Интересное направление принял их разговор, не отнять. И малопонятное. Не растерявшись, однако, потому как за годы работы и не с таким сталкивалась, Алена тут же ухватилась за эту идею.

— Так мой внутренний голос и говорит, что вам обязательно надо пройти это обследование, Марина Семеновна! Так что не будем спорить уже с моей интуицией, договорились? — подмигнула она старой женщине.

А та неожиданно внимательно и пристально глянула на нее, так глубоко как-то, из-под светлых бровей, даже пронзительно, почему-то заставив пробежать по затылку Алены непривычный и непонятный холодок.

— Не обманываешь? — с каким-то странным, если честно, интересом, уточнила Марина Семеновна. — Нутром чувствуешь?

Странный подбор слов, если бы кто-то спросил мнение Алены. Но сейчас было важно не ее впечатление, а необходимость уговорить пациентку.

— Нутром, — кивнула она. — Именно нутром. Так что, поехали? — решила не терять времени.

— Что ж, давай, если так, — как-то совсем неожиданно согласилась Марина Семеновна. Подозрительно даже, после двух дней безуспешных уговоров и вдруг так…

Хотя, может, ей просто внимания хотелось, чтоб побегали вокруг? Мало ли, причуды у пожилых и не такие бывали. Не желая упускать удачу, Алена тут же вызвала медсестру с креслом-каталкой и сообщила лечащему врачу.

— Вот и правильно, Марина Семеновна. Это вы верно решили, — подбодрила она пациентку, уже выходя из палаты, чтобы толпу не создавать и не мешать готовиться.

— Надеюсь, что не пожалею, — без особого оптимизма отозвалась та, с подозрением косясь на молодого лечащего врача, казалось, искренне благодарного Алене за помощь. — А ты ко мне вечером еще зайди, детка, — добавила Марина Семеновна, глянув в ее сторону.

— Хорошо, — пообещала, не желая ей настрой сбивать, и пошла дальше.

Ему не стоило этого начинать. И Алену трогать тем более не стоило. Но вчера был настолько паршивый день, да и вся последняя неделя хр***вая настолько, что как головой не двинулся?! Вот и накрыло… или, точне, сорвало все с тормозов, то, что давным-давно пометил у себя в мозгах табличкой «не лезь — убьет». Только он ее или она его доканает? Загадка.

И все же, несмотря на отвратно-поганые дни, ему не стоило смотреть в сторону Алены с какими бы то ни было поползновениями. Они не пересекающиеся линии. Даже не параллельные… Просто два разных мира. И нечего ее тянуть даже в тень от своего. Просто лишнее. Алене в его реальности делать нечего. Ради бога! Она дожила до тридцати шести лет, ни разу и правил дорожного движения не нарушив! Да, Николай по своим каналам проверял. Ничего. Абсолютно законопослушная, и от налогов никогда не уклонялась, он и там узнавал. Целиком посвятила себя медицине, многого добилась своими силами и умом. Не зря Машуня, сестра Коли, с ней сдружилась сразу: два сапога пара. Две святоши, епт!

Коля был на другой стороне. В полной тени. Может, и не увяз так глубоко, как Петр, но и того, что за плечами имел, с лихвой хватило бы не на один круг пекла. И по фигу, что законник, адвокат… Поэтому же и знал, что да как провернуть. А Фемида что? Она слепа, ей все равно, главное факты правильно подать, чтоб не придраться. Это он умел лучше многих, потому и был так успешен, что даже Петр…

Ладно, к черту брата! Итак достал за эти дни. Еще и сейчас думать о том, что узнал о махинациях Петра против родных, не хотел. Гори оно все синим пламенем! Пожалуй, Коля впервые понимал в чем-то Машу, его реально мутило от понимания, в чем они столько лет «варятся» и чего своими руками наворотили. Потому и потянулся к Алене вчера, видимо. Она всегда для него казалась глотком чистого воздуха. Оттого и не позволял никогда себе приближаться, четко выдерживая дистанцию.

Он вообще не особо стремился с женщинами сближаться или душу кому-то выворачивать. Не его принципы и подход. Даже с бывшей женой не откровенничал: у них было взаимовыгодное сотрудничество. Этот брак помог ему продвинуться в карьере и снять все вопросы в семье, отчего Николай так тянет с женитьбой и детьми. Да и бывшей жене на руку семейная жизнь пошла — она прилично улучшила свое материальное состояние. Секс иногда, когда лень метаться, а тело разрядки просит — удобно. В остальном они друг другу не мешали. Партнеры. Никаких чувств. И развелись так же спокойно, когда оба пришли к мысли, что партнерство себя изжило.

Он тогда уже знал Алену… и не это ли способствовало накоплению раздражения на жену и остальных ситуативных пассий?

