– Ерунда, – ответил я, отворачиваясь и вытирая рукавами слезы, – с лестницы упал. Как ты? Что случилось? Я же не знал, ничего не знал. Ты простишь меня?

– Прощу, если пообещаешь, что больше такого не повторится.

– Никогда, слышишь, никогда не повторится. Клянусь своей жизнью.

– Не надо, не клянись.

– Нет, я буду клясться. Клянусь всем на свете, Богом тебе клянусь.

– Перестань, на нас люди смотрят.

– Пусть смотрят. Пусть все свидетелями будут.

– Не пугай народ. Мне тут ещё лежать. Что они подумают?

– Наплевать. Пусть что хотят, то и думают. Как ты? Как наш малыш?

– Угроза преждевременных родов, но ничего страшного, я под наблюдением врачей. Всё будет хорошо.

– Давай я что-нибудь привезу тебе. Что ты хочешь? Хочешь ролы твои любимые? Тут, наверное, ужасно кормят. Денег оставлю. Заплатишь кому-нибудь, что б лучше присматривали или…

– Шшшш… – прошептала она как младенцу, и приложила палец к моим губам. – Купи гамбургер. – Так же шепотом сказала она. – Большой, самый большой, какой только найдешь, и самый жирный. Хорошо? Три гамбургера. Со мной в палате ещё две девочки лежат. Им на неделе рожать.

– Хорошо, куплю. Хоть тридцать три куплю. А где связь между, ну этим самым, ну родами и гамбургерами?

– При кормлении грудью такая еда запрещена.

– Что ещё запрещено?

– Всё. Почти всё. Проще сказать, что можно. Ещё наслушаешься. Когда в следующий раз приедешь, позвони, я спущусь. Переложи всё в пакет, самый обычный, и сверху чем-нибудь прикрой, салфетками, например, или возьми мне дома шортики, тут ещё топят, очень жарко, и ими прикрой. Здесь с этим строго. Не набирай много, хранить негде.

– Будет сделано, моя госпожа.

Она поцеловала меня в щёку, я скривился от боли.

– Прости, я забыла. – Добавила она на прощанье. – Хотя нет, ты это заслужил, – и поцеловала ещё раз, но я уже не кривился.

Две недели Яна лежала в больнице. Две безрадостные недели одиночества. Раз в три дня привозил ей «запрещенные» продукты. Она велела ждать с контрабандой на улице, и я ждал, по полчаса и больше. Заставлять ждать – известный психологический прием. Его часто применяют следователи. Оставляют в кабинете с мыслями наедине, чтобы гражданин мог глубже проникнуться своим положением, а потом возвращаются и задают те же вопросы, что и полчаса назад, но построенные иначе. Если был честен, то правильно повторишь ответы, а если нет, то легенду уже не вспомнишь, какие-нибудь детали всё равно забудешь. Науку эту Яна знает не хуже любого чекиста, она ещё и преподавать им могла бы.

Ежедневно, по два-три раза, созванивались. Ничего особенного, пустые разговоры:

– Привет, как ты?

– Нормально. А как ты?

– Тоже ничего.

– Что делаешь?

– Лежу. А ты?

– И я лежу.

Потом кто-нибудь из нас делал вид, что не может продолжать разговор: «Ой, извини, капельницу сейчас ставить будут» или «Кто-то на второй линии пробивается, я перезвоню». Иногда Яна рассказывала, что к ним привезли новую девочку, и вот она уже родила и послезавтра их выпишут, а ей лежать неизвестно сколько. Мне сказать было нечего. Не стану же говорить, что быстро кончаются деньги, которых почти нет, или, что коммунальные услуги до сих пор не оплачены. Других событий не происходило. Один день, был похож на другой, как под копирку, и каждая следующая копия бледней оригинала.

Яна позвонила утром двенадцатого мая, сказала, что её выписали, и попросила забрать как можно скорее. Летел как угорелый, остановился у цветочного ларька и на все деньги купил розы. К слову, денег оставалось чуть-чуть, тысячи полторы, не больше, но я рассудил, что беречь их смысла нет, ничего существенного на эту сумму не купишь, а цветы в самый раз.

Она ждала меня на улице. Такая хорошенькая, свежая, красивая. Улыбаясь во весь рот, я шел навстречу, но расстояние, как будто не уменьшалось, и я ускорял шаг, а потом бежал, раскинув руки. Не будь она беременна, я подхватил бы её на руки и кружил бы до одурения, но, подбежав, остановился и, склонившись через спортивную сумку, которая стояла перед ней и живот, едва дотянулся до губ.

Разлука пошла нам обоим на пользу. Я задумался о том, чтобы найти нормальную работу. Живут люди от зарплаты до зарплаты, не жалуются. К тому же на троих детей положены какие-то пособия и скидки, хотя бы на те же коммунальные услуги. Яна наслушалась в палате историй о других мужьях, поняла, что я хоть и не идеальный, но и не худший вариант. На горизонте маячила скромная семейная жизнь, тот самый рай в шалаше. Забрали малышек, вместе ехали домой. Яна сжимала в своей руке мою руку и озорно отводила в сторону глаза, когда я смотрел на неё. Всё наладится. Оставлю их дома, съезжу к бабуле, а уж она с пустыми руками не отпустит. Потом заеду к отцу. Портфель я хорошенько почистил, документы перебрал, лишнее спрятал, копии свидетельств, на всякий случай, заверил у нотариуса. Брошу папе под ноги портфель, скажу, что разыскал воришек, развернусь и неторопливо пойду прочь, ему станет стыдно, окликнет меня, извинится, завяжется разговор…

– Не скучайте, я скоро вернусь. Куплю вкусняшек и приеду, – сказал я, остановившись возле дома. Яна вопросительно посмотрела на меня.

