Дженнифер Смит - Заметки о любви

Хьюго качает головой.

– А если они поймут, что вы блефуете?

– Уж как-нибудь разберемся, – отвечает Альфи. – Но попробовать стоит, верно?

Хьюго пытается представить себе, как они впятером врываются в кабинет ректора, выдвигают свои требования, спорят от его имени. Сейчас у каждого из них разное выражение лица: Поппи полна решимости, а Джордж явно хочет всех защитить; Айла озабочена, а Оскар заинтересован, что для него совсем не свойственно. Альфи, конечно, просто раздувается от гордости из-за того, что делает доброе дело. Хьюго всегда умел читать по их лицам лучше, чем кто-либо, и он знает, что каждый из них хочет проявить свою любовь к нему. Но еще он знает, что не может позволить им сделать это.

– Вы потрясающие, – искренне говорит он. По правде говоря, все это немного выбило его из колеи. – И вы очень много значите для меня. Но разбираться с этим не обязаны.

– Нам не трудно, – говорит Айла. – Честно.

Поппи кивает.

– Мы просто хотим, чтобы ты был счастлив.

– И я буду, – говорит Хьюго. – Я хочу вернуться домой. Даже очень. А путешествовать отправлюсь следующим летом. Или на каникулах. Все хорошо.

– Отстой! – говорит Альфи. – Ты же хочешь путешествовать сейчас. Я знаю. Так почему не позволить нам хотя бы попытаться?

– Нет, – более решительно возражает Хьюго. – Просто… Пожалуйста, ничего не предпринимайте. Я люблю вас и спасибо за то, что хотите помочь, но все и так хорошо.

Айла скептически смотрит на него.

– По-моему, ты сейчас установил рекорд по использованию слова «хорошо» в одном разговоре.

Связь начинает барахлить, и их лица застывают на экране. Потом, так же быстро, они оживают.

– Хьюго? – говорит Поппи. – По-моему, мы теряем тебя.

Он выдавливает из себя улыбку.

– Вы никогда меня не потеряете.

– Чувак, мне кажется, она имела в виду связь, – говорит Альфи, и Поппи с Джорджем тянутся, чтобы стукнуть его.

– Знаю, – отвечает Хьюго, и изображение на экране снова мигает. – Слушайте, мне пора. Между станциями связь так себе. Но еще раз спасибо вам. Правда. Вы лучше всех.

– Кто, я? – спрашивает Альфи.

Хьюго смеется.

– Все вы. Увидимся через пару дней.

– Не расстраивайся, Хьюго, – говорит Поппи, но он не успевает узнать, что именно она имела в виду – ситуацию с Мэй или возвращение домой, или учебу в универе. Связь пропадает окончательно.

На окне застыло пятнышко грязи, и Хьюго наблюдает, как оно движется то вверх, то вниз, пока они проезжают мимо полей, где пасутся лошади и крупный рогатый скот, овцы и козы. На перекрестке фермер высовывается из своего пикапа, чтобы посмотреть на проносящийся мимо поезд, а за ним колышутся на ветру полевые цветы.

Через несколько минут он убирает телефон в карман и встает.

Мэй сидит в обзорном вагоне за одним из столиков, склонившись над камерой, и Хьюго проскальзывает на диванчик напротив нее.

– Это место мистера Бернштейна.

– Кого?

– Мистера Бернштейна. Я как раз беру у него интервью. Он только что рассказывал мне, как делал предложение своей жене перед тем, как отправиться во Вьетнам.

– На войну?

– Нет, в отпуск. – Мэй поднимает на него глаза. – Шучу.

– Послушай. Я очень извиняюсь за все, что произошло.

Она спокойно смотрит на него.

– За что именно?

– За все.

– Ну, из-за Маргарет можешь не извиняться, – перебирая линзы, говорит ему Мэй. – У тебя есть полное право встретиться с ней. У вас есть общее прошлое, и…

– Я знаю. Но я прошу прощения за фильм. Мне не следовало смотреть его. И точка. Я предал твое доверие, и это ужасный поступок. И еще я прощу прощения за…

– Хьюго.

– И еще. Может, не стоило говорить все это вот так. Но пожалуйста, знай, это не было ошибкой. Я правда так чувствую. Ты мне нравишься, Мэй. Очень. Эта неделя получилась такой невероятной только благодаря тебе, и клянусь… – Хьюго вдруг умолкает и смотрит на нависающего над ним пожилого мужчину в очень высоких брюках.

– Должно быть, вы ассистент режиссера? – говорит мистер Бернштейн, пожимая руку Хьюго. – Вы тоже будете задавать мне какие-то вопросы?

Хьюго внезапно кивает.

Мистер Бернштейн выглядит польщенным.

– Что ж, о чем вы хотите узнать?

– Я очень хочу знать, – говорит Хьюго и не спускает глаз с Мэй, – чувствуешь ли ты то же самое.

– Что чувствую? – озадаченно спрашивает мистер Бернштейн.

Но ни Мэй, ни Хьюго больше не обращают на него никакого внимания. Мэй молча смотрит на него, а его сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди. Сжав руки в кулаки, Хьюго ждет, когда она что-нибудь скажет. Но выражение ее лица остается непроницаемым.

Кажется, проходит целый год.

Потом еще один.

«Боже! – думает Хьюго. – Что я наделал?»

