– Как она? – вместо приветствия говорит Мэй. – Где вы все были? Всё в порядке?

– Все нормально, – хриплым голосом отвечает па. – Мы в больнице.

– Как бабуля?

– Идет на поправку. Это был малый инсульт, но ей сделали кучу анализов. Врачи считают, что с ней все будет хорошо.

– Это из-за химиотерапии?

– Они не знают точно. У нее был тяжелый год. Причиной могло стать все что угодно. Но все мы знаем, что даже инсульту не сломить твою бабулю. Как, собственно, и медсестрам. Как минимум одну она точно довела до слез.

Мэй слегка разжимает пальцы, впивавшиеся в телефон.

– Я могу поговорить с ней?

– Сейчас она спит, но я передам ей, что ты звонила.

– Я должна быть с вами, – говорит Мэй, и па даже не догадывается, насколько это правда. Если бы она не соврала им, если бы не вбила себе в голову, что ей нужны приключения, то сейчас была бы там, дома. Понимание этого тяжелым грузом опускается на сердце, и она судорожно вздыхает. – Нужно было остаться дома.

– Не переживай ты так, ребенок, – говорит па. – Я серьезно.

И все же внезапно обрушившаяся на Мэй вина чуть не сбивает ее с ног.

– Я могу сегодня же сесть на самолет, – говорит она, кружась на месте и обводя глазами расплывшиеся очертания старинных зданий и далеких гор. – Наверняка из Денвера можно улететь кучей рейсов. Можно вернуться к…

– Мэй, – перебивает ее па, и девушка останавливается на месте, – она предупреждала, что ты это скажешь.

– Предупреждала?

– Да. И по ее плану я должен убедить тебя перестать волноваться и продолжить свое путешествие.

Помолчав, Мэй спрашивает:

– Мне правда надо? В смысле перестать волноваться?

– Честно? Я сам еще не пришел в себя. Но я давно усвоил, что нужно всегда делать так, как говорит твоя бабушка.

– Но тогда держите меня в курсе, ладно? И обязательно дайте знать, если что-то изменится! Утром я снова сажусь на поезд и на следующий день уже буду в Сан-Франциско. Но мне ничего не стоит сойти с поезда, если вам вдруг…

– Мэй, родная, все нормально. Завтра мы собираемся забрать ее домой, а там уже ей просто нужно будет побольше отдыхать. Мы тут отлично справляемся. Правда.

Она закусывает губу, но на душе становится легче.

– Хорошо. Только, пожалуйста, передай бабуле, что я люблю ее. И папе тоже.

– Передам.

– Тебя я тоже люблю, ясное дело.

Па смеется.

– Ясное дело, и я тебя.

Хьюго

Хьюго сидит за барной стойкой ирландского паба и смотрит футбольный матч по плохо работающему телевизору, что висит над полками с алкоголем.

– Давай, вперед! – восклицает он, когда нападающий «Челси»[35] ведет мяч по полю. Но его обыгрывает один из защитников «Ливерпуля»[36], и Хьюго стонет: – Проклятье!

Он чуть не пишет сообщение Джорджу, еще одному футбольному фанату среди них. Но вспоминает, что до сих пор не ответил по поводу размещения в общежитии в общем чате, и внутри него все сжимается.

Когда матч заканчивается, Хьюго просит у бармена пароль от Wi-Fi и обнаруживает, что несколько часов назад – видимо, сразу после того, как они сошли с поезда, – ему пришел ответ от Найджела Гриффит-Джонса. Сделав большой глоток своего напитка, он открывает письмо.

«Дорогой мистер Уилкинсон,

Благодарю Вас за Ваше сообщение, в котором Вы интересуетесь Вашим грантом на обучение в Университете Суррея, но, боюсь, мы не можем согласиться отсрочить его. Как я уверен, Вы знаете – и самолично убедитесь, если обратите внимание на первоначальное соглашение с покойным мистером Митчеллом Келли, – это предложение всегда имело условие, что в университете вы должны учиться все вместе. В соответствии с его пожеланиями мы организовали публичное освещение вашего предстоящего поступления. Учитывая эти особые обстоятельства, уверен, Вы поймете, почему мы должны настаивать на том, чтобы вы все начали обучение в один год.

Если есть другие факты, о которых я должен знать в связи с этим запросом – например, какие-либо причины медицинского или психологического характера, – пожалуйста, сообщите мне о них, и мы сможем обсудить все более детально. Кроме того, мы также можем обговорить возможность начала обучения в следующем году, но опять же, для всех вас. А пока что, боюсь, что если Вы откажетесь выполнять возложенные на Вас обязательства, то нам, в соответствии с определенными положениями договора, придется пересмотреть получение гранта и для Ваших сестер и братьев.

Пожалуйста, не стесняйтесь звонить мне в офис с любыми вопросами. В противном случае мы с нетерпением ждем встречи с Вами и другими членами «Шестерки Суррея» этой осенью!

Искренне Ваш,Найджел Гриффит-Джонс,ректор Университета Суррея»

Ощутив укол разочарования, Хьюго некоторое время просто сидит за стойкой, а его будущее снова смыкается вокруг него. На какое-то мгновение оно превратилось в пыльные железнодорожные станции в далеких городах, бесконечные голубые океаны и горные пейзажи. А теперь опять уменьшилось до интервью, в которых они вшестером объясняют, как им нравится учиться всем вместе в универе, крошечной комнаты, которую они будут делить с Джорджем, и домашние обеды по выходным.

