— Ты угадал, дорогой братец, — между тем отвечала Сибил. — Мы показываем Одри компрометирующие тебя снимки. Теперь она знает всю твою подноготную.

— Вот как? — Ричард вскинул брови в комическом гневе. — В таком случае, когда закончите, я, пожалуй, покажу этот семейный альбом Рэю — тогда он узнает всю твою, моя милая сестра, подноготную — с самого детства.

— Мама! — плаксиво обратилась Сибил за поддержкой. — Он меня дразнит!

— Ты первая начала, — машинально ответила Милдред.

Одри с улыбкой наблюдала за пикировкой брата и сестры. Сколько раз она со своей сестрой так же ссорилась — то ли в шутку, то ли всерьез. Как скучала Одри по своей семье! Пожалуй, Ричард прав — им нужно все рассказать, и не лишним будет, если кто-нибудь согласится приехать в Лондон. Но, одернула себя Одри, только тогда, когда я справлюсь со своими проблемами, и жизнь снова войдет в привычное русло.

Ричард тем временем втиснулся между Сибил и Одри на диван. Он принес с собой аромат свежего воздуха, напоенного ароматами роз и моря, аромат этот смешивался со знакомым уже Одри запахом одеколона Ричарда. Стараясь умерить удары пульса, Одри вновь сосредоточила свое внимание на фотоальбоме.

Сибил перевернула страницу, и Одри увидела очередную фотографию — пятнадцатилетний Ричард на яхте. С ослепительной открытой улыбкой, он выглядел очень мужественно для своих лет и уже был похож на того Ричарда Андервуда, которого знала Одри.

— Я помню этот день, как вчера, — сказал Ричард, поглаживая пальцем глянцевую поверхность старой фотографии. Его плечо невзначай коснулось плеча Одри. — Это был мой первый самостоятельный выход под парусом, — звучал над самым ухом Одри его тихий голос. — В тот день мне казалось, что я владею всем миром.

— Я понимаю тебя, — произнесла Одри, вспоминая тот день, когда родители впервые разрешили ей пойти на танцы. Мать сшила ей по этому случаю новое платье, а отец отдал значительную часть своей зарплаты за модные туфли.

Ричард повернулся к Одри и посмотрел на нее так, словно в душу заглянул. На какой-то момент ее охватило странное, нереальное чувство, словно он все знает — и про платье, и про туфли, и про помаду, одолженную школьной подругой. Они смотрели друг на друга всего миг, но Одри казалось, что это длится вечность и что в комнате никого нет, кроме них. Она с трудом поборола в себе желание дотронуться до щеки Ричарда.

Что это со мной? — спрашивала себя Одри. Неужели на меня так подействовали слова Сибил о том, что Ричард неравнодушен ко мне? Нет, решительно пора взять себя в руки.

— Да, — ворвался в мысли Одри голос Милдред, — ты уже тогда был прекрасным яхтсменом. Твой отец сразу это понял, как и то, что из малышки Сибил выйдет отличный фотограф.

— Наверное, ты делала некоторые из этих фотографий? — обратилась Одри к Сибил, чтобы сказать хоть что-то и не думать о близости Ричарда. — Ричард говорил, что у тебя настоящий талант.

Сибил дотянулась до Ричарда и шутливо потрепала его по щеке.

— Спасибо за лестную оценку, братец.

— Я всего лишь сказал правду, — ответил Ричард. — Слушайте, я умираю с голоду. Кто-нибудь хочет сандвич? Я приготовлю.

Женщины, как оказалось, тоже не прочь были перекусить. Желая быть полезной, Одри предприняла попытку подняться, со словами:

— Я помогу тебе.

Ричард решительно отказался от помощи Одри.

— Ты — останешься здесь, — сказал он строго.

Нимало не обидевшись на приказной тон, Одри фыркнула и весело ответила:

— Слушаюсь, мой господин.

Ричард отправился на кухню, а Одри, не в силах оторваться от его стройной сильной фигуры и мужественной походки, невольно проследила за ним взглядом. Спохватившись, что ведет себя неприлично, она обратилась к Сибил:

— А… может, ты покажешь мне свои фотографии?

Сибил бросила на нее насмешливый взгляд и, с трудом сдерживая улыбку, кивнула.

— Конечно. Все остальные фотографии в этом альбоме, кажется, мои, да, мама?

Одри с интересом принялась разглядывать работы Сибил. Эти фотографии заметно отличались от предыдущих. Чувствовалась рука настоящего художника. Сибил удавалось запечатлеть настроение — настроение и природы, и людей.

— Сибил, твои работы просто великолепны! — искренне восхитилась Одри, перелистывая страницу и рассматривая очередную фотографию — Ричард в четырехугольной шапочке и в мантии с дипломом об окончании университета в руке в окружении своей семьи. — Как тебе это удалось? Все чувства отражаются на лицах!

— Это как раз то, чего я добивалась, — кивнула довольная Сибил. — Посмотри на лицо папы — что ты видишь?

Одри внимательно изучила лицо Питера Андервуда на снимке, одновременно чувствуя на себе нетерпеливый взгляд Сибил. Наконец она сказала:

— Это, наверное, прозвучит глупо, но мне кажется, что Питер выглядит разочарованным.

