– Первый.

– Если на второй не поймете, что в этот кабинет не входят без стука, придется с вами расстаться – это первое. Второе – никогда не приближайтесь так близко, не выношу бесцеремонность. И третье – умейте слушать, я просил только кофе, заберите поднос. – Глаза с накрашенными ресницами повлажнели, из левого приготовилась пролиться на нос крупная капля. – Рыданий не терплю, эмоции оставляйте дома. Здесь работают, а не слезы льют. Я изъясняюсь понятно?

– Да, Андрей Ильич, – безропотно кивнула новенькая и ухватилась за ручку кофейника.

– Я сам. – Недовольный босс наполнил чашку, отодвинул поднос. – Уберите. И вызовите ко мне Моисеева, срочно.

– Он в приемной, – пролепетала секретарша.

– Через три минуты пригласите. Это время меня не беспокоить.

Когда бесшумно закрылась дверь, Лебедев отставил нетронутый кофе, пробежал глазами знакомый до последней буквы семеновский отчет, вздохнул, бросил взгляд на часы. Еще полторы минуты, хватит на чашку кофе.

Ровно через три минуты раздался предупредительный вежливый стук, дверь распахнулась, и в кабинет вкатился благообразный колобок лет шестидесяти. Легкая, не по годам, походка, лысый, с иголочки одет, светящийся радостью, гладкий, короткие кривоватые ножки, пухлые ручки, ласковые темные глазки и неожиданно крупный горбатый нос, хищно нависший над верхней губой, – Моисеев Семен Львович, бессменный финансовый директор холдинга, родной дядя Аркадия Олевского, первой из трех букв в звонкой аббревиатуре «ОЛЕ».

В восемьдесят восьмом, когда стало разрешено, что прежде было под запретом, скромный бухгалтер ссудил любимого племянника и пару его друзей кругленькой суммой, предложив новоиспеченным фармацевтам создать кооператив.

– Наступает ваше время, – убеждал Семен Львович под оранжевым абажуром с кистями, – время молодых, так, Софа? – Любовно хлопнул он по пышному заду свою половину, подарившую мужу трех дочерей. – И наше стариковское дело – подсказать правильный выбор. А деньги вернете, когда разбогатеете, так, Софа? – Молчаливая хозяйка в ответ улыбалась и подкладывала оголодавшим гостям форшмак. Согласно кивая, те наворачивали угощение впрок да перемигивались между собой.

Так с легкой моисеевской руки родилась «ОЛЕ», кочуя из года в год по формам собственности, пока не осела в названии ЗАО «Оле-фарма». Шишек за это время набивалось немало: случалось, приятелей подставляли, кидали, грозились стереть в порошок. Удачливая троица – Олевский, Лебедев, Егорин – многим путала карты, но никому не удалось раздавить «ОЛЕ», она богатела всему вопреки. А в двухтысячном, когда молодой холдинг стремительно набирал обороты, погиб вдруг Аркаша, тихий мальчик из интеллигентной еврейской семьи, ставший миллионером благодаря природной смекалке, фортуне и заварухе в стране. Родители, едва живые от внезапного горя, не спускали растерянных глаз с сына, не понимая, зачем понадобился их спокойному чаду проклятый снегоход, сломавший ребенку шею. Тридцатипятилетний красавец с фигурой атлета, проникновенным голосом, синими глазами и темной густой шевелюрой оставил после себя немало подружек, которые искренне о нем горевали, но семьей обзавестись не успел, откладывая это серьезное дело лет эдак до сорока. Наследниками, не знавшими, что делать с сыновними деньгами, стала чета Олевских, готовая отказаться от горького богатства и собственной жизни в придачу ради воскрешения сына. Тогда подсуетился родной брат Розы Львовны: взял над потерянной от несчастья родней опекунство, обязуясь печься до последнего вздоха о каждом из двоих, чтобы наверняка подобраться к трети пакета акций «Оле-фармы». Но не этим был взбешен Лебедев. Свою долю Аркадий заработал честно, и не его вина, что деньги уплывут ушлому дяде, в конце концов, не будь того вечера под абажуром, неизвестно, как сложилась бы и лебедевская судьба. Нет, президент холдинга решил расстаться с финансовым директором из-за более веской причины: Моисеев зарвался и уверовал в свою безнаказанность.

Что Семен Львович, пользуясь доверием, подворовывает, Лебедев заподозрил недавно, столкнувшись как-то случайно с его внучкой в лифте. Девушка забежала на работу к деду показать последние снимки нового дома, подаренного к двадцатилетию любящим дедулей, не удержалась и прихвастнула подарком перед дедовым боссом, в которого тайно была влюблена. Увидев глянцевый фотоснимок, Андрей Ильич понял, что домик тянул на весь миллион. Президент «Оле-фармы» поделился удивлением этой платежеспособностью с вице, но, поразмыслив, друзья-партнеры решили, что вряд ли подобная покупка тайно субсидировалась из их кармана. При моисеевской зарплате рисковать местом и репутацией глупо, а Аркашин дядя глупость считал проклятием, которым Господь наградил человеческий род. «Проклятых» осторожный семит сторонился и на дух не выносил. Однако Андрей Ильич доверял собственной интуиции больше, чем общим рассуждениям, и назначил аудит. Финансовый директор с готовностью подсовывал аудиторам требуемые бумаги, искренне желая помочь. Проверка прошла без сучка и задоринки, с единственным результатом: по чистоте финансовых документов холдинг даст фору любому. А потом случилась история с инвестированием. Согласия на этот проект Моисеев добивался полгода. Сначала охмурял вицепрезидента Егорина, обещая тому золотые горы и давая беспрерывные клятвы в выгодности дела. Он заваливал Евгения расчетами, уговаривал, убеждал, устраивал деловые встречи, ссылался на опыт и нюх, вздыхал, как им всем не хватает смекалистого Аркаши, – Егорин дал согласие. Очередь стояла за президентом. Лебедев отшучивался, что Семен Львович метил в венчурную компанию, а попал к фармацевтам, и отмахивался от занудного прожектера. Наконец поддался веским доводам, дал «добро» на сделку, где «Оле-фарма» впервые выступала в непривычной для себя роли – инвестором строительства лечебно-профилактического санатория в Сочи.

