От ярости корежило и выворачивало изнутри, но руки висели плетьми, и я даже голову не подняла. Он заслужил всю ненависть, что я чувствовала. Десять раз, пятнадцать, двадцать. Зачем мы с Геной отговорили Барона от убийства? На что надеялись? С такими, как Нелидов, по-другому нельзя. Бить со всей силы, стрелять первым, не жалеть и не думать о гуманности. Потому что он не жалеет никого.

– И к тому же тварь живучая, – ровным тоном добавил Нелидов. – В реанимации Барановский. В той больнице, где его караулили. Но долго не протянет, не беспокойся.

На этот раз меня даже препарат не удержал. Я вскрикнула, зажимая рот рукой и почувствовала, как сознание уплывает. Ослепительная вспышка, сравнимая с той, что была от выстрела, прокатилась по телу.

– Жив! Жив!

– Наташа! – Нелидов бросился ко мне через всю комнату и попытался взять за плечи.

– Нет! Не трогай! Уйди!

– Владлен Николаевич!

Зубы скрежетали. Казалось, раскрошатся и упадут в горло острыми осколками. Меня снова держали за руки и не давали встать с кровати. Слишком быстро устала. Кровь ударила в голову, сознание скатилось в темноту. Щелк и меня нет. Никаких тоннелей и глубоких колодцев, только громкие мужские голоса над ухом:

– Положите сюда, вот так.

– Наташа.

А потом и они исчезли.

Обморок длился мгновение, я ощущала его именно так. Когда снова открыла глаза, увидела потолок и лицо пожилого мужчины в круглых очках.

– Голубушка, вы меня слышите?

– Андрей. Где он?

Язык еле ворочался, но не так, как после алкоголя или похмелья. Усталость накатила совершенно феноменальная. Мне опять что-то вкололи.

– О ком она спрашивает? – повернулся доктор влево.

– О похитителе…

– Он муж мой.

Нелидов захлебнулся вдохом. Очень тихий звук, но я его услышала.

– Когда ты вышла замуж?

– Вчера.

Еще один вздох оборвался на середине. Я догадывалась, о чем он думал, но папаша соизволил озвучить вслух:

– Барановский заставил тебя? Угрожал? Наташа, между вами что-то было?

– Не нужно сейчас выяснять, – доктор поднял руки в успокаивающем жесте, – главное, что Наталья Георгиевна дома, и все позади.

– Не трогай его, – облизнула я сухие губы. – Если ты, твой Владислав, его ребята поганые хоть пальцем его тронут, клянусь я убью всех. Горло буду грызть, как бешеная собака.

– Что вы, голубушка, все будет хорошо, – увещевал доктор. – Никто и никому не причинит вреда, я вам обещаю. Правда, Георгий Владимирович?

– Да, – глухо ответил Нелидов.

– А сейчас нужно поспать. Постарайтесь расслабиться и закрыть глаза. Андрей под охраной, им занимаются врачи, как я понимаю. До утра ничего не изменится, можно отдохнуть.

Последние слова я уже в темноте слышала. Тепло стало и разморило, как после бани. Теперь буду знать, как действует снотворное.

Ночью я снова открыла глаза. На тумбочке возле кровати оставили зажженный светильник, а в кресле с высокой спинкой дремала женщина. Я старалась не шевелиться, зная, какой чуткий сон бывает у сиделок. Матери новорожденных детей вскакивали с кровати, даже если малыш просто голову поворачивал. Тихо шуршал жидкими волосиками по наволочке подушки. Мамы могли крепко спать под громкую музыку, разговоры, вой сирен карет «Скорой помощи», но стоило ребенку запыхтеть…

Препарат отпустил, я опять нервничала. Нужно как-то пройти мимо бдительной сиделки и сбежать из дома. Андрей в больнице, я знала адрес, Спасский обещал отдельную палату и доступ к мужу в реанимацию. Трубками капельниц примотаю себя к его кровати и никуда не уйду. Нелидову придется ножом вырезать меня оттуда. Зря я не послала его еще грубее. Кажется, папочка не понял, что я не рада вернуться домой.

На удивление окно в комнате было открыто. Ночной ветер трепал легкую занавеску и заставлял тени на стенах плясать. Я только сейчас увидела, в каком музее лежу. Цветовая гамма лаконичная, мебель антикварная, декор золотой и помпезный. До барокко не дотянули, остановились на ампире. С потолком не угадали, обычно весь перебор с декором именно там. Будто прилепили золоченые рамы, а полотна картин в них вставить забыли. Здесь же просто матовое полотно. Скучное, ровное, простое. Зато люстра в стиле. Фальшивые свечи с лампочками и хрустальные подвески.

Я рискнула убрать одеяло с ног. Черт, сиделка вздрогнула во сне! Что ж она такая вышколенная мне досталась? Вот кого нужно было снотворным колоть. Кстати, а вдруг доктор забыл медикаменты на столе? Нет, нельзя. Я не умеючи наврежу, а женщина ни в чем не виновата. Легче просто сбежать.

Я обрадовалась, что меня не успели раздеть догола. Бронежилет сняли, а платье оставили. Спрыгнула с высокой кровати на ковер и бросилась к двери.

Убойные дозы успокоительного даром не прошли. Слабые ноги не выдержали нагрузки и я рухнула.