Х**н знает! Видит бог, Николай не хотел об этом размышлять! Иногда он испытывал раздражение на сестру, что та себе такую подругу нашла — все в Алене словно притягивало Николая, взывало к чему-то слишком глубинному внутри него, малоосознанному… Жизненно необходимому…

И это было самым опасным. Потому что Николай не был никогда рыцарем или героем. И близко не про него. Наоборот, он всегда был грубой и жестокой скотиной, только сверху прикрытой попытками сдержаться и смягчить, навести лоска ради положения и имени семьи, упрятать это в рамки цивилизации и воспитания. Но чем ближе и дороже для него был человек, тем тяжелее Николаю становилось держать себя в руках. Потому что тем больше он боялся потерять этого человека, а вместо этого терял контроль над собой и срывался. А если к этому еще прибавлялся алкоголь…

Офигенная шутка психики. Реальное проклятие, учитывая их семейное суеверие. Впрочем, не то чтобы для таких его заскоков не имелось предпосылок. Их отец бил и мать, и сыновей. Бил хаотично и жестоко, так же срываясь по любому поводу. Потому что любил… Так говорил.

Отец дико ревновал мать к каждому встречному мужчине и иногда доходило до того, что и их, Петра и Николая, называл ублюдками, которых мать нагуляла с выдуманными им любовниками… а ее наказывал за это.

К рождению Маши характер отца поутих. Николай и сейчас не знал до конца, что послужило причиной, но отец перестал рукоприкладствовать. И даже отношения с матерью у них наладились. Впрочем в остальном воспитание осталось таким же жестоким, практически игры на выживание. Отец одобрял соперничество между сыновьями, не вмешиваясь, если возникали драки. А Петр тогда уже вырос достаточно, чтобы пытаться доминировать. Да и методы получения желаемого они с детства усвоили прекрасно. Драки были обычным явлением в их доме.

Маша… Николай ее никогда не бил. Он не понимал, как у Петра рука на младшую сестру поднималась. Но, к своему стыду, сам он достаточно боялся отца и старшего брата, чтобы не всегда вмешиваться или заступаться. За что и сейчас себя проклинал… еще и трус. Только что толку в самобичевании, когда уже ничего не исправить?

Николай был паршивым старшим братом и честно это понимал, пусть сейчас и старался это исправить. Оказался он и ужасным мужчиной.

Это открытие пришло к нему тогда, когда Николай впервые влюбился в однокурсницу, еще в университете. Все было хорошо и прекрасно, они встречались, наслаждаясь молодостью и друг другом… А потом что-то начало меняться. Она устала, ей захотелось идти дальше. Эти чувства не были постоянными, и Николай понял, что ее теряет. Однажды вечером, после какой-то гулянки у друзей, девушка сказала, что не любит больше и рвет с ним отношения…

Его как подменили. Николай знал только один способ удерживать тех, кого любил, тот, что ему все детство показывали… Он утратил контроль над собой на какие-то мгновения, да и алкоголь подогрел. Вспыхнул скандал, оба орали, а потом Николай осознал, что уже схватил ее за плечи и занес руку, чтобы ударить… Он хотел ударить ее. Почти почувствовал, как сделает это.

Потому что просто не знал, как еще повлиять. Последний аргумент слабого? Что ж, видимо, он и был слабаком. Моральным уродом. Мудаком.

Но тогда ему хватило силы воли отпустить уже расплакавшуюся девушку, не причинив вреда. Спасло то, что в ушах тут же зазвучали крики и плач матери, когда ту отец избивал.

Замяли. Он не пытался больше встреч искать, изживал, исторгал ту любовь из себя, заставляя отворачиваться и не видеть, как она уже с другими гуляет и целуется на территории студгородка, разбивал кулаки о тренировочный снаряд в спортзале… Но главное, что не об ее кожу или лицо. А урок запомнил, и правду о своем темном и гнилом нутре не забывал.

Николай менял женщин часто и бессистемно, был грубоват в сексе, но на всех ровно дышал. Специально таких выбирал, чтобы не привязываться, чтобы потерять не страшно. Да и не потеря это.

А потом Маша его с Аленой познакомила…

Нет, все же зря он затеял этот ужин. Зачем еще больше в эту потребность влипать? Становиться от нее зависимым? Самый тупой расклад.

Но вчера, после того, как в пух и прах разругался с братом, обвинив Петра в таких махинациях, про которые вслух и упоминать не стоило, утратил вечный самоконтроль. И когда увидел Алену… Не выдержал, не справился. Ему просто захотелось передышки: поговорить с ней, посмеяться, провести домой, чтобы точно знать, что с этой женщиной ничего не случится. Как пауза. Оазис, полный солнца и душевного тепла посреди его, довольно мрачной и каменистой внутренней пустыни. И ее взгляды, которые иногда на себе ловил, несмотря на все высказываемое вслух недовольство и поддевки, редкие искренние улыбки, полные того, о чем не стоило думать и хотеть…

Так что сегодня… хорошо, он подарит этот вечер себе, ей. Один вечер. Один ужин. Просто разговор. Ничего больше.

Как сильно Николаю ни хотелось бы уложить Алену на любой стол или тот подоконник, у которого они вчера ждали охранника Горбатенко с вещами Маши. Как бы дико он ни желал облизать каждый сантиметр ее кожи, втягивая в себя, оставляя засосы-метки, прикусывая до дрожи… И ворваться напряженным до боли членом, который ломило от страстного и полного похоти желания к этой женщине, в ее такое сладкое, манящее тело, наверняка окажущееся идеальным для него… Вбивать бы себя в нее до предела, сжимая, сминая руками мягкую, упругую грудь, втягивать в свой рот ее вечно улыбающиеся губы, глотая стоны… Хотелось до одурения.