Проект провалился сразу, едва перечислили первые деньги. Подрядчик оказался банальным жуликом и растворился в черноморском воздухе с парой миллионов, не дожидаясь остальных, видно, решил, что лучше иметь синицу в руке, чем дожидаться в небе журавля. Это была пощечина не столько болезненная, сколько унизительная: такой конфуз с «ОЛЕ» не случался давно.

А застрельщик сидел сейчас напротив и, преданно глядя в глаза, сиял улыбкой как ни в чем не бывало.

– Что Софья Марковна, здорова?

– Слава Богу, спасибо, Андрюша.

– Вам ведь, кажется, двадцатого октября будет семьдесят, Семен Львович?

– Так, и что? – насторожился юбиляр. – Вашей памяти позавидовать можно, дорогой Андрей.

– Давно по жизни рядом идем, многое друг о друге знаем. Память здесь ни при чем.

– Не скажите, Андрюша! При таком объеме информации, каким вы владеете, держать в уме еще день рождения скромного старика – редкое качество. Этим могут похвалиться далеко не многие люди вашего ранга, я так думаю, да.

– А я – нет. – Лебедев смотрел в упор на самонадеянного лицемера, вздумавшего держать «Андрюшу» за лоха. В ушах зазвучали слова начальника службы безопасности, бывшего подполковника ФСБ Семенова: «Не верьте вы ему, Андрей Ильич, тот еще жучила! Я его хорошо помню: в девяностом наши ребята раскручивали одно дело, там он и засветился. Пусть скажет спасибо, что в стране бардак начался, а то узнал бы, где раки зимуют. Все думает, умнее других, финансист хренов!» Тот разговор имел потом продолжение, итогом которого стали интересные факты, нарытые все тем же дотошным Семеновым. Вице-президент, ознакомившись с семеновским отчетом, присвистнул:

– Это – джокер, Андрюха! – полез за сигаретой в карман, глубоко затянулся, помолчал и невозмутимо добавил: – Аркашкины родители совсем плохи, дышат на ладан. Роза Львовна собирается составить завещание в пользу брата. Я вчера у них был, заскочил на пару минут после работы. Так она мне все уши прожужжала, какой Сема заботливый: предлагает нотариуса домой привезти и самому оплатить все расходы, – задумчиво стряхнул пепел. – Львович, конечно, хитер как лиса, но труслив. Не боясь банальных сравнений, добавлю: как заяц, – задумчиво посмотрел на партнера и вкрадчиво спросил: – Давно мы зайцев с тобой не травили, а?

Президент холдинга решил перейти к делу без экивоков.

– В память о прошлом, Семен Львович, не буду с вами темнить, – протянул кожаную папку. – Вот, почитайте внимательно. Я пока кое-что просмотрю, – и уткнулся в документы на столе.

Моисеев, принимая тисненую обложку, натянуто улыбнулся:

– Вы слишком молоды, Андрей, чтобы думать о прошлом. Это приходит на старости лет.

– Читайте здесь, – сухо бросил Андрей Ильич, пресекая попытку подняться.

По мере того как финансовый директор знакомился с содержимым папки, его одутловатое лицо окрашивалось в различные оттенки красного цвета – от нежно-розового до багрового. Этих красок вполне бы хватило художнику изобразить закат. Незаметно наблюдая за бывшим наставником, Лебедев подумал, что того хватит удар, и мысленно приготовился к появлению в кабинете посторонних людей в белых халатах. Наконец Семен Львович закончил чтение, прикрыл папку, кашлянул. Звук был деловой и спокойный, так прокашливается лектор перед лекцией или школьный учитель, готовясь осадить болтунов. Лебедев заподозрил, что с мыслями о врачах поспешил.

– Так, и что вы собираетесь делать, Андрей Ильич? Отдавать меня под суд? А может, лучше, как в тридцать седьмом: к стенке без разговоров? – Стараясь держать спину прямо, напротив сидел уверенный в себе пожилой человек, держался с достоинством, выглядел превосходно, и только подчеркнуто спокойный голос да характерная интонация выдавали тщательно скрываемое волнение.

– А что скажете вы, Семен Львович?

Моисеев равнодушно пожал плечами.

– Блеф, бред, клевета – годится для нежных дамочек с нервами, но не серьезных людей. У вас, милый мальчик, нет никаких доказательств. Самое большее, что можете себе позволить, – так это уволить меня. Но я, к вашему сведению, не собираюсь никуда уходить. – Наглый старик развалился на стуле, откровенно издеваясь над собеседником. – Мне всего семьдесят, я полон сил, энергии, желания работать. Есть опыт, знания, хватка, вам не обойтись без меня. К тому же не забывайте, мои дорогие, – перед вами будущий совладелец ваших активов, да.