Мария Высоцкая - Законы безумия

– К Сомову твоему, спросим, когда эт я ему такое говорил и на кого спорил. Пошли-пошли. А то заледенеешь в своем пиджаке.

Когда мы заходим в класс, Богдан держит меня за руку, а Сомов, до этого лыбящийся и громко рассказывающий всем эту историю, спрыгивает с парты, шугаясь в сторону.

– Павлик, а ну-ка, расскажи и мне, – с вызовом, – я тоже посмеюсь.

– Не подходи, Шелест, – Сомов хватает стул.

– Псих, ты поспокойнее, – Богдан убирает руки в карманы, а я дрожу от страха. Чувствую, как каждый волосок на теле встает дыбом.

– Сомов, поставь стул, – кто-то из Пашкиной свиты пытается поставить на место его кашеобразные мозги, но, кажется, это совсем не помогает.

Все находятся в напряжении, все, кроме Шелеста. Он все так же лыбится, словно стоит на подиуме. Позер, блин.

– Ладно, укротитель стульев. Мы с тобой потом поговорим, – Богдан отворачивается, отодвигая меня чуть в сторону. Сомов отпускает стул, он с грохотом становится на пол, и именно в этот момент Богдан разворачивается. В два шага преодолевая разделяющее их расстояние. Ухватив придурка за грудки, он прижимает его к стенке. Тот что-то орет, но Шелест лишь делает захват, после которого отшвыривает Пашку, не забывая напоследок съездить ему по морде.

Пашка валяется на полу, класс собирается толпой вокруг этого тела, а Богдан быстро уходит из класса. Я же стою как дура посреди кабинета, не зная, что делать. Бежать за Шелестом или остаться на урок.

– Что, довольна, Гольштейн? – шипит Соколова, нависающая над Сомовым.

– Более чем, – откидываю волосы назад, смотря на нее с вызовом, но она лишь отворачивается.

Школу сотрясает звонок, и я понимаю, что в класс вот-вот придет учитель. Хватаю учебник и уже на ходу засовываю тот в сумку.

– Богдан, – ору, пытаясь его догнать.

Шелест же идет, словно не слышит моих воплей.

– Богдан, – хватаю за руку, пытаясь остановить эту машину.

– Что?

– Извини меня. Я, прости… – облизываю губы, краснея от его злобного взгляда.

– Знаешь, Герда, ты права, нам не стоит общаться.

– Что? Почему? – вздрагиваю от его слов, словно от пощечины.

– Ты прибежала кидаться в меня обвинениями сразу. Ты даже не думала, сразу сделала меня виноватым. Хотя я не давал тебе повода так обо мне думать, Герда, не давал.

– Богдан, я, просто…прости, – скулю, как собачонка, но Шелесту, кажется, плевать, он даже не смотрит в мою сторону.

– Иди на урок, – с этими словами он выходит во двор школы, оставляя меня одну посреди пустого коридора.

Чувствую себя раздавленной. Что мне теперь делать? Возвращаться в класс нет ни сил, ни желания. Всхлипнув, иду в столовую. Сажусь в самый дальний угол и сижу так до большой перемены. На ней-то и начинается самое интересное.

Богдан.

Оставив Геру в коридоре, иду в спортзал. Во мне кипит злость, и если я сейчас не сниму стресс, то точно кого-нибудь выхлестну. Торчу в секции карате до обеда. Хорошо, что занятия идут постоянно и внимания я не привлекаю.

На большой перемене возвращаюсь в школу. Не мешало бы пожрать. По дороге встречаю Катюху, она подбегает ко мне с ошалелыми глазами.

– Шелест, блин, тебя исключить хотят, – переступает с ноги на ногу, – пошли в подсобку, расскажу все.

Мы быстро спускаемся вниз. Катька запрыгивает на стол.

– Че ты несешь?

– Я? Это ты. Ты зачем Павлика вырубил? Его папашка опять приперся к директрисе. Они там уже совет собрали, чтобы тебя отчислить.

– Че за дурь? Этот ущерб сам стулом махал.

– Короче, если что, я за тебя.

– Спасибо за заботу. Где, ты говоришь, они все?

– В актовом зале. Ты что? Собрался туда идти? Ты больной? Сиди здесь, может, все мирно и решится.

– Ага, как же.

Бегом несусь в актовый. У двери замираю и считаю до пяти.

Пять. Открываю дверь.

– Здрасьте, – ищу глазами Марину.

Она стоит у окна. На меня не смотрит. Черт, я опять ее подвел. Сжимаю руки в кулаки.

– Явился, – бубнит директриса.

Оборачиваюсь, натыкаясь на улыбающуюся рожу Павлика. Ну не с*ка ли?

– Одно предупреждение у тебя уже было.

Киваю.

– Ты же понимаешь, что, когда мы разговаривали с тобой в прошлый раз, я не шутила.

– Понимаю.

– Тогда ты знаешь, что будет дальше.

– Не хочу себя оправдывать, но виноваты мы оба…

Маргарита Владимировна скептически улыбается. Она уже все решила. Ну или отец Сомова ей забашлял.

– Что-то на твоем лице я не вижу ни единого этому подтвержде…

Дверь в зал распахивается с грохотом. Все присутствующие молниеносно направляют туда взгляды.

– Здравствуйте, – Герда, запыхавшаяся от быстрого бега, быстро сканирует присутствующих.

– Тебе чего, Гольштейн? Выйди! Не видишь, у нас совет!

