Джасинда Уайлдер - Захваченные

Мне приходится вздохнуть, сглотнуть и моргнуть несколько раз, прежде чем я в состоянии ответить. Боже, я так разволновалась.

— Ты не мудак, Дерек, — я приподнимаюсь на локте. Мои груди укладываются на его грудь. Я уравновешиваю себя с помощью ладони как раз напротив места, где бьётся его сердце. Мои глаза встречаются с его, и я позволяю Дереку разглядеть сумятицу в моей душе – пусть он увидит всё, что можно. — Я не просто разрешила всему случиться, ясно? Я не просто… не знаю… я соучастница? Похоже, это нужное слово. Я хотела, чтобы это произошло. Я брала всё, что ты давал, и возвращала своё взамен. Так что не бери всю вину на себя, договорились?

Он усмехается:

— Ладно, думаю, ты можешь записать капельку вины на свой счёт, — его рука спускается по моему бицепсу. Переходит на талию. Движется вниз, чашеобразно сгибая ладонь у самого низа моей спины, чуть выше задницы, как будто собирается ласкать меня там, но отступает.

Я хочу, чтобы он дотронулся до меня, и я боюсь того, что произойдет, если он это сделает. Мне одинаково волнительно и то, и другое.

— Дерек?

— М-м-м?

— Что же произошло? Здесь, между нами?

— Не имею ни малейшего грёбаного понятия, — его ладонь поднимается к моим лопаткам, большой палец гладит заднюю часть моей шеи, и затем его рука снова спускается вниз, и на сей раз оказывается ближе к моей заднице. — Что-то запретное? Что-то правильное? Я даже не знаю.

Это не то, что я хочу услышать.

— Дерек... Мне нужно… я не могу справиться с этой путаницей. Я не разберусь, если не буду знать. Я… я так долго была обременена заботами. Была сильной и решительной. Принимала непростые решения за себя и за Томми. И всё в одиночку, включая работы на ферме, — я слишком долго наслаждаюсь нашей близостью, и просто не могу расстаться с его прикосновениями. Не важно, насколько я осознаю, что должна чувствовать, особенно если учитывать, о чём я говорю в данный момент. — Я не могу быть ответственной и за это тоже. Я не знаю, чего хочу. Я не знаю, что правильно или неправильно, и даже не представляю, какое принять решение.

— Я нужен тебе, чтобы быть силой для тебя. Ты заслуживаешь этого, — Дерек надолго замолкает. — И ты также заслуживаешь честности, поэтому я скажу тебе – я не уверен, что во мне это есть. Я не больше тебя понимаю, что правильно, а что нет. Даже меньше. Ты получила меня – спотыкающегося о собственные гормоны, желания и потребности, и я не уверен, что у меня есть возможности справиться с этим… даже не знаю. Надо либо дать тебе то, в чём ты нуждаешься и чего заслуживаешь, либо уйти. Я не знаю, что это такое, и не знаю, что с этим делать.

— Дерек…

Он продолжает:

— А ты заслуживаешь лучшего, — долгий вздох. — Лучше, чем такого трахнутого на всю голову, как я.

Женщины находят откровенность привлекательной. Это факт. И я ничем не отличаюсь. Но есть также кое-что об уязвимости, и о том, какие усилия он прилагает, признавая свою уязвимость.

Дерек садится, и я вынуждена покинуть убежище его рук. Что это говорит обо мне: что я не хочу покидать это место, прерывать этот момент? Оставлять этот пруд, и дождь, и этого мужчину рядом со мной?

— Куда ты собрался? — спрашиваю я.

Он гладит свои колени, обнимает их. Мои глаза предательски следуют за широкими очертаниями и изгибом плеч Дерека; пальцы касаются каждого из сотен крошечных порезов и шрамов, пересекающих его спину.

— Первое, о чём ты узнаёшь в стрелковой школе – если не можешь нажать на курок, значит, у тебя нет призвания держать в руках оружие. Когда дело доходит до боя, этот урок является жизненно важным. И… прямо сейчас мне кажется, что этот урок относится к тому, что происходит между нами. Имеет ли это для тебя какой-то смысл? Я не знаю, как выразиться лучше.

Я сажусь, скрещивая ноги и обнимая себя руками:

— Да, думаю, имеет.

— Я не ... как бы это сказать? Я не отталкиваю тебя. Я не принимаю окончательное решение. Полагаю, каждому из нас просто надо выяснить, что мы думаем и чувствуем, чего хотим и каково это, — Дерек встаёт, и мои глаза следят за движением его ягодиц, и как перекатываются мышцы его спины. Он чуть поворачивается, и мои глаза опускаются к его члену, длинному, толстому, свисающему и слегка покачивающемуся. — Чёрт меня побери, Рейган! Как я могу ясно мыслить, когда ты смотришь на меня вот так?

Я отвожу свой пристальный взгляд. Встаю:

— Прости. Я просто… ты тоже красивый, Дерек. Правда.

Он качает головой, с сожалением усмехаясь:

— Накинь на себя что-нибудь. Иди домой и немного поспи.

Я накрываю грудь ладонями, бросаю один последний, долгий, томительный взгляд на Дерека, на его тело, на очевидное сражение в его глазах, и затем заставляю себя отвернуться. Я игнорирую покалывающее тепло от его внимательного взгляда на мою покачивающуюся попу. Притворяюсь, что не для него виляю бёдрами больше обычного. Отворачиваю от него лицо, когда ступаю на мостки, влезая в джинсы и футболку, подхватывая своё нижнее бельё, обувь и носки.