– Наталья Георгиевна! – взвизгнула сиделка, но я не стала даже оглядываться. Ползком добралась до цели и дернула за ручку. Проклятье, дверь открыта! Я отлетела вместе с ней назад и грохнулась на задницу. – Вам нельзя вставать! Доктор запретил!

Доктор пошел на хрен вместе с отцом. Я зло прорычала что-то неразборчивое в ответ и снова попыталась встать. Упрямая сиделка решила помочь.

– Отойдите! Не трогайте!

– Господи, ну куда вы? – простонала она, отдернув руки, но далеко ладони от меня не убрала. – Упадете с лестницы, шею сломаете. Скажите, кого позвать, я позвоню. А, может быть, вам телефон нужен? Да подождите же, умоляю, меня уволят, если вы сбежите!

Последнее она сказала, чуть не плача. Я, наконец, взглянула в полные ужаса глаза. Её натурально трясло, и я не сразу догадалась почему.

– Пожалуйста, – причитала она, – я человек маленький, работаю первый день, у меня мама болеет, деньги нужны. Вернитесь в кровать, вы же чувствуете, что сил не хватит на побег…

– У меня тоже близкий человек болеет, – тихо сказала я, – умирает в реанимации, а я здесь лежу.

– Но там же врачи, – взмахнула руками сиделка, – они делают для него все, что нужно, и вы помогите. Разве ему будет лучше, если вы травму получите?

Она робко до меня дотронулась и погладила по плечу. В коридоре уже грохотали тяжелые мужские ботинки. Охрана бежала. Дверь была открыта, но свой шанс на побег я упустила.

– Вам поесть нужно, – женщина выдохнула и начала уговаривать, раз уж я сидела смирно. – Так силы вернутся гораздо быстрее. Кухня ужин оставила. Все горячее, мясное и вкусное, никаких диет. А хотите сладкого? Шоколад прекрасно помогает снять стресс и таблеток не нужно. Попросить для вас десерт? Что вы любите?

«Она ни в чем не виновата», – повторила я себе. Если Нелидов с персоналом обращается так, что они в истерику впадают от страха, то мы в одной лодке. Никому не будет лучше, если сиделка потеряет работу, а Андрей получит еще один приступ, когда банда Владислава придет забирать меня из реанимации. Господи, они же добить его могут! О чем я думала?

– Мороженое, – прошептала я вслух. – Любое. Оно невкусным не бывает. И шоколадку. Тоже любую.

– Спасибо, – прошептала у меня над ухом сиделка и взяла под руки, помогая встать. В дверном проеме появились два мордоворота в черных деловых костюмах и с красными от напряжения лицами. – Господа, все в порядке.

– Помочь? – спросил один из них, шагнув в комнату.

– Нет, нет, мы сами. Все хорошо, вы можете идти.

– Звоните, если что.

– Разумеется.

Сиделка улыбалась, пока они не ушли, закрыв за собой дверь. Нет, щелчка замка я не слышала, она просто закрылась.

– Мы можем позвонить в больницу, если вы хотите, – улыбка исчезла, женщина говорила серьезно. – Спросить на посту, как ваш близкий человек себя чувствует?

Я села на кровать и ощутила просто всепоглощающую благодарность. Судьба забрала у меня обеих матерей, наградила отцом, которого хотелось убить, и словно бы вот так извинялась. Соблюдала баланс во Вселенной. Сначала Тамара, теперь сиделка.

– Как вас зовут?

– Татьяна, – снова расцвела она.

– Сорок пятая районная больница. Реанимация кардиологии, скорее всего. Может быть, хирургии. Я не знаю телефона.

– Сейчас найдем.

Она достала смартфон из широкого кармана медицинского халата. Искала номер в справочнике и поправляла шапочку на голове. Смешную такую, с цветными картинками. Будто в душе собралась мыться. Меня так и подмывало спросить, кому Нелидов вызвал сиделку? Ребенку? Татьяна нажала на кнопку вызова и отдала телефон мне.

– Реанимация, – сказали на том конце провода.

– Здравствуйте, к вам поступил пациент Барановский Андрей Александрович? Я его жена. Скажите, он жив?

– Барановский? – задумчиво повторила девушка. – Подождите, пожалуйста.

Мне плохо стало. Я вцепилась в одеяло, а Татьяна медленно села рядом на самый край маленького табурета. Нелидов обещал, что Андрей не выживет, неужели его уже нет? Господи, только не это! Я не выдержу второй раз услышать, что он умер!

– Здравствуйте, – через две минуты неясного шума и перешептываний ответил мужской голос. – Спасский меня зовут, Аркадий Анатольевич. Скажите, пожалуйста, что вы ели в бункере?

Сильнее я растеряться не могла. Открыла рот и долго смотрела на золотую вязь декоративной стеновой панели. Это проверка? Действительно я звоню или кто-то другой? Мамочки, значит, Андрей в сознании! По крайней мере, был.

– Галеты с паштетом.

– Хорошо, – ответил доктор, – я верю, что это вы. Андрей жив. Состояние тяжелое, но стабильное.

«Стабильное» – хорошее слово. Замечательное. Оно означало, что неприятных сюрпризов можно не ждать. Опасность прошла, мой муж идет на поправку.

– Спасибо, Аркадий Анатольевич, – чужим голосом сказала я. Слезы собирались в уголках глаз. – Передайте ему, пожалуйста, что я очень его люблю. Очень. И как только смогу, обязательно приеду.

– Передам. Я немного знаком с вашей ситуацией. Будьте осторожны, Наталья.

– Еще раз спасибо вам.