— Да. Я прекрасно понимаю, — широко улыбнулся он, потирая руки. — Пришло время работать.

— Я не работаю на тебя! — взревел я. Слова вырвались изо рта, как пушка. — А теперь убирайся!

Он не сдвинулся с места. Негодяй не сдвинулся ни на дюйм, его руки медленно скользнули в карман костюма за тысячу долларов, и он начал расхаживать по крыльцу. Я смотрел, как он взял пиво, которое я открыл, прежде чем выйти сюда, и медленно поднес его к своим губам.

— Ты будешь работать на меня, и вот почему, — небрежно сказал он, поставив пиво на перила. Его голос был жутко спокойным, в огромном контрасте с грохотом ниже. — До твоего маленького инцидента получается, что ты задолжал мне деньги. На самом деле много денег.

— Я выпишу вам чек, — вмешался я, на что он только засмеялся.

— Не думаю, что ты вполне понимаешь концепцию. Так что позволь мне сделать это для тебя. Ты можешь думать, что ты на вершине, потому что у тебя есть несколько миллионов, спрятанных в банке. Это всего лишь мелочь, которую мы делали за день. Ты когда-нибудь задумывался, почему ты можешь позволить себе такое место?

Вообще-то у меня были мысли об этом, но, как и все о прошлом, я просто отпустил это.

Очевидно, это была большая ошибка.

— Причина, по которой мы могли позволить себе такое дерьмо, как этот дом, в котором ты стоишь, и сумасшедшая огромная яхта, которой я владею, потому что мы никогда не держим все в одном месте. Мы держим наши деньги скрытыми от посторонних глаз Большого Брата. Это работает. Или, по крайней мере, до тех пор, пока ты не решил потеряться на два года, оставив после себя огромный долг и никого, кроме меня, чтобы убрать после тебя. А я ненавижу беспорядок.

— Сколько? — я стиснул зубы.

— Пять миллионов долларов.

Я старался не выдавать свои эмоции, заморозить свое выражение, усмирить свой темперамент.

«Какого черта я ввязался в это?»

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросил я.

— Видишь ли, это сложная часть амнезии, не так ли? Но думаю, я всегда мог бы пойти к твоей прекрасной девушке и спросить. Она была и тогда, не так ли? Как ее звали? Эверли? Она была горячей штучкой, если я правильно помню.

Он, очевидно, не звонил. Он смотрел – ждал подходящей возможности огорошить меня этой информацией – и теперь знал, что нажал нужную кнопку, чтобы заставить меня вздрогнуть. Правильный нерв, который может привести меня к обрушению. Я понятия не имел, кто этот человек и на что он способен, но исходя из того, как Эверли кричала при одном упоминании его имени и его маниакального смеха, я не рисковал.

— Что ты хочешь? — спросил я, зная, что он получил меня. Зная, что я сделаю все, чтобы держать Эверли в безопасности, даже если это означало отказ от всего.

— Ты всегда был немного чувствительным, когда дело доходило до нее, — сказал он с озорной усмешкой на лице. — Ты вернешься на работу, как хороший маленький мальчик, и мы больше не будем говорить об этой амнезии. Никто никогда не должен об этом слышать. Что касается твоих клиентов, ты отправился в длительный отпуск после очень травмированного пребывания в больнице, и теперь хорошо отдохнул и готов сделать как можно больше гребаных денег.

— И когда они узнают, что у меня нет навыков брокера, и потеряют каждый собственный пенни? — спросил я, каждое слово отрывисто выходило как темный звук, погружая меня глубже в ад.

— Они не могут отличить свою голову от своей собственной задницы, поэтому я буду тянуть все струны. Как только они обнаружат, что их любимый Август Кинкейд, наконец, вернулся, твои любимые клиенты рванут к нам с распростертыми объятиями, и мы будем наводнены таким долгим бизнесом, что не будем знать, что делать.

— Значит, я всего лишь твоя марионетка? — спросил я, и мои глаза потемнели, когда он облегченно засмеялся.

— Да. Видишь ли, ты всегда была лицом, а я – мозгами. Люди меня не очень любят, поэтому я и привел тебя на борт. Ты, с хорошим внешним видом и полезными идеями. Ты был именно тем, что мне было нужно. Люди поверили тебе, когда ты сказал им, что заработаешь им деньги, даже когда мы слепо их ограбили. И удивительная часть... они просто продолжали возвращаться.

Его хладнокровное спокойствие, когда он говорил об ограблении людей и их жизненных сбережений, было жутким. И то, что я однажды помогал ему сделать это, с такой же улыбкой на лице, заставило меня почувствовать тошноту.

— Ты знаешь, что входная дверь открыта? — голос Эверли пронзил напряжение, когда мои глаза широко распахнулись от паники. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ее шаг во внутренний дворик, ее лицо было улыбающимся, пока она не встретила глазами Трента, а затем все, казалось, исчезло из нее, как вода, вытекающая из сита.

— Что он здесь делает? — буркнула она, ее слова были едва слышны из-за стиснутых зубов.

— Ничего, — сказал я, застыв на месте, наблюдая, как она смотрит на него с другого конца комнаты. — Он просто пришел в гости.