Не оборачиваться. Не оборачиваться. Я заставляю себя уйти, моё сердце бешено бьётся. Моё тело хочет, чтобы я выронила одежду, рванула назад, бросилась на Дерека и сплела свой язык с его, испробовала соль на его челюсти, почувствовала, как трётся его щетина о мою кожу, и ощутила на себе его руки, везде. Моя душа болит, распухает. В ней царит неразбериха, полная чувств, которые, по моему мнению, я уже никогда не собиралась испытывать: заинтересованность, удивление, потребность, желание, страсть, нежность. Эмоции, которые, я думала, умерли вместе с Томом. Моё сердце и разум твердят, что они точно умерли с Томом. И, как только я пересекаю лужайку и вхожу через заднюю дверь в кухню, я признаю, что внутри меня есть конфликт. Эти вещи действительно умерли с моим мужем. Я похоронила их, когда получила сложенный флаг. Каждый оружейный залп из двадцати одной винтовки закапывал их всё глубже и глубже. И моя совесть говорит мне, что они должны оставаться похороненными вместе с Томом. Тем не менее, мои тело, сердце и ум говорят о другом, посылая мне противоречивые сообщения. Это что-то другое, так? Я не притворяюсь, понимая, что моя любовь к Тому не то же самое, что я испытываю к Дереку.

Я имею право двигаться дальше, верно?

Или это предательство моей любви к Тому, моему мужу, отцу моего сладкого, любимого мальчика?

Я поклялась любить и оставаться верной Тому в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.

И смерть разлучила нас.

Что теперь?  

Я не сплю этой ночью. Не могу сомкнуть глаз. Каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу раздевающуюся Рейган. Чувствую её тело, влажное, мягкое и тёплое, скользящее по моему телу. Ощущаю сладость её губ. Чувствую шёлк её груди в своей ладони. Даже шёлк не столь мягок, не столь тонок, пышен и прекрасен, сколь прекрасна её кожа.

Я закрываю глаза и слышу, как она плачет, разбитая, несчастная и растерянная.

Я закрываю глаза и чувствую, как пульсирует сосредоточие её естества, прижатое ко мне, чувствую влажность её промежности и силу её бёдер, обвивших мою талию.

Я закрываю глаза, а моё сердце безумно колотится. Всё тело ломит. Член ноет, пульсирует, болит.

За пару часов до рассвета, натянув, но не застёгивая джинсы, я вываливаюсь из амбара в прохладную влажность росы. Я задыхаюсь, в груди ломит, сердце колотится. В голове картинки с Рейган. Моё тело в огне. Я иду вокруг амбара к задней его части, почти всаживаю руки в его деревянную стену, свесив голову между плеч. Пытаясь прогнать мысли о Рейган, вид её тонкой талии и пышной груди, тёплый жар её губ на моих губах, звук её дыхания.

И не могу.

Моя голова полна её образов, и я – бушующий сгусток жажды, неутолённого желания.

Я облизываю губы и чувствую вкус ее кожи. Закрываю глаза и вижу это выражение нужды. Я вытаскиваю из штанов член и стискиваю всю его напряжённую длину в ладони. Медленно вожу по нему, закрыв глаза, прижавшись лбом к сараю. Представляю Рейган, стоящую на мостках, спина изогнута, грудь выпячена, и она потягивается. Вид её упругой круглой покачивающейся попки, когда она уходила. Снова чувствую её ноги вокруг своей талии, руки, обхватывающие мою спину, и ногти, царапающие мою задницу.

Мой пах горит от острой нужды.

Я в паре секунд от освобождения, когда слышу позади себя шаги.

— Дерек? — её голос робкий, нерешительный.

Я не могу спать. Внутри меня воюют вина и потребность. Я изнываю от жажды. Тело Дерека – это всё, о чём я могу думать. Его мышцы. Его упругая кожа. Его рот на моей груди, ладонь, обхватившая одну из них. Его член, такой большой, такой толстый и тяжелый, и давит на меня. Я не могу спать, думая о нём.

Натягиваю трусы-боксёры Тома, выбранные как самые удобные для домашнего пользования несколько лет назад и футболку. Проверяю Томми, который лежит в кровати на боку и сопит, Баз валяется на полу. На цыпочках выхожу на улицу, босиком бегу по влажной траве, в амбар. Нахожу лежбище Дерека пустым, одеяло валяется в беспорядке, мятое и будто отброшенное. Осматриваю всё помещение внутри, но Дерека не нахожу. Выхожу, обходя амбар и недоумевая, куда бы он мог подеваться. Пока обхожу амбар, тихонько зову его по имени. Я не знаю, на что я надеюсь, не представляю, что скажу или сделаю, когда найду его, я просто чувствую, что мною движет нечто глубоко внутри меня.

Я замираю как вкопанная, когда вижу его. Он стоит, прислонившись к сараю, в расстёгнутых джинсах и с членом в руке. Его поза измученная, сгорбленная, напряжённая. Кулак движется по всей длине члена, и Дерек что-то урчит себе под нос. Когда он слышит мой голос, то останавливается.