— Браво! — воскликнула Сибил. — Ты абсолютно права, Одри, папа действительно был разочарован. Он старался скрыть это, но моя камера вытянула из него правду. — Заметив удивленное и недоверчивое выражение лица Одри, она поспешила добавить: — Конечно же папа был очень рад за Ричарда, но дело в том, что как раз в день окончания университета Ричард твердо заявил отцу, что не собирается продолжать традицию и работать в папиной конторе.

— Питер выглядел таким потерянным, — вспомнила Милдред. — Но теперь, когда он собирается выйти в отставку, Ричард согласился вновь обсудить с ним эту тему — Питер так счастлив!

Новость потрясла Одри, но она постаралась не подать виду. Ричард может уйти из банка!

— Но, если Ричард сейчас согласился работать в отцовской фирме, почему он отказывался раньше? — спросила Одри.

Она действительно была удивлена. Одри уже знала, что Питер Андервуд служит в контрразведке и занимает довольно высокое положение. Разумеется, Ричард мог сделать неплохую карьеру, пойдя по стопам отца и деда. Почему же Ричард так странно повел себя?

Сибил и Милдред обменялись многозначительными взглядами. Вместо ответа Сибил перевернула еще одну страницу и ткнула наманикюренным пальчиком в очередное фото. На нем была запечатлена очень красивая блондинка в серебристом платье, стоящая рядом с Ричардом. Высокая и стройная, она выглядела сногсшибательно.

— Какая красавица! — Одри едва не присвистнула от восхищения, но больше всего ее потрясла не сказочная красота блондинки, а выражение, с которым Ричард смотрел на нее.

Сибил бросила быстрый, какой-то вороватый взгляд в сторону кухни и сказала, понизив голос чуть ли не до шепота:

— Это Николь, бывшая жена Ричарда. Они познакомились в университете.

Одри поняла смысл взгляда, брошенного Сибил в сторону кухни, — Ричарду все еще тяжело вспоминать о красавице Николь.

Милдред грустно покачала головой.

— Взгляните на них. Какая прекрасная пара! Я никогда не могла понять, почему Николь бросила его.

Осознание собственной неполноценности захватило Одри. Как только Сибил угораздило предположить, что Ричард может заинтересоваться ею — маленькой, пухлой, рыжей, веснушчатой, если он был женат на высокой стройной блондинке, которой хоть сейчас впору на обложку модного журнала?

И эта женщина, — само совершенство — бросила Ричарда. Неудивительно, что Сибил беспокоится о том, что брат ведет теперь уединенный образ жизни, — он просто-напросто все еще любит свою Николь.

9

Ричард аккуратно сложил поленья возле камина. Солнце скоро сядет, семейный вечер обещает быть, как всегда, приятным. С кухни доносились звонкие женские голоса и упоительный запах печенья с корицей.

Мысли Ричарда в который раз обратились к Одри и к их прогулке по пляжу. Энтони не отходил от Одри ни на шаг и, выражая свои чувства, все время обнимал ее — то за колени, если Одри стояла, то за шею — если она сидела в шезлонге. Ричарду стоило огромного труда сдержаться и не обнять Одри. Ему стыдно было признаться в этом самому себе, но в тот миг он почувствовал зависть — настоящую зависть. Да, он завидовал — и по-детски непосредственному Энтони, и малышу, которого носила под сердцем Одри. Когда он родится, Одри будет принадлежать ему безраздельно. И у них будет семья. Любящая мать и ее ребенок. Ричард уже которую неделю наблюдал, как Одри борется за счастье своего еще не родившегося дитя, и это возбуждало ранее не прочувствованный им отцовский инстинкт, которому, он знал, никогда не суждено воплотиться. Ни жены, ни детей — никогда.

Из кухни донесся нежный, словно колокольчик, смех Одри, ему вторил громкий смех Сибил. Надо же, подумал Ричард, как быстро они сдружились! Да и вся семья приняла Одри исключительно радушно, вот только мама, как всегда, осторожничает.

Ричард с нежностью подумал, что все матери одинаковы: десять тебе лет или тридцать пять — мать всегда грудью встанет на защиту своего ребенка. Вот и Милдред не позволит больше ни одной женщине причинить боль ее сыну.

Хотя в этом отношении Милдред вовсе не стоило волноваться — после измены Николь Ричард поклялся никогда больше не наступать на те же грабли: слова «любовь» и «женитьба» были под запретом. Ричард очень хотел иметь семью и детей, но отныне вся его нерастраченная любовь была направлена на племянника, малыша Энтони, потому что своих детей, как он решил, у него никогда не будет. И все оттого, что Николь не хотела иметь детей. Во всяком случае — от Ричарда.

Ричард подошел к книжным полкам, рассеянно взял какую-то книгу. Да, Одри совсем не похожа на Николь. Хотя бы в силу своей природной доброты Одри никогда не поступила бы ни с одним человеком так, как Николь поступила с ним.

Он поставил книгу обратно на полку и взял другую, продолжая размышляя об Одри. Стоит ли так безгранично верить ей и считать ее безвинной жертвой? Однажды Ричард уже поверил одной женщине, Николь, — и чем это закончилось? Да, Одри беременна, и, если потребуется сделать тест — подтвердится ли отцовство Тедди Уильямса? Возможно, что и нет. Недостойные мысли? Но Ричард в силу своей профессии привык рассматривать все возможные варианты. Раз Николь — само совершенство, единственная женщина, которую он любил и которой безгранично верил, — смогла предать его, не значит ли это, что все женщины одинаковы? Возможно, Одри такая же хитрая и вероломная и у Тедди есть все основания сомневаться в своем отцовстве?