– Мелочи не найдётся? – навязчиво тыкал в мою сторону грязной рукой пожилой на вид мужчина.

– Нет, не найдётся.

– Может, хоть сигареткой угостишь? – продолжал грязный старик.

– Ни мелочи, ни сигареты, ничего нет, – раздраженно ответил я.

– Понятно, – протянул старик, – такое же ничтожество, как все.

– Что? Что ты там, грязнуля, промычал? – спросил я возмущенно, искренне надеясь, что ослышался. Только унижений от базарного бомжа мне не хватало.

– Что слышал. Говорю, ты - ничтожество. Ничтожество, то есть от слова ничто. Пустота. – Повторил дед свои слова и съежился, словно ожидая получить подзатыльник.

– Шутки, думаешь, с тобой шучу, – ответил я поборов ступор от такой наглости, – если говорю, что денег нет, так значит, что денег нет. Вопрос закрыт. Лезешь тут со своей философией.

– Это не философия, а этимология, – сказал старик и вжал голову в плечи так, словно оплеуха была неизбежна.

– Иди ты к чёрту.

– Я, может быть, и к чёрту пойду, а ты, парнишка, с Богом ступай. Цени свою жизнь. Она то стоит не дороже суммы в кошельке. Бедняк никому не нужен. За такого и на свечку в храме тратиться никто не станет, – кричал мне вслед бродяга.

Спешил уйти. Почти бежал. Он сам не знает, насколько прав.

Через двадцать минут я стоял в коридоре возле офиса Артёма. На его двери скотчем аккуратно был прикреплен листик с надписью «АРЕНДА». Я решился позвонить. Абонент в сети не зарегистрирован. Вахтер ничего про него не знает. Спешно, говорит, съехал. С обыском к нему приходили, а что искать, когда он съехал со всеми вещами за два часа до обыска, как чувствовал неладное.

Денег никто не вернет. Денег никто не даст. Пойти грабить ларьки или в форточку залезть? Ни первого, ни второго я сделать не смогу. Никогда не воровал. Без спроса брал, а так, что бы воровать, нет, это не про меня. Ещё в детстве забирал лишнее. Когда у родителей на видном месте лежала какая-нибудь купюра, убирал её с глаз долой под скатерть или салфетку, и если никто не хватился, значит это мои деньги, значит они мне нужнее. Без денег я домой не вернусь. В крайнем случае, заложу в ломбарде цепочку с крестиком. Не хотелось бы, но выбор невелик.

Полдень. К этому времени я должен был забрать свои деньги и машину, но в сотый раз убеждаюсь, что строить планы - самое неблагодарное дело. Без гроша в кармане стою на перекрестке Газетного переулка и Социалистической улицы. В другой день обрадовался бы прогулке по этим местам, низкие домики со старинными фасадами всегда вызывали у меня трепет. Двумя кварталами ниже здание Арбитражного суда. Я там был один раз с отцом, когда ещё учился в начальной школе. Ему нужно было срочно забрать какие-то бумажки, а оставить меня почему-то было не с кем. Помню, мы зашли в просторный холл со стеклянной крышей на уровне третьего или четвертого этажа вместо потолка и фонтаном посередине. Видимо когда-то это был дворик-колодец, так как меня сильно удивили балконы, выходящие со всех сторон в помещение. Ещё мне запомнилось многометровое изображение женщины на стене. В одной руке она держала весы, а в другой книгу с надписью «Закон».

– Почему у нее завязаны глаза? – спросил я отца.

– Это Фемида - богиня правосудия, она слепая.

– Зачем тогда ей книга?

Отец рассмеялся.

– Действительно, зачем? Думаю, она ей ни к чему. Видишь, – добавил он шепотом, – у нее весы в другой руке. Так вот, это всё что тебе нужно знать о правосудии. Прав тот, кто больше положит на эти весы. Это и хотел сказать художник, наверно.

Я шел по мощеному плиткой тротуару, оставляя позади улицу Шаумяна, Большую Садовую, узкие переулочки, магазинчики, кафе. На каждом перекрестке предлагают взять с собой кофе. Не отказался бы сейчас от сладкого американо с корицей и сырного круассана, если б только были деньги. Бесплатно ни кофе не возьмешь, ни в туалет не сходишь. Общественных туалетов тут в сотню раз меньше, чем точек с кофе. Точек с кофе больше, но в воздухе запах не кофе, а мочи, и это ещё одна причина, по которой я ускоряю шаг.

Сорок минут пешего пути привели меня к синим воротам со звездой. Проклятое место, куда не хотел бы возвращаться никогда. За бетонным забором, в глубине двора, виднелась моя машина в тени высокой туи. Черный кузов покрылся слоем пыли и рыжими чешуйками хвои. Я вдруг почувствовал себя виноватым… странное, незнакомое ранее чувство вины перед… машиной… Черт тебя забери, – выругался я вслух, – с этого и начинается сраная бережливость нищих. Что дальше? Расплачусь от дырки в носке… Нужно с этим кончать, и чем раньше, тем лучше.

Слева от ворот со звездой серое одноэтажное здание контрольно-пропускного пункта. Дежурный за окошком с решеткой раздраженно посмотрел на меня и продолжил что-то писать в толстую прошнурованную тетрадь.

– Мне пройти нужно, – сказал я в окошко.

– К кому?

