро шарахало по мозгам, требуя разгадки.

Подсказать ответ мог только один человек. И на поиски его Андрей Лебедев готов был потратить всю оставшуюся жизнь.

* * *

Василий оказался щуплым белобрысым малым лет тридцати, с заспанными блекло-голубыми глазами, тупым подбородком и трехдневной щетиной на бледных щеках – неказистая сонная флегма, похожая на моль. Такому трудно доверить кошку, не то что разыскать человека. Лебедев пожалел о потерянном утре.

– Мне рекомендовал вас Иван Кузьмич, водитель. Знаете такого? – Парень молча кивнул. – Он характеризовал вас как человека энергичного, делового, знакомого со многими в Майске, и уверял, что вы способны раздобыть любую информацию.

– Кузьмич гипертрофирует факты, – усмехнулся малый. – Он вообще увлекающийся мужик.

– Меня интересует дизайнерская фирма Аполлинарии Нежиной. Вам ничего не говорит это имя?

– Пока нет.

– Через пять часов я должен быть в аэропорту, успеете что-нибудь разузнать?

– Попробую, – зевнул Васька. – Где вас найти через час?

– Здесь.

– Договорились.

– Об оплате не беспокойтесь, деньги получите в любом случае. Удачи!

Василий вернулся через пятьдесят пять минут, и по его невозмутимому виду невозможно было понять, успел ли он что-то разнюхать. Лебедев мысленно распрощался с сотней долларов за утраченную надежду найти хоть какие концы.

– Информации кот наплакал, но кое-что есть.

– Слушаю.

– Фирма «Ариадна» по дизайну и отделке помещений зарегистрирована в Москве, юридический адрес: Осенний бульвар, дом семь. Учредитель – Кулешов Олег Валентинович, архитектор из Санкт-Петербурга. В штате двое, включая уборщицу. За четырнадцать месяцев фирма заключила два договора: на отделку коттеджа в поселке Яблоневый, это в трех километрах от Майска, и косметического салона по улице Гагарина. Заказчики остались довольны.

– Не густо.

– Нежина Аполлинария Евгеньевна числилась в «Ариадне» ведущим специалистом.

– Почему в прошедшем времени?

– Фирма ликвидирована месяц назад.

– Адрес Кулешова есть? – Про «специалиста» Андрей Ильич спрашивать не стал, уверенный, что той и след простыл.

– Архитектор продал питерскую квартиру в Кривоколенном переулке и уехал на ПМЖ за рубеж, вроде бы к сыну.

– Нельзя ли точнее?

– У меня был всего час, – сонно моргнула моль.

Лебедев поднялся со стула и подошел к окну. За дешевой нейлоновой занавеской здравствовали согретые коротким летним теплом северяне. Деловито ковыляла через дорогу старушка с пакетом молока в допотопной авоське; из магазина напротив выпорхнула разряженная девица, села в «Тойоту» и укатила; у бровки тротуара беседовала пара толстух, одну из них, ту, что в брюках, уныло дергала за руку девчушка лет пяти; на перекрестке голосовал парень, пытаясь поймать машину, – каждый жил своими заботами, и никому не было дела до проблем залетного москвича. Андрей Ильич достал из кармана бумажник, послав к черту чужую заоконную жизнь.

– Вы, конечно, узнали немало. Жаль, что этими знаниями воспользоваться нельзя. Вот, – протянул зеленую бумажку, – возьмите. Поработали добросовестно, молодец. А мне, пожалуй, пора собираться.

Малый небрежно сунул в карман стодолларовую купюру.

– Все, что я сейчас рассказал, интересным назвать нельзя, хотя и стоит денег, – лениво выполз из кресла. – А дельце рисуется довольно забавным, – и направился к двери.

– Что вы имеете в виду?

Василий тормознул, развернулся на сто восемьдесят градусов и, глядя в упор, заявил:

– История с душком.

– Почему?

– У Нежиной был дед.

– Знаю.

– Он погиб при пожаре.

– И это не новость.

– Я успел навести кое-какие справки, подозреваю, что сгорел другой.

– Сядьте и объясните толком.

– А вы успеете собраться?

– Проблема не ваша.

– Хорошо, – согласно кивнул белобрысый и плюхнулся в кресло. – У меня есть знакомый мент. Поддавали пару раз вместе, потом я как-то его угостил, он и проникся. Наша милиция любит халяву, верно? Так вот, три дня назад мы с ним случайно столкнулись на улице. Я пригласил попить пивка, дескать, жарко, давай охладимся. Он отказался. Что так, спрашиваю, неужто сухой закон воскресили? А этот придурок выдал: четырехпалого ловим, всех на уши, гад, поставил! Небось, говорит, жрет сейчас водку, а у меня с утра ни маковой росинки во рту. Даже по кружке пива не выпить с хорошим человеком, то есть со мной, – пояснил Васька.

