Юлия Чеснокова - Зачётный профессор

— Опять будешь грызть подушку? — попыталась уколоть Ника, но Костя, знавший истину, сдержал язвительное отражение.

— К счастью, предыдущее было не при мне, да и тирамису до вас далеко.

— Ты мастер комплиментов, — заперла деканат женщина, привычно прощаясь с работой, хоть и немного раньше, чем сегодня рассчитывала.

— В тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году ученые Олдс и Милнер на крысах доказали, что удовольствие — это первостепенное желание у живого организма… Они научили животных нажимать кнопку, стимулирующую отдел мозга, который подаёт наслаждение организму, и крысы, забывая есть и пить, жали на неё, пока не умирали… Разве это не страшно?

Двое сидели под козырьком среднестатистической столичной забегаловки, развернувшись спинами ко входу в заведение и глядя на то, как разошелся ливень, стекая с навеса буквально в половине метра от них. Иногда капли добрызгивали, заставляя медленно отсыревать от ног и выше и зябнуть, но Ника заказала глинтвейн и, грея о него руки, лишь иногда отпускала кружку, чтобы взять кусочек пирожного и закинуть в рот. Костя, слушавший её по большей части, и смотрящий тоже по большей части на неё, а не на дождь, смирился с тем, что гастрономические вкусы утолит не в этот раз. Еда была хотя бы горячей, и то спасибо.

— Но люди никогда так не сделают. У нас есть инстинкт самосохранения.

— У животных тоже. Просто у нас есть разум, и именно он заставляет останавливаться людей.

— Классно, миссия разума, оказывается, в том, чтобы мы отвлекались на пожрать, дабы не сдохнуть от удовольствия! Я начинаю понимать, почему дураки более счастливые люди… — покачал головой Костя. Они засмеялись.

— Дураки беззаботнее и легкомысленнее, но я не назвала бы это счастьем.

— А в чем, по-вашему, состоит счастье? В отсутствии страданий?

— Нет, — уверенно отсекла Ника, — если бы отсутствовали страдания, тогда не существовало бы и радости. Это принцип закономерности. Если не с чем сравнить, нечему противопоставить, не отчего отличать, то не существует и самой вещи — она безгранична и безраздельна, а если что-либо не имеет начала и конца, то оно внепространственно и вневременно, стало быть — не существует. Нет, счастье — это другое…

— Что же? — настаивал Костя.

— Умение. Это умение находиться в подобном состоянии, радоваться даже самому малому, не когда очень здорово, а именно когда нет страданий. И в эти мгновения нужно уметь ими наслаждаться. Дураки этого не умеют. Им плохо от скуки, от безденежья, от недостатка внимания и от того, что птицы летают, а они нет. Они не понимают жизни, а понять жизнь — это счастье и страдание одновременно. На мир нельзя смотреть без грусти, но через грусть должна просвечивать улыбка.

— Тогда я умный, — цинично и самодовольно заявил Костя, допив через силу чай с корицей и отставив чашку так, что она даже отъехала по столику, — потому что я сейчас счастлив. Мне нравится этот момент. Момент настоящего, когда не думаешь о прошлом и не мечтаешь о будущем.

— Ты понимаешь, — одобряюще кивнула Ника, — именно. Миг, в котором нет лишних мыслей, ничего не гнетет, не тянет, заботы не тревожат, а несбыточное не волнует. Краткая реальность, что всё есть, пока она не оборачивается воспоминанием или осознанием иллюзорности.

— Я дочитал Фромма, «Искусство любить», — откинул назад локти парень и оперся на них. Машины по улице проезжали в безопасной дали и не обливали их из образовывающихся луж. Перед разноформенными фарами изморось мерцала, как снежинки. Сумерки достигли той стадии, когда город приобретает синюю гамму и желтые фонари лишь подчеркивают монохромность пейзажа. Ника отвлеклась от точек грязи на ботинках и посмотрела на своего студента. — Там было описано примерно то же самое, о погружении в настоящий момент, только называлось это «любовь», а не «счастье». Вам не кажется, что это взаимозаменяемые термины? Или даже разные синонимы одного и того же?

— Возможно, что счастье — это любовь к жизни, — увильнула Ника от опасного сравнения, — и как тебе эта книга?

— Забавная, — с критической иронией пожал плечами Костя, — местами она очень смахивала на Библию, изнасилованную Фрейдом, и создавалось ощущение, что рукой Эриха глаголил Иисус. Сначала он проповедует любовь к партнеру, а потом пытается затащить в любовь ко всем, доказывая, что любить одного — это не уметь любить правильно. А потом мудрит с любовью к себе и её отсутствием. Я так до конца и не понял, как себя нужно любить так, чтобы это устроило проклятого психоаналитика. Итог очень соответствовал вашей фразе «хочешь любить — люби». Отличная глубина мысли для монографии! Только если ей поддаться, можно докатиться до шведской семьи, а то и безразборчивых любовных связей. В финальных строках автор указывает и сам (оправдывается, наверное, зная свои недочеты), что многие считают, что разговоры о любви в наше время — суть проповедь, и нынче любить по-настоящему могут только безумцы. Однако ж он не согласен, и любить можно и нужно. Жаль он уже умер, ради него я бы организовал премию Капитана Очевидности.

