— Ты подумал, что ее отец один из твоих… так называемых друзей? Нет, ты ошибаешься.

Глаза Макса расширились.

— Так это чужак? Кто-то из приезжих? — Макс посмотрел на жену, как на шлюху, и она услышала в его голосе брезгливое отвращение.

— Нет. Я всем сердцем любила отца Евы, — ответила она. Казалось невероятным, какое глубокое удовлетворение доставили ей эти слова.

Макс молчал. Отступив на шаг, он смотрел на жену, будто не узнавая ее.

— Как ты самодоволен! Ты, видимо, даже не можешь представить себе, что я могла любить кого-то, кроме тебя… — сказала она.

— Ты не могла любить еще кого-то! Ты моя жена!

— Уже много лет ты не был мне мужем, Макс. Ты сам знаешь это. Вот почему я пила. Вот почему я страдала от одиночества. Все эти годы я была одна, одна, как… Мы уже ничего не значим друг для друга, и нет смысла продолжать весь этот фарс.

— Кто ее отец? — закричал Макс, не желая произносить само имя Евы. Ярость и оскорбленная гордость душили его.

— Ты никогда не узнаешь этого, — решительно ответила Летиция.

Макс поднял руку.

— Если ты хоть раз ударишь меня, я вместе с дочерью сделаю все, что в моих силах, чтобы погубить тебя, — спокойно сказала Летиция.

Макс глядел на нее безумными глазами: слова жены едва доходили до его сознания. Разве это его Летиция? Разве это та послушная, верная Летиция, никогда не смевшая не только угрожать, но даже спорить с ним? Нет, он раньше не видел этой женщины!

— Я намерена списаться с родителями и как можно скорее вернуться в Новую Зеландию. Нашему браку конец! — воскликнула она и повернулась, чтобы уйти.

— Не все так просто, Летиция! Я не отпущу тебя! И я точно не дам тебе увезти Александру и Силию!

Она посмотрела на него, с холодным презрением подумав, как легко можно предвидеть все его слова и поступки. «Нужно идти до конца».

— Девочки уже достаточно взрослые, чтобы решать сами за себя. Да и я тоже. Не отпустить меня ты не сможешь. И не беспокойся — от тебя мне ничего не нужно. Я прошу тебя только об одном — я хочу, чтобы правду о своем отце Евангелина узнала от меня.

Летиция повернулась, забыв, что стоит на верхней ступеньке лестницы. Сделав шаг, она внезапно почувствовала, что под ногами у нее ничего нет. В этот же миг Макс, желая задержать ее, ринулся за ней и попытался схватить ее за руку, но случайно еще сильнее подтолкнул ее. Летиция попыталась удержаться за перила, но наступила на подол платья и, отчаянно вскрикнув, потеряла равновесие.

Онемев от ужаса, Макс смотрел, как Летиция медленно падает вниз по лестнице.

— Летиция… — крикнул он осипшим от страха голосом. Раздался отвратительный глухой удар. Наступила страшная тишина.

Несколько секунд Макс стоял не в силах двинуться с места. Наконец он мотнул головой и бросился вниз по лестнице. Внизу лежало неподвижное тело Летиции. Луна освещала струйку крови, струившуюся из раны на голове. Несмотря на весь выпитый ром, Макс внезапно почувствовал, что совершенно трезв, и остановился на месте, боясь подойти и проверить, жива ли его жена.

Глава 20

Лежа в гамаке, Джордан устало смотрел на струи дождя, срывавшиеся с крыши. До рассвета оставалось не более часа, но уснуть Джордан не мог — он всю ночь силился понять, зачем Ева скрыла от него свое родство с семьей Кортленд. Проще всего было бы предположить, что она лгала из страха, так как знала, что Макс его личный враг. Но и ее собственные отношения с семьей должны были быть, очень сложными, думал Джордан.

Джордан понимал, что у Евы нет почти ничего общего с Летицией и сестрами. Отношения с отцом, как теперь стало ясно, были откровенно враждебными. Джордан не понимал, почему Ева решилась публично обрушиться на отца в своей статье, почему тот на людях набросился на нее. Джордан был всецело согласен со всем, что написала Ева, но хотел понять, что же побудило ее поступить так. Он понимал, что дочь не приемлет жестокого обращения отца с работниками, но он не мог понять, как Ева могла столь открыто взбунтоваться против отца. Не мог он понять и того, почему никто из семьи никогда ни словом не упомянул о ней, почему она воспитывалась у родственников и почему, наконец, называла себя Евой Кингсли.

Джордан вылез из гамака и, остановившись на веранде, стал смотреть на поля. Моросил мелкий дождь. Недели через две каждое семя даст до двадцати побегов, а при обильных дождях и жарком солнце тростник вырастет до десяти футов в высоту. Через год он сможет собрать первый урожай.

Джордан уже собирался снова лечь в гамак, когда его внимание привлекло какое-то движение в тростнике: казалось, будто в темноте кто-то барахтался в грязи. «Должно быть, какое-нибудь животное», — сказал он себе, следя за медленными, неуклюжими движениями, вероятно, животное было больно или ранено. Наконец Джордан решил выяснить, в чем дело, надел сапоги, накинул на себя плащ и, захватив карабин, спустился с веранды.