– И что с того?

– Здесь можно курить?

– Курите.

Докладчик вытащил из нагрудного кармана красную пачку «Честерфилд», указательным пальцем привычно выбил сигарету, небрежно щелкнул зажигалкой, не спеша затянулся и благодарно кивнул, принимая протянутую Лебедевым пепельницу.

– Я знал четырехпалого с детства, росли в одном дворе. Отчим его как-то по пьяни колол дрова, а рядом крутился пятилетний Сашка. Не помню уже, как было дело, но вместо полена топор рубанул по ноге пацаненка. С тех пор и приклеилась к нему эта кликуха. – Лебедев выразительно посмотрел на часы. – В общем, сдается мне, что в дедовой бане сгорел наш Санек.

– Закручено лихо, – усмехнулся Андрей Ильич, – не хуже, чем в любом детективе. Но вам не кажется, что вы хотите скрестить ужа с ежом?

– Не кажется, – уверенно заявил Василий. Его по-стариковски выцветшие глаза неожиданно потемнели, у рта обозначилась пара не заметных прежде морщин, сонливость и апатию как ветром сдуло. На Лебедева жестко смотрел другой человек. – Жизнь любит выкрутасы, Андрей Ильич, и не мне вам говорить, что чем страннее мысль, тем она ближе к истине. – Он раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. – Сашка звонил мне накануне пожара. Не могу сказать, что мы были друзьями, но общее детство связывает людей покрепче каната, согласны? После школы наши дорожки разошлись, Санек связался со шпаной, я поступил в институт. Иногда случайно встречались, Майск – не столица, потеряться трудно. Бывало, он меня выручал, а бывало так, что и я. Когда Санька получил первый срок, я отпаивал валерьянкой его мать прямо в зале суда. Короче, не дружили, но друг о друге помнили. А вечером, как раз перед этим странным пожаром, он позвонил и сказал, что надо бы потолковать, посоветоваться. Объяснять ничего не стал, просто предложил встретиться на нашей поляне. Есть тут в лесу одно место, пацанами часто там тусовались. Картошку пекли, в карты резались, поддавали, короче, во взрослых играли. Так вот, прождал я почти три часа, он так и не явился. А Сашка при всех его загибонах мужик пунктуальный и обязательный: раз сказал, что будет, – в лепешку расшибется, а объявится минута в минуту. Помню, заявил однажды на полном серьезе, что нарушить его слово может только собственная смерть. Саню иногда тянуло на выспренности.

– Все это очень интересно, – заметил Андрей Ильич, едва сдерживая раздражение, – только при чем здесь бедный старик? Сомневаюсь, что Егор Дмитриевич был знаком с вашим другом детства.

– Поляна, где мы должны были встретиться, находится на опушке леса, в нескольких метрах от сгоревшего дома. Я проторчал там до трех ночи. А в три ноль две, когда злой как черт садился в машину, и загорелось. Сначала банька, после и сам дом. Полыхало, доложу вам, не слабо, как будто подпалили сухое сено. – Василий замолчал, любуясь носами своих бежевых туфель, он явно питал к обуви слабость.

– Это все? – не выдержал Лебедев.

– Через пять минут от дома отъехала «Нива», – и снова заткнулся, продолжая процесс любования.

– Василий, я исчерпал весь лимит времени.

Белобрысый оторвался от замшевых носов.

– С того места, где я сидел, было все видно как днем, огонь освещал не хуже стоваттовой лампочки. Из калитки выскочили двое: женщина и мужчина, о возрасте сказать ничего не могу, но оба довольно шустрые. Женщина села за руль, и они укатили. – Василий выдержал паузу, потом решительно заявил: – Андрей Ильич, скажу честно: единственное, что есть во мне ценного, моя голова. Так вот, готов отдать ее в заклад, что мужик – это покойный дедок.

– Чем обосновано ваше мнение, кроме веры в приятельское слово?

– Ничем конкретным. А только голову даю на отсечение, что так оно и есть. Смылся дед, а Сашка каким-то Макаром на том свете его подменил.

– И сможете доказать?

– Все требует времени и денег, – зевнул умник. – Думаю, что при наличии этих слагаемых картинку нарисовать сумею. А первый штришок уже есть. – Василий слегка наклонился вперед, узкие глазки сузились еще больше, шея вытянулась, отчего небольшая голова оказалась вдруг плоской, и весь он неожиданно стал похож на застывшую перед броском кобру. Внезапная метаморфоза моли в смертоносную змею поразила Лебедева. Андрей Ильич подумал, что впервые за много лет ошибся в оценке человека. – Сгоревшего деда опознала внучка, так?