Мария Высоцкая - Законы безумия

– Лариса Анатольевна, вы, как всегда, прекрасно выглядите, – давлю лыбу.

– Чего тебе, Шелест?

– Ларисочка Анатольевна, можно мы с Гольштейн все в понедельник сделаем?

– С чего бы вдруг?

– Очень надо. Все что угодно просите, – кладу на стол коробку конфет.

– Подготовился, значит.

– Малек.

– Ладно, шут с тобой, иди, в понедельник все сделаешь. А просьбу я за выходные придумаю.

– Заметано. Классная прическа.

– Спасибо, ну и жук ты, Богдан.

Улыбаюсь и выхожу из кабинета.

Домой приезжаю где-то через час. Великая слава Иванычу, который отменил сегодня треню. Открываю дверь и сразу же натыкаюсь на Марину. Бл*!

– Я что-то не поняла? Ты где сейчас должен быть?

– Я отпросился, – стаскиваю куртку.

– И Лариса Анатольевна тебя отпустила?

– Ага.

– Странно. Очень странно, обычно она непреклонна.

– Я поулыбался…

Марина смеется.

– Пошли тогда поедим. Заодно расскажешь свою смешную историю про Федосеева.

– А, точняк, пошли.

На кухне достаю тарелки. Пока мама разогревает суп, поднимаюсь наверх и вытряхиваю из шкафа черные джинсы. Еще бы рубашечку белую найти… Куликова же там почти светский раут зах*рачила. Что у нее в голове?

Да ну на*ер, футболка и пиджак, так пойду. Какая, к черту, рубашка?!

– Мам Марин, а где утюг?

Ору, спускаясь по лестнице.

– В кладовке в прихожей, а тебе зачем?

– Да пиджачок пригладить надо.

– Пошли поедим, и я потом поглажу.

– Спасибо.

Беру солонку, даже не пробуя суп. И так знаю, что не соленый. Ма всегда недосаливает.

– Соль – белый яд, ты помнишь?

– Ну я чутка потравлюсь, – вытаскиваю из пакетика кусок хлеба.

– Ой, Богдан.

– Ма, я тут думал насчет того, что ты говорила про поступление. Я думаю, что юрфак реально будет норм.

– Неожиданно.

– Ага, буду выступать от клуба и параллельно учиться. Года через пол уже заключу контракт с неплохим клубом… поэтому юрфак мне пригодится.

– Ты по-прежнему не хочешь оставить спорт как хобби?

– Нет.

Отвечаю отрывисто. Спорт я не брошу. Да и не интересно мне больше ничего. А хочется кайфовать оттого, что делаешь.

– Ладно. Я понимаю, что тебя не переубедить. Поэтому уже не раз думала о том, что делать дальше… у меня есть один знакомый, он помог мне обойти все формальности и временные рамки, когда мы оформляли документы по усыновлению. Так вот, он сможет как-то помочь и здесь…

– Не надо.

– Что? Почему? – с удивлением и едва заметной обидой.

Не хочу ее обижать. Она хочет помочь. Сделать как лучше… только вот я не желаю зависеть от какого-то левого дяди, и, ко всему, повторно вогнать ее перед ним в долги. Не делают такие люди ничего просто так. Нет.

– Я не буду ни от кого зависеть.

– Милый, зависеть все равно придется. От спонсора, от своей команды, придется, – спокойно с улыбкой, едва касаясь пальцами моей руки.

– Это все случиться потом, и ты не будешь в это втянута.

– Ты переживаешь за меня? – улыбка становится шире. – Саша – хороший человек, мы знаем друг друга сто лет.

– Ты ему уже звонила, да?

Не сложно догадаться.

– Звонила, – Ма, как школьница, опускает глаза, – я хочу как лучше.

– Ладно. Хорошо, не буду спорить.

Пусть она думает, что я не против. Дам отказ этому дяденьке лично.

– А, про Федосеева. Ты же знаешь, что у него вечные тусы?

– Конечно, вы ползимы там торчали.

– Во-от, у него батя прилетает, и будет Максону головомойка за все. Ему надо где-то отсидеться.

– Ну, лично я не против, чтобы Федосееву устроили линчевание, у него успеваемость всю статистику вашему классу портит.

– Значит, нет?

– Я позвоню его отцу и приглашу к себе в кабинет. Думаю, обойдемся без жертв.

– Слабо верится.

– Ты помнишь, что сегодня в двенадцать уже сидишь в своей комнате и смотришь телевизор?

– Ну, Ма, давай в час?

– Сейчас будет десять.

– Ладно, слушаюсь и повинуюсь.

После обеда, пока Марина гладит пиджак, мою посуду. В ушах бит, и я в нирване.

В семь уже подъезжаю к Катькиному дому. Заморочилась деваха.

Гирлянды, украшения, официанты… Ну, Мелок «обрадуется».

Со стороны наблюдаю за этим представлением, жду Геру.

– Привет, – холодные ладони накрывают мои глаза.

– Привет, – завожу руки за себя, обнимая Умку.

– Давно ждешь? – опускает ладони.

– Не, – оборачиваюсь к ней.

– Тут есть шоколадный фонтанчик.

– Искупаемся?

– Не сегодня. А где твой друг?

– Да без понятия, я здесь вообще никого не знаю.

– Да? Я думала, Катя устаревает дэрэшку, а не очередную вечеринку.

– Да не наше дело.

– Чуть-чуть наше, – морщит нос.

– О, Танюха, – Мелкова стоит в полной растерянности.

Иду в ее сторону, чувствуя, с какой силой Гера вцепилась в мою руку.

– Привет, потеряшка!

