По лабиринту музейных коридоров мы шли бодро ровно до самой последней двери. Тяжелой, узорчатой. Я уже знала, как мягко она открывается, и что петли могут неожиданно скрипнуть. Тоже старые, антикварные. Владислав коснулся ручки и замер, прикрыв глаза. Бледное лицо стало восковым, веки дрожали.

– Тебе плохо? – спросила я. – Позвать врача?

Паршиво он выглядел с самого утра. Тоже ночь не спал, пережил и передумал много всего.

– Нет, – цокнул языком безопасник, – Владлен мне разве что выпить предложит. Для храбрости. Я должен признаться твоему отцу, что предал его. Отправил единственную и долгожданную дочь на смерть. Но, как он любит говорить, за свои грехи нужно отвечать.

Владислав смотрел на рисунок деревянных завитков и скрипел зубами. Я сомневалась, что боялся. Скорее вспоминал Катерину, Маркиза, Графа и всех, о ком я так и не узнаю. Нелидов не прощал предательство. Все, что сделал Владислав после того, как назвал Барону моё имя, его не спасет. Едва ли отец вообще поверит, что безопасник сейчас хочет помочь. Я видела, в каком состоянии он был перед тем, как заснуть. Под руку лучше не лезть. Но времени нет. На такой сложный план со сгоревшим автомобилем его нет тем более. Или быстро все делать, или не стоит начинать.

– Я с тобой пойду, – шагнула я к двери.

– Ты и меня спасти решила? – улыбнулся безопасник. Так тепло и трогательно, что у меня глаза защипало. – Отважная девочка. Чистая и невинная, прав отец. Нет, постой здесь. Я оставлю дверь открытой, ты все услышишь. А если буря пройдет мимо, то сможешь зайти. Сейчас не нужно.

Владислав переложил папку в другую руку и открыл дверь:

– Георгий Владимирович, можно?

– Входи.

Я пожалела, что не могу выпить хотя бы валерьянки. Очень хотелось, чтобы у безопасника все получилось. Рассказывал он тихо, но четко, коротко и по существу. Буквально то же самое, что и мне. Я вдруг поняла, зачем оставил меня подслушивать. Хотел показать, насколько был честен. Доверие пытался заслужить, даже не смотря на моё согласие помогать.

Отец молчал. Так долго, что мне показалось, Владислав говорил с пустотой. Зашуршали листы из черной папки, в ход пошли имена и цифры. Заказчика звали Старцев Иван Николаевич. Мне его имя ни о чем не говорило. Из рассказа я поняла только то, что он претендовал на долю отца в их совместном бизнесе. Даже не на все наследство, а на его часть. Сколько стоила моя жизнь? Сорок процентов акций? Пусть это миллионы и миллиарды, но лично я на убийство бы ради них не пошла. Что они дадут? Один богатый человек станет еще богаче? А потом акции в цене упадут, он обанкротится и все пойдет прахом. Все материальное в принципе пойдет прахом, золото на тот свет не унесешь. Но я, наверное, в свои глупые восемнадцать действительно не все понимала.

Владислав дошел до выстрела у больницы, их с Геной плана и нашего с Андреем согласия. Все еще говорил один, отец никак на него не реагировал. Я заглянула в щель. Нелидов стоял у стола, сложив на груди руки. Монументальный, как скала, и такой же неподвижный. Как же тяжело было ждать! Я понимала, что если ворвусь в кабинет и начну что-то доказывать, то сделаю хуже. Владислав знал отца гораздо дольше, чем я. Он «серый кардинал», в конце концов! Должен понимать, что нужно говорить и как.

– Водителя я на дачу отправлю отсидеться, – рассказывал безопасник. – Там рядом свалка списанных кораблей. Речные буксиры. Бомжей и мародеров от них сторож отгоняет. Вот вместо него я Сергея и посажу.

– А Наталью рядом? – глухо спросил Нелидов.

Впервые вообще что-то произнес. Я вжалась в стену и закрыла рот рукой. Господи, пошли отцу выдержку и благоразумие! Все придумано уже, все согласны, не нужно ничего ломать!

– Наталью я сюда верну, – ответил безопасник. – В подвале комнату оборудуем, чтобы самые жаркие дни пересидела, потом можно будет вывезти вместе с Барановским за границу.

– Она станет пленницей в доме собственного отца, а потом помашет ручкой: «До свидания, папа, надеюсь, через десять лет увидимся?» Это ты мне предлагаешь?

– Я предлагаю не рисковать её жизнью больше, чем это требуется…

– Тебе Барановский заплатил?

– Нет.

– А в чем тогда дело? Почему я должен отказаться от своего ребенка?

Владислав низко опустил голову, а потом обернулся к двери.

– Наталья, зайди, пожалуйста.

У меня чуть ноги от слабости не подогнулись. Отец зациклился на Бароне, ничего не изменилось. Но хотя бы Владиславу жизнь сохранил и даже план с ним обсуждал. Надеюсь, это не отложенное наказание? Пока безопасник нужен – он жив, а потом яма в лесу, черный мешок и комья земли градом на голову?

Воздух в кабинете казался наэлектризованным и пах озоном, как после грозы. Я не сразу поняла, что это парфюм отца. Только когда встала от него на расстоянии вытянутой руки. Антикварный стол не давал подойти ближе, да я и не хотела. Боялась.

– Ты в курсе всего этого? – спросил Нелидов, рисуя в воздухе круг. – И как тебе перспектива в подвале посидеть? Все готова выдержать, лишь бы потом к Барановскому сбежать? Я думал, мы все обсудили и договорились.