— Он пришел в гости? — повторила она, в ужасе обращаясь ко мне. — И ты позволил ему войти?

— Эверли, так рад тебя видеть, —Трент улыбнулся злорадно, заставив мои кулаки сжиматься.

«Я еще не проверил, нравится ли мне бить кого-то в морду, но думаю, Трент казался хорошим кандидатом, чтобы попробовать это».

— Почему бы тебе не пойти наверх и не подождать, пока я попрощаюсь со своим старым другом, — сказал я спокойно, даже когда ярость и паника скрутили и перевернули кишечник, заставляя меня чувствовать беспокойство.

Она застыла, когда мое предложение пронзило каждый ее нерв. Все, что я хотел, чтобы она была как можно дальше от Трента. Я просто хотел, чтобы она была в безопасности. Я всегда хотел, чтобы она была в безопасности.

Увидев, как она стоит так близко к этому мужчине, окутанная страхом, заставило меня задуматься. В спешке, чтобы защитить ее – ее реакция сказала мне, что я произнес одну вещь, которая заставила ее почувствовать себя не в своей тарелке.

— Что ты только что сказал? — прошептала Эверли, одинокая слеза скатилась по щеке. Я видел, как ее доверие рассеивается, отступая, когда она сделала несколько шагов назад.

Мой взгляд устремился к Тренту, который наблюдал за всем нашим разговором с выражением развлечения, нарисованным на его гребаном лице. Затем он сосредоточился исключительно на Эверли, как она попятилась от нас, его взгляд медленно бродил по ее телу, и я взбесился.

— Пожалуйста, наверх. Сейчас, — она вздрогнула от моих резких слов, повернулась к двери и побежала. Я слышал, как ее рыдания раздаются с лестницы.

— Я хочу, чтобы ты ушел. Убирайся из этого дома, уходи, — сказал я, не утруждая себя взглядом в его сторону.

Трент подошел к слайдеру и остановился.

— Я попрошу моего секретаря позвонить тебе в понедельник. Не разочаровывай меня, Кинкейд. Ты можешь не помнить, но я не веду себя любезно с теми, кто должен мне – даже если этот должник случайно был моим другом.

— Мы не друзья.

— Мы позаботимся об этом. Убедись, что скажешь Эверли, что я попрощался… и позаботься о нашей девушке... не хотел бы, чтобы с ней что-то случилось.

А потом он исчез. Я услышал, как хлопнула входная дверь, прежде чем побежал вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, чтобы найти ее. Я остановился перед главной спальней. Это было последнее место, где я ожидал ее найти, но Эверли была неподвижна, стояла рядом с двуспальной кроватью, глядя на незаконченный проект, который я еще не показал ей.

— Что это? — спросила она, сосредоточившись на черных рамах, разбросанных по всей кровати.

— Поздний подарок на день рождения. Я хотел снова придать комнате жизнь. Когда снял все фотографии и положил все в коробку, комната потеряла так много. Она потеряла свой свет. Я подумал, что это даст ей гораздо больше.

Ее пальцы проследили ближайшую картину – крупный план наших лиц, когда мы целовались. Оригинальный портрет был намного более эротичным, взятым из одной нашей ночи, когда мы фотографировались во время занятия любовью, но я обрезал его, потому что любил ее выражение – подавляющая потребность, которая, казалось, поглощала ее. Это само по себе было эротично.

— Но почему здесь? Почему в этом месте? — продолжала она, ее голос был отдален и сдержан.

— Здесь были хорошие воспоминания. Я хочу снова их возродить.

Ее глаза охватили многочисленные рамы, взяв дюжину картин, которые я выбрал для нас, прежде чем Эверли молча передвинулась по комнате. Остановившись на голом пятне на стене, где краска была немного тусклее, она смотрела на квадрат, где стояла последняя фотография. Слезы начали течь по ее лицу.

— Ты такой же, как он. И я закончу так же, как она, — всхлипнула она в свои руки.

— Нет, нет, нет. Мы то, что мы делаем сами, Эверли. Разве ты не видишь, что наше прошлое не имеет никакого отношения к тому, кем мы являемся сегодня.

— Ты ошибаешься, — воскликнула она, покачав головой. — Это уже происходит. Я вижу, это уже начинается.

Теперь она расхаживала по комнате, ее глаза запылали, когда я попытался следовать за ней.

— Что видишь? Что ты имеешь в виду?

— Почему он здесь, Август? Расскажи мне! Что Трент делал здесь?

Я открыл рот, чтобы ответить, но остановился, мой предыдущий обет остался верным. Я бы сделал все, чтобы сохранить ее в безопасности. Даже если это означало отказ от моего собственного будущего.

Даже если это означало отказ от всего.

— Я не могу этого сделать, — сказал я мягко.

— Не можешь или не хочешь?

— Это имеет значение? — спросил я, чувствуя, как мое сердце вздрагивает от каждого ложного слова.

— Нет, — признала она, ее взгляд упал на пол, как и все наши надежды и мечты. — Но я не могу быть здесь, если он вернется в твою жизнь. Я не смогу. Этот человек однажды разрушил нашу жизнь. Я не буду стоять и смотреть, как он делает это снова.