– Привет, Богдан, как хорошо, что я тебя встретила.

– А не только с Богданом здороваться не учили?

Гера, вашу мать. Танька бледнеет.

– Привет, – бормочет, явно теряя остатки настроения.

– И тебе не хворать.

Умка блистает в своем сарказме. Гадина.

– Гера…

– А что я такого сказала? Это правила приличия, здороваться с людьми.

– Помолчи, пожалуйста, – говорю тихо, чтобы слышала только она.

Гера цокает языком, закатывает глаза, но помалкивает.

– А Серый где?

– Катя его увела, я толком ничего не успела понять. Все это было плохой идеей, честно говоря. Чувствую себя здесь не в своей тарелке.

– Да я себя всю жизнь так чувствую, – встревает Умка, – не парься ты. Посмотри на них, как вообще среди большинства этих людей можно чувствовать себя нормально? Они же питекантропы…

Таня внимательно смотрит на Геру, пробегает глазами по гостиной, выдавливая улыбку.

– Я молодец? Я ее поддержала? – тыкает меня в бок.

– Просто сотый левел, – закидываю руку на ее плечо.

– Пойдемте что-нибудь съедим. Что мы тут стоим?

– Ага, к фонтанчику сходим, шоколада похлебаем.

– Богдан!

– Что – Богдан? Пошли. Танюх, что встала? Идем с нами.

До фонтана мы не доходим, тормозим у стола с клубникой в шоколаде. Пока Гера хомячит, как в последний раз, сканирую помещение – где этот Мелок?!

– Ешь. Что ты встала как в гостях?

Пока Гера командует Танькой, беру тайм-аут, незаметно исчезая.

Выхожу из гостиной, как раз натыкаясь на Мелка и Катьку.

– Здорово, ну ты, мать, устроила.

– Что? Что-то случилось?

– Да не.

– Богдан, ты Таню не видел? – беспокоится Серега.

– А, она там с Герой.

Катюша округляет глаза.

– Это его новая девушка, – объясняет Серому, – только я не понимаю, как принцесса осталась там с ней одна.

– Нормально. Харе на нее гнать

– Кто на нее вообще гонит? Она сама на всех кидается.

– Все, успокойся. Серый, с др, ну ты сам все знаешь.

Хлопаю его по плечу, отдавая свой подарочек.

Когда возвращаюсь к Гере, замираю на расстоянии несколько шагов. Она смотрит в одну точку, прижимая руки к груди. Знаю, куда она смотрит, и знаю, почему не шевелится. На другой стороне комнаты Катюша обнимается со своей матерью, смеется, та гладит ее по голове, что-то спрашивает у Серого.

Обнимаю Умку, прижимаясь щекой к ее виску.

– Пойдем домой.

– Я не хочу, – словно в трансе, все еще наблюдая за семейством Куликовых.

– Останешься у меня. Я посплю в гостиной.

– А Марина Юрьевна?

– А че она?

– Не будет против?

– Если я буду спать в гостиной, да еще по своему желанию, то точно не будет.

Герда.

К Богдану мы приезжаем довольно быстро. Настроение колышется где-то на нуле. Я сижу в его объятиях и жалею себя. Ну почему? Почему такая несправедливость? Чем я хуже Куликовой? Почему моя мама мне не подруга, а враг? Почему отец ненавидит все, что связано с моими друзьями? Что я сделала не так? Родилась?

– Приехали, пойдем.

Киваю и шагаю за ним следом. Мне в очередной раз стыдно перед Мариной, я представляю, что она и так обо мне думает. А я все навязываюсь и навязываюсь в их дом. Богдан открывает дверь и включает свет.

– Какая пунктуальность, даже раньше на целых два часа, – Баженова с улыбкой выходит в прихожую, кидая на меня заинтересованный и немного шокированный взгляд.

– Я не пила, – бубню себе под нос.

Богдан ржет и вешает свою куртку в шкаф.

– Это похвально. Объяснишь?

Богдан берет мое пальто и вешает на плечики.

– Гера переночует у меня в комнате, а я перекантуюсь на диване.

– Мне есть, о чем волноваться?

– Нет.

– Хорошо. Не забудь, у тебя с утра тренировка.

– Помню, конечно. Пошли, – уже мне.

Опустив глаза, иду за ним по лестнице.

– Мне кажется, она не очень довольна.

– Да нормально все. Не парься. Если и выскажется потом, то мне, ты здесь ни при чем.

Замираю посреди комнаты, понимая, что на мне длинное бледно-розовое платье, в котором совершенно неудобно жить вообще.

– Слушай, – подбираю слова, – можешь одолжить футболку и шорты? Я в этом розовом мешке больше ни минуты не выдержу.

Шелест улыбается и кидает мне вещи. Я смотрю то на дверь, то на него.

– Мне выйти? – указывает на дверь.

– Не мешало бы.

– Ок, ща, ток переоденусь. Можешь не выходить, – в своей гадской манере с улыбкой до ушей.

Пока я соображаю и моргаю глазами, Богдан расстегивает рубашку, стягивает ее с плеч и как попало кидает в шкаф. А мама была права, кубики у него реально есть. Господи, о чем я думаю?

Шелест напяливает футболку, быстро переодевает брюки и без слов выходит из комнаты.

Вздрагиваю, понимая, что представление, кажется, закончено. Кладу вещи на диван и только сейчас осознаю, что не расстегну это платье без помощи. Молния очень маленькая, еще и сзади. Ладно, стоит попробовать, завожу руку за спину, протаскиваю змейку чуть ниже лопаток, и она застревает. Черт. И через ноги его не снять, корсет слишком узкий.