— И он согласился, да? Согласился забыть меня, друзей, забыть всех?

— Да пойми ты… Он долго приходил в себя. Сначала звал тебя, требовал телефон. Но со временем понял, что мы правы, что так будет лучше. Он всегда был из другого мира, не твоего, Варенька… Пожалуйста, не преследуй его: у него своя жизнь, у тебя — своя. Вам было хорошо в детстве, но оно давно закончилось. Пожалуйста, не мешай ему…

— Не буду, не волнуйтесь!

Вижу в ее глазах огромное облегчение, она даже шумно выдохнула, и лицо расслабилось.

— Умница! Спасибо, дорогая. Ты обязательно найдешь свое счастье. Встретишь хорошего парня, простого, доброго, заботливого. Выйдешь замуж, нарожаешь детишек… Вернешься в наш город… Ты ведь так хотела, как бабушка, работать в школьной библиотеке…

Пытается меня обнять, а я отшатываюсь в сторону. Не могу поверить, я просто не могу в это поверить…

Я многое хочу ей сказать, очень многое. Но молчу. И не потому, что боюсь или стесняюсь… Мне стыдно за нее, стыдно за него, мне стыдно за себя. Как такое могло случиться? Как люди, которые так любили друг друга, оказались совсем чужими? Это ведь предательство — самое страшное, когда предают родного, близкого человека. Но я никогда не была для их семьи ни близким, ни родным человеком. Я себе все придумала!

Никита выходит из зала, хмурится, видя со мной тетю Олю. А я готова петь от радости, что он тут. Значит, все будет хорошо! Подходит ближе, обнимает за плечи, я уже привыкла к его объятиям и понимаю, как сильно мне будет их не хватать, когда вернемся домой.

— Все хорошо?

— Нормально! — улыбаюсь.

— Никита, нас не представили друг другу. Я — Ольга Владимировна Исмаилова, мама Станислава, друга Вари. Вы не представляете, какая для нас честь находиться здесь! Мы так счастливы, что Стас попал в финал со своей работой… Он и в следующем году будет подавать…

Боюсь посмотреть на Леднева, зачем она так распинается перед ним… Это так… унизительно.

— Я не участвую в голосовании, — обрывает тетю Олю на полуфразе. — Ни я, ни мой отец не выбираем победителей. Мы лишь финансируем фонд, а решения принимает ученый совет. Варя, — смотрит на меня, — идем.

Берет за руку и уводит обратно в зал. Не представляю, что было бы, не приди он за мной… Наверное, я бы ей все-таки сказала…

— Выяснила, что хотела?

— Выяснила!

— Награждение закончилось, сейчас будет ужин и развлекательная программа…

— Я в номер хочу, отдохнуть… Извини… Сегодня такой день…

— Ладно.

— Нет-нет, ты оставайся…

— Я хочу здесь быть примерно так же, как и ты.

Забираю клатч со стола.

— Уже уходите? А банкет?

— Поужинаем в другом месте. Пока, пап.

Леднев-старший смотрит на нас так, словно о чем-то лихорадочно думает… но потом улыбается.

— Конечно! Хорошо погулять, молодежь!

— Он всегда такой? — Слова сами вырываются прежде, чем успеваю закрыть рот. — Я имею в виду… Прости…

— Вообще-то нет. Никогда раньше не обращал внимания, кто со мной. Забудь о нем…

Проходим мимо Стаса, он о чем-то разговаривает с Юлей. Увидев меня, дернулся было навстречу, но словно на барьер наткнулся. Стоит такой растерянный и… чужой?

— Слушай, тебе необязательно совсем меня провожать, я сама…

А он вдруг наклоняется и быстро целует меня. При всех! Здесь столько людей! Здесь Стас! Стою ошарашенная, даже не знаю, что сказать…

— Обязательно!

В лифте какие-то иностранцы спрашивают у Никиты, где им лучше поужинать в городе. Ну да, теперь его слова про мой слабоватый английский кажутся не такими уж несправедливыми.

— Уверена, что хочешь остаться в номере?

— Я точно не хочу обратно.

— Тогда переодевайся во что-то удобное и теплое. На улице прохладно.

— А куда…

— Тебе понравится, обещаю.

В этот раз я поверила ему сразу.

Джинсы, кроссовки, рубашка и джемпер! Как же приятно снова оказаться в привычной и любимой одежде. Платье прекрасное и туфли красивые, но ничто не сравнится с удобством и комфортом. Выхожу из номера. Никита уже ждет меня, он не стал переодеваться, просто поменял пиджак на свитер.

— Готова?

На первом этаже шумно, слышна музыка, чей-то смех. Иду мимо. Пусть все, что там было, там и останется. Я просто хочу оказаться как можно дальше от этого места, от Стаса. Я каждый день думала о том, что отдала бы все, лишь бы он остался жив. Ведь я так люблю его! Люблю? Любила? И он жив, но словно это не он, незнакомец… Сегодня самый странный день в моей жизни. Я не чувствую ревности к его девушке, после поцелуя Никиты во мне даже улеглась боль от слов тети Оли. Наверное, боль вернется. Может, снова будет депрессия, а я не смогу справиться с ней сама. Может, мне придется звонить психологу… Но это будет потом.

Садимся в машину. Я не знаю, куда мы едем. Ник с кем-то переписывается в телефоне, а я смотрю в окно. Здесь, и правда, красивые бульвары, столько деревьев. Не ожидала от столицы.