Вглядываясь в странную темную тень посреди поля, Джордан с трудом шагал по раскисшей почве. Что-то большое и сплошь покрытое грязью шевелилось на земле — что именно, из-за темноты и мороси разглядеть никак не удавалось. Внезапно где-то совсем рядом раздался стон.

— Боже мой! — сказал Джордан.

— Помогите!

Голос был очень слаб. Сделав несколько шагов, Джордан увидел на земле чью-то руку и тут различил в густой грязи очертания человеческой фигуры. Мужчина, лежавший на земле, время от времени стонал, как будто от страшной боли.

— Я помогу вам. Сможете встать? — спросил Джордан, наклоняясь.

— По… постараюсь.

— Кто вы?

— Элиас.

— Элиас… из Уиллоуби?

— Да, сэр…

Джордан попытался приподнять Элиаса. Раздался крик боли. «Это Макс избил Элиаса!» — понял Джордан.

— Я пойду за помощью, — сказал он и подумал, что без носилок не обойтись.

Вскоре Джордан вернулся с Саулом и Ноем. Уложив Элиаса на импровизированные носилки — лестницу с положенной на нее доской, они перенесли его в барак. При свете фонаря Джордан увидел на лице Элиаса многочисленные раны и кровоподтеки. Обе руки сильно распухли, скорее всего, были переломаны, видимо, Элиас закрывался руками от ударов по голове. Глядя, как дрожит и стонет Элиас, Джордан почувствовал, что его переполняет ярость.

— Нужно смыть с него грязь. Отнесем его к реке, — решил Джордан. Канаки бережно подняли носилки.

После этого Элиаса одели в широкую рубаху и мешковатые брюки одного из братьев Занг и осторожно уложили в постель. Все с ужасом смотрели на его израненную спину, свежие синяки и раны на лице. Убедившись, что кисти рук у Элиаса не сломаны, Джордан туго перебинтовал их. Канак с трудом дышал, по всей видимости, у него было сломано несколько ребер: не оставалось сомнений, какому страшному избиению вновь подвергся Элиас.

— Это Макс избил тебя? — спросил Джордан и тут же подумал, что сейчас нужно хотя бы на время оставить беднягу в покое.

Элиас покачал головой. Вдруг глаза его испуганно распахнулись — он вспомнил о случавшемся.

— Молчи, Элиас, не будем сейчас об этом. Помни: здесь ты в безопасности. Как только взойдет солнце, я пошлю в Бабинду за доктором. А пока я ничем больше не могу помочь тебе. Потерпи! От боли помогает ром, выпей немного.

— Мистер Джордан… сэр, я не могу оставаться здесь. Я должен вернуться… к мистрис Летиции, — задыхаясь, прошептал Элиас. Он попытался приподняться, но, застонав от боли, снова упал на постель.

— Элиас, тебе нельзя туда возвращаться. Если Макс узнает, что ты был здесь, он может убить тебя. А за Летицию не беспокойся.

— Ей плохо… очень плохо… у нее рана на голове, сэр….

— Рана на голове? Что случилось?

— Она упала… с лестницы. Хозяин… все это очень странно, сэр, но он не стал помогать ей. Мило Джефферсон., и я… мы вдвоем втащили ее в дом. У нее рана на голове, но хозяин запретил посылать за доктором в Бабинду. Я не знаю… выживет ли она, сэр.

— А что же случилось с тобой? — спросил Саул, понимая, что это еще не все.

— Мило Джефферсон побил меня, сэр. За… — Элиас стыдливо замялся, — за то, что я посмел дотронуться до миссис…

— За то, что помог внести ее в дом? — с недоумением спросил Джордан.

— Нет, сэр. Перед тем, как мистрис Летиция пошла в дом… мы долго говорили с ней, и она пожала мне руку. Мило Джефферсон видел это. Он сказал, что я не имел права касаться белой женщины.

Джордан с отвращением покачал головой:

— Как только рассветет, я сам поеду в Уиллоуби. Посмотрим, что можно сделать. А ты, Элиас, останешься здесь. Для своей миссис ты сейчас ничего больше не можешь сделать.

Джордан ушел в дом и долго мерил шагами веранду. Рассветет еще только через час. Лекси и Силия, конечно, послали бы за доктором, если в этом есть необходимость, но Джордан знал, что последнее слово в этом доме все равно останется за Максом. И, судя по словам Элиаса, рассчитывать на то, что Макс поможет жене, не приходилось…


Уоррен привез Лекси и Силию в Уиллоуби. У запертых ворот прохаживался Мило Джефферсон. Девушки, выйдя из коляски, с удивлением посмотрели на него.

— Что случилось, Мило? Почему ты стоишь тут, как часовой? — спросила Лекси.

Мило молча посмотрел на девушек и открыл ворота.

— А вам, мистер Моррисон, нельзя, — сказал он, преграждая путь Уоррену.

— В чем дело? — вмешалась Силия. — Уоррен мой жених!