– Конечно купил, – ответил я на немой вопрос, – коврик раздора лежит на своем месте, у параши, так сказать, наказан.

– Хорошо, – рассмеялась она и вышла из машины вместе с детьми.

Бабушки дома не оказалось. Отец не поднял трубку. Домой к нему без приглашения не поеду, в присутствии Илоны разговора не получится. К себе домой я тоже поехать не могу, там с вкусняшками ждут. Готов был уже поехать в ломбард, но тут зазвонил телефон. Думал, что перезванивает отец, но номер был не знаком. Я ответил.

– Володя, здравствуйте, – радостно приветствовал меня женский голос, – узнали?

– Нет, не узнал.

– Извините, у вас, должно быть, таких, как я, миллион.

– Возможно, по какому вопросу?

– Это Света, вы к нам заезжали как-то. Риэлтор.

– Здравствуйте, Светлана. Каюсь, не узнал, богатой будете.

– С вашей помощью непременно буду. Не могли бы вы подъехать, скажем, часикам к пяти. У нас есть для вас клиент. То есть я и есть этот клиент, если, конечно, мой скромный вклад в общее дело вас устроит.

– К пяти никак не вырвусь, семья не отпустит. В течение часа могу.

– Очень хорошо. Скажу нашему юристу, что бы готовил договор.

– До встречи, – сказал я и положил трубку.

Будь бабушка дома или ответь отец на звонок, я не поехал бы на эту встречу, даже горючее понапрасну жечь не хотел. Что может предложить эта стареющая девочка, пропахшая сушеной рыбой? Может, она сговорилась с отцом и меня ждет засада? Читай книги на Книгочей.нет. Поддержи сайт - подпишись на страничку в VK. Зайду к ней в кабинет, а он сидит и смотрит исподлобья. Город у нас не такой уж и большой, узнать хозяина участка можно без труда, а если так, то она могла с ним встретиться и узнать реальное положение дела. Кажется, я становлюсь параноиком. От отца можно ждать чего угодно, но я же ему звонил дважды и если встречу его у неё в кабинете, то буду готов дать отпор, дескать, так и было задумано, и что в тайне от него я ничего делать не собирался, о чем он узнал бы сам, подняв трубку. Ехал не спеша, в раздумьях, дважды хотел свернуть, отказаться от встречи, ничего хорошего не ждал.

Когда я остановил машину неподалеку от офиса Светланы, то увидел её работника, дежурившего у входа. Он тоже меня заметил и побежал доложить начальнице. В ломбард я всегда успею, подумал я, благо он работает круглосуточно, а раз уж сюда приехал, зайду, поздороваюсь. Может, зря себя накручиваю.

– Ой, вы так скоро приехали, у нас ещё ничего не готово, – кокетливо защебетала Светлана, увидев меня в дверях.

– Что есть, что есть, машина у меня быстрая.

– Чай? Кофе? У нас отличный кофе с ароматом… С каким же он ароматом? Серёж, с каким ароматом кофе?

– Миндаль, – раздраженно отозвался парень, обязанностями которого, судя по всему, было шпионить за клиентами и подносить кофе.

– Точно, миндаль. Ну, так что? Как насчет чашечки миндального кофе?

– С удовольствием, – сказал я.

– Плеснуть капельку коньяка?

– Нет, пожалуйста, только не коньяк, – ответил я и вздрогнул от внезапно громкого хруста кофейной машинки, перемалывавшей зернышки.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала Светлана, обозначая мое место за столом кофейной чашкой, и положила рядом несколько убористо исписанных листиков. – Договор готовил наш юрист, – добавила она, – почитайте. Если что-нибудь не так, мы тут же исправим.

Морща лоб, читал текст, изобилующий незнакомыми словами. В договоре меня интересовала только сумма сделки, но на её месте была пустая строка. Заметив мое беспокойство, Светлана объяснила, что в наследство от родителей ей досталась квартира в Тюмени, которая только-только продалась и вырученные два с половиной миллиона она хотела бы вложить в строительство на условиях, которые мы обсуждали. Слушал без интереса, манерно кривясь, отец всегда так делает, когда речь заходит о деньгах, и мне кажется, это полезно для дела.

– Да, разумеется, сумма не космическая, понимаю, что вы привыкли работать с другими объемами, – захлебывалась Светлана, – но взгляните-ка сюда, – она выложила на стол пять пачек по сто листов пятитысячными купюрами и покраснела, – я предлагаю вам наличные…

– Это уже интереснее, – сказал я, посмотрел на неё непринужденно, и мне стало страшно, так как её глаза светились легкой формой безумия, азартом бывалого картёжника.

– Подпишем договор? – на одном дыхании выпалила Светлана и протянула мне ручку.

– Ну, даже не знаю. С наличкой у нас проблем нет. Знаете ли, деньги всё равно нужно проводить по кассе, сдавать в банк, а там ещё и комиссии начислят и налоги зверские. Не знаю. Не знаю.