Отсмеявшись и вытерев глаза от слез, Ника поаплодировала Косте, пожалев, что не он главный рецензент философского издательства и признав, что её чувство юмора по сравнению с его, действительно, никуда не годится.

— Но, веришь ли, наш Владимир Петрович советует то же самое. Что надо любить всех людей, и тогда научишься любить кого-то одного. А он очень мудрый человек.

— Но помимо этой полно других концепций, и ни одна из них не установлена, как истина в последней инстанции, и мы вольны выбирать, так? — Костя проследил, как руки Ники освободились от кружки и она принялась стряхивать замеченные крошки с брюк. — Я бы тогда всё же выбрал ту, где любить надо одну. Единственную. А человечество — гори оно синим пламенем! Может, мне ещё Бен Ладена обожать? Пока не изведутся дебилы и преступники, я распыляться не намерен.

— Как минимум, нужно любить достойных, — от прохлады Ника потрясла плечами, опустив руки вниз и зажав их между колен.

— Достойных чего? — на скорости пронесся спортивный автомобиль, и они бессознательно повели за ним взглядами.

— Достойных любви, естественно.

— И кто же это будет определять?

— Каждый сам для себя знает, я думаю, — Нике захотелось отстраниться, почему-то молодой человек показался ей находящимся слишком близко.

— А я достоин, как вы считаете? — Женщина сдержалась, чтобы не поёрзать. Что ему сказать? Он красивый, молодой, состоятельный и умный. Разве это всё не делает его достойным? Один в нем минус — он тихая, но замечательная дрянь. Может ли один большой минус перевесить другие плюсы? Ника ощутила, как её лицо без разрешения расплывается в искусительно-кокетливую улыбку. Да какая же он дрянь? Мальчик мечтает быть таковой, и создаёт старательно свой выдуманный образ, и всё же благородства в нем, пожалуй, куда больше, чем в том же Тимуре.

— И ты опять спрашиваешь обо мне?

— Да, о ваших чувствах.

— Трудно быть достойным того, чего пока — или уже, — не существует, — ухмыльнулась Ника, рассчитывая на то, что этот раунд выиграла, но в этот миг Костя сделал обводной маневр. Его рука как-то прокралась за её спину и, поднявшись к затылку, притянула к себе, попав прямо губами в губы. Достав свои руки, она поспешно попыталась оттолкнуть парня, но тот впился намертво, захватив её поцелуй непредсказуемым штурмом. Побрыкавшись, Ника вцепилась в его куртку и дождалась, когда он сам оторвется. Костя тянул и медлил, прежде чем закончить начатое. Пространство между ними вернулось, и сантиметры позволили глазам встретиться на приличествующем расстоянии.

— Если вы о чем-то не знаете, это не значит, что этого не существует.

Он не просил её номера телефона и не назначал следующих встреч. Он проводил её до подъезда и, поцеловав ещё раз, сказал «я позвоню». У Ники не было сомнений, что он знает её контактные данные, но сомнения насчет того, что он всё-таки позвонит — были. Зачем звонить, если можно прийти на лекцию и там увидеться? Для его поползновений достаточно этих коротких живых свиданий, а переговоры по телефонам уже тянут на зачатки отношений, о которых Костя не произносил ни слова. Он хотел её чувств, но для какого-то своего самоудовлетворения, а ни чего-то долгоиграющего, Ника была уверена, поэтому уговаривала себя не ждать этого звонка, не хотеть этого звонка.

Костя, уезжая на съёмочную площадку, уговаривал себя, что его обещание должно остаться только обещанием. Он же находится на позиции мерзавца, но что-то свои вредные, ядовитые и токсичные привычки он где-то подрастерял. В чем в последние дни, по отношению к своему чудесному беззаботному прошлому, убедился. Пообещав с Тимуром друг другу доказать, что женщины влюбляются в определенный типаж, они, кажется, невольно поменялись ролями. Тимур всё-таки, как бывалый повеса, попытался затащить даму в постель, а Костя, как страдающий рыцарь, бродит за ней без каких-либо претензий. Зло, пробудись, проснись и восстань! Парень уговаривал свою, как он думал, внутреннюю сущность, но из недр Везувия души, полного коварства, никто не отозвался. Вымерли там все что ли?

В студии он был особенно злораден и язвителен с коллегами, даже грубовато ответил оператору и выпустил несколько граничащих с хамством подколов в сторону партнёрши по эпизоду. Никто не принял близко к сердцу, и это задело ещё больше. Сцепиться было совершенно не с кем, а больше всего хотелось с Баскаевым, но того не было в сегодняшнем кадре. Костя почувствовал, как держит в кармане мобильный, водя большим пальцем по экрану. Это что ещё за отдельная от мозговой деятельности жизнь конечностей? Нет, Нике он не будет звонить. Иначе, какой он вообще подлец?

Именно поэтому первым позвонил Тимур, чьего звонка Ника, признаться, не особенно ждала. А если ещё честнее, вообще забыла, что он может позвонить снова. Следующий день был заполнен тщательными стараниями отвлекать себя от задумчивости, и она с двойным трудолюбием и усердием вела лекции, но вечером поняла, что слишком суетится и попыталась успокоиться. И раздался рингтон сотового.