У него такое ощущение, как будто кто-то выключил свет, как будто из яркого, разноцветного мира выкачали все краски, и он стал черно-белым.

Его первой мыслью становится написать Мэй, но ей и без этого есть о чем сейчас волноваться. В конце концов, не такая уж это будет трагедия – вернуться домой и бесплатно учиться в одном из лучших университетов. Он пишет Альфи: «Отбой».

Спустя всего пару минут приходит ответ.

Альфи: «Что они сказали?»

Хьюго: «Один за всех, и все за одного».

Альфи: «Прости, брат. Иногда отстойно быть мушкетером».

Хьюго: «Могло быть и хуже».

Альфи: «Еще хуже?»

Хьюго: «Нас могло было быть семь».

Альфи: «Или восемь».

Хьюго: «Ты кому-нибудь рассказал?»

Альфи: «Нет».

Хьюго: «И не говори».

Альфи: «Знаешь, будет не так уж и плохо».

Хьюго: «Знаю».

Альфи: «Езжай путешествовать следующим летом. Или после того, как мы окончим универ. Мир никуда не денется».

Хьюго: «Увидимся через пару дней».

Альфи: «До встречи».


Хьюго открывает новое сообщение и, тяжело вздохнув, пишет Джорджу.


Хьюго: «Я беру себе верхнюю койку».

Джордж: «Правда? Ты с нами?»

Хьюго: «С вами».

Джордж: «Круто! Будет весело. Поверь мне».

Хьюго: «Жду не дождусь».


Перед тем как отправить последнее сообщение, он медлит, раздумывая, не поставить ли в конце восклицательный знак, но не может заставить себя сделать это.

После этого Хьюго отправляется на прогулку, чтобы хоть немного разобраться во всех тех мыслях, что крутятся у него в голове. Он идет вниз к реке, мимо железнодорожного вокзала, где завтра утром они сядут на поезд, и бейсбольного стадиона, что стоит под вечерним солнцем, окруженного безмятежной тишиной.

Вдоль улиц идут ряды зданий старых складов, и когда Хьюго проходит мимо магазина в стиле вестернов, то не может удержаться, чтобы не остановиться и не примерить ковбойскую шляпу.

– По-моему, не очень, – говорит он продавщице, щурясь на слишком высокую тулью, из-за которой он напоминает мультяшного персонажа.

Та критически рассматривает его отражение в зеркале.

– А по-моему, тебе просто не хватает пары сапог.

Хьюго смеется, но тут же вспоминает, что у него по-прежнему нет денег, и выходит на улицу, чтобы написать маме, которая отвечает сразу же.


Хьюго: «Кредитка так и не появилась в Денвере».

Мама: «Должно быть, решила отправиться на пляж».

Хьюго: «Очень смешно. Сможешь узнать, они пришлют мне ее в отель в Сан-Франциско?»

Мама: «Конечно. Ну как ты, справляешься? Ты скучаешь по нам? А как остальные твои вещи, все при тебе?»

Хьюго: «Да, да и да».

Мама: «Тебе там нравится, да?»

Хьюго: «Очень».


Ему хочется поделиться с ней, рассказать о своем письме ректору и его неутешительном ответе. Но сейчас это не так уж важно; все закончилось, так толком и не начавшись, и если он расскажет ей, о чем думал – и о том, как ему не хочется возвращаться домой, – она лишь только еще больше станет переживать.

Хьюго отправляет короткое сообщение папе: «Скучаю по тебе. Но по маминой стряпне – еще больше». Затем он достает карту, чтобы решить, куда отправиться дальше, но в конце концов понимает, что у него сейчас совсем нет настроения смотреть достопримечательности, и возвращается в отель.

Проходя через вестибюль, он замечает Мэй, которая сидит в одном из мягких кресел в наушниках и с ноутбуком на коленях. Несколько мгновений он просто наблюдает за ней, за тем, как она с выражением глубокой сосредоточенности склоняется над экраном, и внутри него разливается такое теплое чувство, что Хьюго не знает, бежать ему к ней или, наоборот, убегать прочь.

Хьюго подходит к ней и замечает, что в ее глазах стоят слезы. Ему становится не по себе.

– Ты в порядке? – тревожно спрашивает он. – Твоя бабушка…

– Нет, с ней все хорошо. Вернее, скоро будет.

Хьюго с облегчением выдыхает.

– Хорошо. Это… отличные новости!

– Знаю, – тоже выдохнув, говорит Мэй. – Я еще не разговаривала с ней, сегодня вечером она уже будет дома с моими родителями, а значит, скоро поправится.

– Тогда откуда слезы?

– О, я просто… – Мэй, рассмеявшись, вынимает из ушей наушники и разворачивает свой ноутбук, чтобы он мог увидеть поставленное на паузу видео. – Я слушала Айду.

– А, ну тогда все понятно, – отвечает Хьюго, опускаясь в кресло напротив нее.

В углу гостиной играет арфа, и последние ноты эхом разносятся по всей комнате. Немногочисленные слушатели одобрительно аплодируют, и Хьюго присоединяется к ним. Когда он снова поворачивается к Мэй, она улыбается ему.