– Не знаю. Дорогу помню, а как его звать, не помню. Меня задержали по ошибке…

– Номер КУСП есть?

– Есть, – сказал я неуверенно, – а что это? Мне, собственно, машину забрать со стоянки…

– Тойоту, что ли? Так бы и сказал. Тебе к Архипову нужно.

– Хорошо, буду знать.

– Его нет. Час как разоружился после суток.

– Я не очень во всем этом разбираюсь. Собственно, что КУСПа, что Архипова вашего сто лет бы не знал… Мне нужно забрать мою машину, понимаете.

– Понимаю. Но ничем помочь не могу. Не положено.

– Не начинай, командир… Я, знаешь ли, не пальцем деланый, могу и шефу твоему набрать, если что… – сказал я, достал из кармана телефон и недвусмысленно помахал им.

– Молодой человек, звоните кому хотите, только в сторонке, пожалуйста, не загораживайте мне обзор. И трубку свою мне сюда не суйте. Шеф номер дежурки наизусть знает, если нужно будет, сам наберет, тогда и поговорим.

Пальцы скользнули по экрану. Ещё секунду я решался. Само собой, номера телефона начальника полиции у меня нет. Нужно звонить отцу и просить, чтоб он набрал своему знакомому. А что на это скажет отец, он не любит никого ни о чем просить без острой необходимости. С другой стороны, это и есть острая необходимость. Я размышлял. Шли гудки.

– Да, сынок, слушаю, – громко раздалось из телефонного динамика. Слышавший это дежурный привстал с места и бледный наклонился ухом к окошку. Я отключил функцию громкой связи, приложил телефон к уху и вышел на улицу.

– Привет, пап. Пришёл забрать машину, а мне не отдают. Ещё нога так болит, час пешком шел, денег совсем нет, даже на троллейбус.

– От меня что хочешь? – Грубо спросил отец. Я растерялся, не нашел, что ответить и завершил вызов. Дышать стало тяжело, взмокла спина, пересохло во рту. Не уйду без машины. Нет, сюда я больше не вернусь… Скрипнула дверь контрольно-пропускного пункта.

– Парень, эй, парень, – позвал дежурный, – иди, заявление напиши и забирай свою машину.

– Мне говоришь? – спросил я, понимая, что никого другого здесь нет.

– Ну а кому? Давай, только пошустрее.

В помещении дежурный сунул мне листик бумаги, и я переписал с образца на стенде: «Начальнику полиции, такому то такому, от такого то такого, адрес, телефон, «Заявление» по середине листа», и под диктовку дежурного текст: «прошу передать мне автомобиль модель, марка, государственный регистрационный знак, претензий не имею, подпись дата». Передал листок дежурному, тот его дважды перечитал, ушел, минуту отсутствовал, вернулся, заперся в своей комнатушке. Щелкнул турникет.

– Можно идти за машиной?

– Можно. Проводить?

– Спасибо, не нужно, я найду дорогу.

Десять секунд спустя, я сидел за рулем своей машины. Дрожащей рукой запустил двигатель, тронулся, подъехал к воротам и посигналил. Мне не терпелось скорее покинуть это место, протяжно посигналил снова и снова, пока, створки ворот, дергаясь и дребезжа, не распахнулись, деля красную звезду на две половины. Я вдавил в пол педаль газа, стрелка тахометра трижды ушла в красную зону. Тойота разгонялась, как сорвавшийся с цепи алабай, уверенно, но медленнее, чем мне хотелось бы. Остановился лишь на светофоре через три квартала.

В кармане куртки зазвонил телефон, я свернул в правый ряд, нажал кнопку аварийной сигнализации и остановился. На экране был указан контакт отца.

– Да, слушаю, – холодно сказал я в трубку.

– Машину забрал?

– Забрал.

– Вот и хорошо. Теперь поставь её у меня во дворе, кататься будешь, когда научишься правильно разговаривать с отцом. Ещё раз бросишь трубку, сильно об этом пожалеешь. Ясно выражаюсь?

Я молчал, гневно сопя. Трубку не бросил, но и сказать ничего не мог.

– Ты услышал, что я сказал? – строго спросил отец.

– Да, – ответил я. Он, скорее всего, не один, и в этот момент изображает пред кем-нибудь строгого папашу. – Еду, встречай.

Уже три часа, а я даже не завтракал. Припарковал машину во дворе дома, в котором отец живет со своей стервой. Вышел, осмотрел, наконец, повреждения. На переднем левом крыле небольшая, с ладонь, вмятина, со следами белой краски Газели. Потер пальцем, белая краска исчезала, не оставляя следа. Мелочь, в сущности, но, сколько же из-за неё проблем. Встречаться с отцом не было никакого желания, я отправил ему сообщение: «машина во дворе, ключи у консьержки». Он не перезвонил. Я ушел.

В голове зрел план. Единственный человек, который поймет меня и поддержит в столь сложную минуту – бабушка. Даже хорошо, что всё случилось именно так. Она всегда недолюбливала отца, в карман за словом не полезет, дай ей только повод. Живет неподалеку. Каких-то семь кварталов отсюда, совсем не расстояние для меня сегодня.

Я нажал кнопку звонка справа от двери. Мелодия разлилась птичьей трелью. Спустя минуту послышалось шарканье тапочек, в дверном глазке потух свет, дважды хрустнул замок, скрипнули старые петли, и бабуля вцепилась в меня теснейшими объятиями.