– Я беременна, – невнятно пробормотала я, а потом вздохнула глубоко и повторила громче: – Папа, я беременна от Андрея. Он мой законный супруг, дети бы все равно когда-нибудь были.

Я захлебнулась, не договорив. В глазах отца сверкнула молния. Он сжал кулак и с грохотом ударил крышку стола.

– Барановский в своем уме? Какие ему дети?!

За плечом тень выросла, Владислав шагнул ко мне. Я стояла, опустив голову, не оборачивалась, но чувствовала его защиту. Значит, плохи наши дела.

– Он не знает ничего, это случайно получилось.

– Наташа! – зарычал отец, и я голову в плечи вжала. – Случайно у подростков бывает, а он тридцатилетний мужик. Обязан знать, откуда берутся дети!

Я губу прикусила. Сухая корка на ней горчила, запеклась слюна. Надолго моей выдержки не хватит. Рвану тельняшку на груди и пойду в атаку. Но пока еще были силы отвечать тихо:

– На аборт не пойду.

– А надо бы, – фыркнул отец. – Барановский даже с пересаженным сердцем долго не протянет! Пять, максимум семь лет! Что он даст ребенку?

– Пятнадцать, – упрямо прошипела я. – Средняя продолжительность жизни с пересаженным сердцем пятнадцать лет, я узнавала. Можно и двадцать и все тридцать прожить, а умереть совсем по другим причинам. Он начнет жить нормальной жизнью, даже спортом сможет заниматься. Я не пойду на аборт. Точка. Это ребенок от любимого мужчины и ему нужен отец. Настоящий, а не тот, кто женится на мне после развода. Ты почему-то не захотел отказаться от родной дочери, а Андрею предлагаешь поступить именно так. Почему?

Я не кричала, но голос к последним фразам повысила. От нервов трясло мелко, зубы начали стучать. Владислав подошел еще ближе и загородил меня плечом. Андрей там должен был стоять и смотреть в глаза тестя, но без мужа я одна защищала нашего ребенка.

– Я не смогу без них жить, – тихо сказала я. – Если отберешь у меня мужа и ребенка, то получишь пустую куклу вместо дочери. Я не вскрою вены, не брошусь с моста, но ни одного мужчину к себе больше не подпущу. Твой дворянский род прервется. И наследство, за которое друзья и партнеры тебе готовы глотку перегрызть, все равно достанется им, так зачем ждать? Я письменно от всего откажусь и пойду хоть в подвал, хоть на чердак. Делайте потом со мной, что хотите.

Нелидов грузно сел на крышку стола и вытянул ноги. Макушка поникшей головы казалась светлее остальных волос. Лысеть начинал отец, старел.

– Владислав, ну какой ей подвал? – простонал он. – Беременная. Свежий воздух нужен, прогулки, фрукты. Все, кроме грейпфрута, и с экзотикой желательно не переборщить. Яблоки, груши. В больницу нужно ездить, опять же, раз в две недели. Ладно, я акушера сюда приглашу, но портативный аппарат УЗИ – совсем не то, что стационарные монстры, где каждый прыщик на теле ребенка видно. Нельзя пропустить осложнения. Барановский не мальчик, ему тридцать семь. Ох, как все не вовремя.

Я боялась верить в то, что слышу. Оглянулась на Владислава, а он кивнул и погладил по плечу. Все хорошо? Правда? Я понимала, что девять месяцев мне все равно придется провести с отцом. Раньше операцию Андрею вряд ли сделают. Он еще после ранения не поправился. Но как быть со Старцевым и всей заварушкой?

– Проще меня тогда спрятать и сказать Старцеву, что пропал без вести, – ответил безопасник. – Но где гарантия, что нет второго убийцы? Я до сих пор не нашел того, кто слил имя и адрес наследницы. Он где-то рядом.

– Начальник административного управления, – встряла я в разговор и схватила Владислава за рукав, чтобы не перебил раньше времени. – Андрей сначала через него хотел биоматериал для теста ДНК получить. Алексей договаривался, а потом он сбежал от Гены, и мы переиграли план.

– Мы? – удивился отец.

– Да, я помогала. Общество «Возрождения русской духовности» уже было, почетное членство придумал Андрей, а я обзванивала кандидатов. Чуть позже муж и рассказал мне про Антона Рогова. С ним договорились на стакан с остатками слюны, но Алексей…

– Рогов? – повторил отец фамилию и задержал взгляд на начальнике службы безопасности. – Ты проверял его?

– Да, – осторожно кивнул Владислав, – он со Старцевым никак не связан. Контактов ноль.

– Ты уверен?

– Нет, конечно. Я дам ребятам задание, они его размотают. Ноткина Алексея упустили, просто не знали тогда, куда копать. Виноват, Георгий Владимирович.

– Ты так виноват, что мы еще долго об этом будем разговаривать, – рыкнул отец. – Ищи крысу. Чтобы я к вечеру знал имя еще одного предателя!

– Есть, – по-военному ответил Владислав.

– С Натальей что делать будем?

– Чтобы она на свежем воздухе гуляла, нужно не с ней, а со Старцевым что-то сделать, – склонив голову на бок, ответил безопасник. – Компромат есть, но судиться будем долго. Я потому и хотел спрятать Наталью. Ей с ребенком и с мужем лучше вообще исчезнуть из страны на время. Даже с круглосуточной охраной небезопасно. Разве что…