— Это Храм Христа Спасителя? — рассматриваю огромную белую церковь. Никогда не видела ничего подобно.

— Да, мы почти приехали, — Ник, наконец, отвлекается от сотового.

— Нам сюда?

— Чуть дальше, тут рядом причал.

И правда, набережная. Выходим из машины, а я жалею, что оставила в номере телефон. Такие фотки можно было бы сделать…

— Ты шутишь?! — смотрю на красивый белый катер — он небольшой, совсем не прогулочный теплоход, который ходит у нас по реке.

— Боишься воды? Укачивает?

— Нет, конечно. А куда мы поплывем?

На катере двое мужчин: один, наверное, капитан, а второй? Ник явно знаком с обоими, здоровается с ними за руку.

— Я решил, тебе понравится небольшая водная экскурсия по городу. Мы улетаем утром, не успеем особо посмотреть. А это наш гид.

Знакомлюсь сначала с ним, а потом и с капитаном. А потом… потом мы плывем по самому красивому городу, что я видела. Я столько всего читала про эти исторические места, просто не верится, что я здесь.

…Катер тихонько покачивается, мотор заглушен. Стоим где-то в районе Парка Культуры, тут очень тихо. Мы с Никитой вдвоем на палубе.

— Почему журналистика, а не истфак?

Ник откуда-то достает бутерброды и бутылку вина. Вот тут-то понимаю, какая же я голодная! Нормально ела последний раз в самолете. Самолет? Неужели это сегодня было? Столько всего произошло.

— Ну, мы в школе делали газету, мне нравилось. А почему спрашиваешь? — вгрызаюсь в бутерброд. Кайф! Вкусно-то как.

— Ты пол-экскурсии слушала Лешу с открытым ртом, — подает мне вино. — А когда он начал рассказывать про пожар в Храме Василия Блаженного, думал, ты расплачешься…

— Спасибо! Я… Мне очень тут нравится, даже не представляла, что вот так может быть.

Уже темно. Надеюсь, ему не видно, как у меня щеки горят. Не знаю, как еще сказать, что мне очень, очень хорошо с ним.

— Ты так забавно смущаешься, — гладит пальцем мои губы. — Подойди ко мне.

Наверное, это из-за вина и от пережитого сегодня стресса. Конечно. Сама я не могу его так целовать. Бесстыдно, жадно, даже грубо. А он не торопится, сдерживает меня, заставляет сбавить темп, и это сводит с ума! Медленно целует, очень медленно, будто пробует вкус, пьет меня, а я взорваться готова.

— Тш-ш-ш, не торопись… — наклоняется ниже, чуть прикусывает кожу на шее. — Не торопись.

Руки сами забираются сначала ему под свитер, а потом под рубашку. Какой горячий! Вздрагивает, смотрит на меня, а потом вдруг подхватывает под попу и сажает на какой-то выступ. Притягивает к себе так близко, что я ощущаю его всего…

Он больше не сдерживается: стаскивает с меня джемпер. Чувствую, наконец, прохладу разгоряченной кожей, а его руки уже под рубашкой на моей груди. Подаюсь вперед. Ближе, еще ближе. Хочу, чтобы он касался меня везде. Сжимает ладонями грудь, а меня дрожь пробивает. Он больше не останавливает меня, позволяет вытворять такое…

Ветерок на груди, черт, рубашка расстегнута… когда? Плевать… Сердце, кажется, бьется где-то в горле… Какая у него гладкая кожа, горячая… Ощущаю под ладонями мышцы спины, целую шею. Как же вкусно он пахнет! Вдыхаю его запах, хочу навсегда пропитаться им. Руки сами соскользнули на живот, и уже не сдерживаю тихого стона — какой пресс! Не хочу останавливаться, ладони цепляют пояс джинсов. И чувствую, как напрягается его тело. Ловит мои руки, чуть отстраняется.

— Пора возвращаться!

Голос хриплый, глухой. Совсем не голос Айса.

Пытаюсь привести себя в порядок. Руки плохо слушаются, с третьей попытки не могу пуговицу застегнуть. Никита справляется лучше и быстрее, с его одеждой уже все нормально. По нему вообще не скажешь, что пару минут назад… Подходит ко мне, мягко отводит руки. Сам застегивает пуговицы, помогает надеть джемпер. А я пытаюсь что-то сделать с волосами. Тут темно, и зеркала, конечно, нет, но я уверена, что моя идеальная прическа больше похожа на воронье гнездо. Снова чувствую неловкость, но не такую сильную, как тогда в коридоре. Словно я привыкаю, словно вот так и надо, так правильно! Ни в коем случае! Варя, это Никита Леднев, это Айс. Таких, как ты, у него еще десяток будет, если не больше. Просто сейчас он почему-то с тобой, но завтра все изменится.

Ругаю себя, пытаюсь пообещать, что больше не поцелую его. Ну, конечно! Да, ты влипла, Варя! Влипла так, что только сейчас, спустя пару часов на катере, ты по-настоящему вспомнила о Стасе. О Стасе, который был для тебя чуть ли не смыслом всего. Стасе, который оказался жив и вполне благополучен. Шок прошел, и ты понимаешь, что сердце не разбито. Предательство Стаса болезненное, ужасное, отвратительное, но ты его переживешь. Пусть не сейчас, но со временем точно получится. А вот как ты переживешь уход Никиты?