Мистер Бернштейн наблюдает за ними, и Хьюго чувствует, что краснеет. Поезд, покачиваясь, увозит их все дальше в красные извилистые горы, которые поднимаются по обе стороны от вагона, словно место действия какого-то фантастического, далекого сна.

А может, все это и есть сон.

С каждой секундой Хьюго все больше убеждается, что совершил ошибку, огромную ошибку, и что это была чертовски ужасная идея.

Но тут Мэй находит своей ногой его ногу под столом, и когда он поднимает на нее глаза, то видит ее улыбку.

Его сердце замирает и начинает биться быстрее. Это ощущение похоже на пробку, вылетевшую из бутылки. От испытываемого облегчения Хьюго сейчас способен только на то, чтобы оставаться в вертикальном положении. Вопросительно подняв брови, он смотрит на Мэй, и она почти незаметно кивает.

Хьюго широко улыбается ей через стол.

– Так мы продолжим или как? – спрашивает мистер Бернштейн, переводя взгляд с Хьюго на Мэй, и та смеется, не отрывая глаз от парня.

– Да, мы продолжим, – говорит она.

– Твоя очередь, – говорит Мэй, когда они возвращаются в купе после ужина. Они едут через Юту, небо мягкое и нежное, а горы превратились в очертания на горизонте. Хьюго прижимается лбом к окну, наблюдая за узкой речкой, несущей свои безмятежные воды вдоль путей.

Он удивленно поворачивается к ней.

– Правда?

– Правда.

– Но я думал, ты не хочешь, чтобы я принимал участие в фильме.

Мэй какое-то время разглядывает Хьюго, его карие глаза и темные волосы, рот, на котором появляется кривая усмешка, и ямочку на щеке. Ворот его футболки немного съехал набок, и почему-то это вызывает в ней теплые чувства. Она поправляет ткань, наклонившись к нему, ее пальцы задевают его шею, и тут, не в силах противостоять себе, Мэй быстро целует его и садится на место.

– Я передумала.

Его усмешка съезжает на другую сторону рта.

– Но почему?

– Не знаю. Наверное, потому что хочу услышать твои ответы.

Это не совсем правда. И он улыбается.

– Ну, мне будет трудно переплюнуть мистера Бернштейна. Или ту учительницу – Джун, верно? От ее истории я чуть не расплакался.

– Чуть? – спрашивает Мэй, и Хьюго, смеясь, хватает ее за талию и пересаживает к себе на сиденье. Она старается удержать равновесие, балансируя на его коленях, но через секунду ей уже все равно, потому что он целует ее, и в этот раз с каким-то отчаянным пылом. Через несколько минут они отрываются друг от друга, тяжело дыша, и Хьюго снова наклоняется, чтобы еще раз поцеловать ее в кончик носа.

Он двигается, и она садится рядом с ним. Плечом к плечу, они еле умещаются в кресле, предназначенном для одного пассажира.

– Ну что, до Сан-Франциско еще двадцать один час.

У Мэй такое ощущение, словно из нее выпустили весь воздух. Не так уж и много.

– И потом еще шестнадцать, пока я не уеду в Лос-Анджелес, – говорит она.

– А потом еще сутки, пока я не вернусь в Англию.

Мэй кладет голову ему на плечо, и он опускает подбородок на ее макушку.

– И все равно этого мало.

– Да, – мрачно соглашается он. – Мало.

Она смотрит мимо него в окно, туда, где отливают золотом несколько тоненьких облачков. Юта и Невада, а потом Калифорния. Она почти не думала о том, что на следующей неделе начнет учиться в колледже. Что ей нужно всего лишь пересечь еще несколько штатов, отправиться на юг, вдоль побережья, – и она окажется там, где ей предстоит провести следующие четыре года своей жизни.

«Твой мир станет таким огромным», – сказала ей перед отъездом бабуля, и Мэй удивляется, каким большим он уже стал, когда рядом с ней Хьюго, а перед ними – бесконечное западное небо. Они целый день записывали интервью, и теперь в ее голове гудит рой историй. Она с нетерпением ждет, когда наконец соберет вместе все эти жизни, пересекшиеся в поезде, на котором рассказчики мчатся через страну по самым разным причинам.

Впрочем, Хьюго она солгала.

Дело не в том, что Мэй все-таки решила взять у него интервью. Она по-прежнему считает, что он не подходит для этого фильма. Причина в куда более важных вещах.

Это пришло ей в голову, когда он сидел по другую сторону стола в обзорном вагоне, нервничая и ожидая ответа на вопрос, который даже не смог толком сформулировать. Мэй поняла: что бы ни случилось в течение следующего двадцати одного часа в поезде, а затем шестнадцати часов в Сан-Франциско, в конце концов им придется попрощаться.

И она будет скучать по нему.

Пусть звучит это не так уж эпично, зато это правда: она будет скучать по нему. Уже сейчас – и это невероятно – ей кажется, что у нее в груди разрастается дыра. Поэтому она решила, что хочет забрать что-нибудь с собой. Если ей не суждено владеть Хьюго целиком, то пусть у нее будет хотя бы его крошечный кусочек.

– Как это будет происходить? – спрашивает Хьюго, заметив, что она не отрывает глаз от камеры, лежащей на полке над сиденьем напротив. – Ты будешь задавать мне те же вопросы, что и остальным? Или для меня ты приготовила особенные – ведь я такой…

– Назойливый? – с ухмылкой подсказывает Мэй.