– Это я во всем виновата, – говорит громко, делая шаг в сторону Маргариты, – Богдан заступился за меня. Его не нужно исключать. Пожалуйста. Сомов сам все спровоцировал, – кидает на него злобный взгляд, – сам. Он хотел ударить Шелеста стулом. Что ему оставалось делать? Мы все виноваты.

– Это правда? – директриса хмурится, многозначительно смотря в мою сторону.

– Ну, как бы да.

– Ты у нас что, рыцарь?

Отрицательно качаю головой.

– Ладно, – раздраженно смотрит на Сомова, – все трое до экзаменов будете отрабатывать свое плохое поведение работами по школе.

Гера несколько раз кивает, расплываясь в благодарной улыбке.

– Шелест. Ты меня понял?

– Понял-понял.

– Маргарита Владимировна, – вмешивается отец Сомова, – вам не кажется…

– Не кажется. Девочка права, виноваты все. Поэтому и исключать нужно всех троих, – склоняет голову.

Сомов старший ретируется.

– Вот и отлично. Каждое утро вам будут давать задания, которые нужно выполнять после уроков.

Сомов прожигает Геру взглядом. Еще немного – и он прямо здесь вцепится ей в волосы.

– Герда, Богдан, зайдите в мой кабинет, – после всех речей просит Ма и удаляется из зала.

Выхожу за дверь. Гера идет следом. Молчим. В кабинете атмосфера очень уж нехорошая.

Сажусь в кресло, барабаня пальцами по боковой спинке. Герда усаживается на стул.

– Вы что вообще творите? – без подводок начинает Марина, поворачиваясь к нам лицом. Она стоит у окна.

– Извините.

Смотрю на красную Геру. Молчу.

– А ты извиниться не хочешь?

– Перед тобой да, мне стыдно, что все выставили так. Но я не виноват.

– Вы только посмотрите на него. Богдан, – голос становится строгим, – я тебя выпорю в следующий раз. Один стульями дерется, другой, кандидат в мастера спорта, между прочим, применяет приемы ВНЕ ринга, третья вообще до потери сознания напивается, – Марина разводит руками.

Издаю смешок, вспоминаю Геру с ее пируэтами. Гольштейн становится настоящим помидором, все ниже пряча взгляд.

– Еще раз, Богдан, еще хоть раз, – размахивает руками, – убери свою улыбку!

– Я все понял, – говорю спокойно, – абсолютно.

Марина прожигающим взглядом смотрит мне в глаза, и я чувствую, как ее медленно попускает.

– Ладно, идите.

Гольштейн поднимается на ноги, закрывая лицо ладонью.

– Герда, у тебя все в порядке? – интересуется Ма.

А я и так прекрасно понимаю, что них*ра у нее не в порядке. В два шага преодолеваю расстояние между нами, резко отнимая ее руку от лица. Как я и думал, все в крови.

Марина вздрагивает, начиная рыться в шкафах.

– Что с тобой? Врача, Богдан, нужно отвести ее к врачу.

– Не надо, – мотает головой, – сейчас пройдет.

– Нос зажимай, как я тебе показывал, – убираю волосы от ее лица.

– Может, перекись?

– Не надо, – уже я, – дай ей салфетки влажные.

Ма достает из сумки салфетки, протягивает мне пачку.

– Давай, Гера, вытри нос. Все уже прошло. Разжимай пальцы.

Гольштейн покорно делает все, что я говорю.

– Мы пошли на урок?

Марина кивает, явно находясь под впечатлением. Я знаю, что она не особо хорошо переносит вид крови, оттого всегда садится на боях подальше.

Как только выходим, прохожу вперед, но на секунду притормаживаю.

– Спасибо, – смотря поверх нее, – с твоей стороны было более чем человечно, – кривлю губы, продолжая движение, оставляя Геру возле кабинета.

На русском сижу с Куликовой, и, слава снепчату, она молчит. В сотый раз посмотрев на собачьи уши, ловлю себя на мысли, что вся эта внеклассная работа мне нах*р не вперла.

Еще и с Сомовым в придачу. Раздраженно откладываю ручку, ловя на себе Герин взгляд. Отворачиваюсь. Не скажу, что меня обидели, словно кисейную барышню, но осадочек еще реально болтается на дне пробирки.

Было очень неприятно слышать от этого зазнавшегося одуванчика очередные обвинения в свой адрес.

Я, как полный дебил, бью из-за нее морду всякому мусору, и от нее же еще по роже получаю. Веселая перспективка. Меня не устраивает.

– Богдан, ты поговорил с Сережей? – шепчет Куликова.

– Сегодня. Мы как раз договорились пересечься.

– Спасибо.

– Спасибо не отделаешься.

– Ты на что намекаешь?

– Да успокойся ты, озабоченная, я не об этом. О, все спросить хотел, правда, что Гера тебе волосы повыдирала? – поворачиваюсь в ее сторону.

– Она еще за это ответит. Сучка.

– Ты поспокойнее, Катюша.

– Только не говори, что запал на нее, – замолкает, как-то странно щурясь. – Серьезно? Ты на нее запал? Блин, Шелест, я думала, хоть ты нормальный, – цокая языком, выпучивая глаза.

Ржу.

– Да я вроде не жалуюсь.

– Ты меня расстроил, – театрально накрывая лоб рукой, – но я ей все равно отомщу, нашей отличнице, не так жестко, как хотела, но знай, просто так я это не оставлю.

– Катюша, – натягиваю «миленькую» улыбку, – подумай хорошо.

– Ладно. Пусть дышит, Мелкова убеди.

После уроков еду в зал. Не успело пройти первенство, как Иваныч начал усиленно готовиться к сборам.