Он толкает ее плечом.

– Я хотел сказать «неотразимый», но как хочешь.

– Я буду задавать тебе те же вопросы, что и всем.

– Знаешь, если бы я брал у тебя интервью…

– Но все как раз наоборот.

– Я бы ни за что не стал задавать тебе стандартные вопросы.

– И о чем бы ты спросил?

Хьюго задумывается.

– Я бы спросил тебя о самом лучшем совете, который дала тебе твоя бабушка.

– Она сказала, что в поезде я обязательно должна познакомиться с симпатичным парнем, – отвечает Мэй, и Хьюго усмехается.

– Она правда так сказала?

Мэй кивает.

– Ну, у тебя очень умная бабуля. Я бы хотел побольше узнать о ней. И о твоих родителях, кстати, тоже.

– О чем именно?

– Что они из себя представляют, как они познакомились, как это было – расти с двумя отцами.

Мэй собиралась было ответить так, как всегда отвечает на подобные вопросы: «Мне повезло. Повезло больше всех на свете. Потому что у меня два самых замечательных в мире отца».

Где-то в коридоре открывается дверь, и кто-то переговаривается. Потом наступает тишина, которую нарушают лишь их дыхание и тихий гул поезда. Они могли быть где угодно, но каким-то чудом оказались здесь, и Мэй вдруг хочется поблагодарить судьбу за этот подарок, за лишний билет, за все те обстоятельства, что привели их друг к другу, за огромный мир и за вот такие нереальные моменты.

Хьюго наблюдает за ней с таким теплом, что ей сразу вспоминаются слова Приянки. «Любовь – она как солнце, делает все вокруг ярче и радостнее». Мэй помнит и свою фразу, о том, что можно ведь и обжечься.

Но сейчас ей совсем так не кажется. Совсем.

Она печально улыбается Хьюго.

– Иногда было непросто.

– Уверен.

– Не из-за них. Они как раз лучше всех. Но у нас маленький городок, и я была единственным ребенком, подрастающим в семье родителей-геев. – Мэй пожимает плечами. – Иногда люди бывают таким уродами!

– Согласен, – совершенно серьезно говорит Хьюго. – Хотя мне кажется, ты можешь за себя постоять.

– Может быть, но иногда все равно так обидно! Помню, как-то раз папа приехал за мной в школу, но наш новый секретарь не отпустила меня с ним, потому что у нас разные фамилии. Это было ужасно. Ей было все равно, что у меня такое же среднее имя, или что мы похожи как две капли воды, или что он уже тысячу раз забирал меня. Она была непрошибаема, и нам с папой пришлось, пыхтя от злости, сидеть в ее кабинете и ждать па. – Мэй качает головой. – А еще как-то мы с па пришли на детскую площадку, и ко мне подошел какой-то пацан и сказал, что мой па никакой мне не папа. Как будто папами и мамами могут считаться только биологические родители.

– И что ты сделала? – глядя на нее во все глаза, спрашивает Хьюго.

– Я ударила его в живот, – улыбаясь, отвечает Мэй. – Мне было всего шесть… Но мне не всегда удавалось сохранять спокойствие и хладнокровие, даже когда, пожалуй, следовало бы.

– Иногда такие вещи сложно игнорировать.

Она кивает.

– Вас часто дразнили в школе?

– Не особо. Мы всегда держались вместе. Но ты бы видела комментарии в мамином блоге! – Присвистнув, Хьюго качает головой. – Если тебе когда-нибудь станет интересно, где в свободное время собираются расисты, сексисты и неучи, то лучшего места тебе не найти.

– Кошмар! – с тревогой говорит Мэй, но парень лишь пожимает плечами.

– Мама уже давно перестала переживать из-за них, мы тоже. Хотя я бы с радостью ударил кого-нибудь из них в живот. Но в сети на такое проще не обращать внимания, чем в реальной жизни.

– Но они всё равно живут среди нас.

– Да, они живут среди нас, – соглашается Хьюго и утыкается носом в ее плечо. Мэй ведет пальцем по линиям на его ладони и вздрагивает от наслаждения, когда он переворачивает ладонь и ловит ее за руку.

– Кстати, про блог. Ты читаешь его?

Хьюго смеется.

– Никогда, пока я в своем уме.

– А мне понравилась та история, где вы с Альфи…

– Стой, – со стоном говорит Хьюго, – ты читала его?

– Не скажу, что регулярно захожу туда, но перед поездкой я собирала про тебя информацию.

Он качает головой, но на его щеке появляется ямочка, и Мэй уверена, что разговор его очень забавляет.

– И что это была за история? Мы с Альфи в детстве часто попадали в неприятности.

– Про то, как вы сбежали в Лондон.

– Точно, было, – складывая руки на груди, вспоминает Хьюго. – Это была идея Альфи.

Мэй ждет, когда он рассмеется, но его лицо вдруг мрачнеет.

– Что такое?

Хьюго вздыхает:

– Они звонили мне. Пока ты записывала интервью. Альфи рассказал остальным, что я писал ректору, и они хотели пойти завтра к ректору и просить за меня. Даже Джордж.

– Ух ты! – Мэй улыбается. – Круто.

– Я попросил их не делать этого.

Она кивает:

– Я так и поняла.

– Не хочу, чтобы они рисковали собственными грантами, – потерев глаза, говорит Хьюго. – И если честно, они не должны воевать за меня. Больше нет.

– Согласна, – внимательно глядя на него, отвечает Мэй. – Поэтому я считаю, что ты должен бороться сам.

– Письмо ничего не изменит, – нетерпеливо говорит он, давая понять, что больше не хочет спорить с ней. – Знаю, ты считаешь, что это похмелье, но ты ошибаешься. По правде говоря, это было именно опьянение. А теперь я протрезвел.

– Да, но…

– Ничего не выйдет. – Хьюго резко поднимается, и Мэй остается в кресле одна. – Я не говорил со своими родителями, ничего не обдумывал как следует, даже не проверял свой банковский счет! Ректор теперь считает, что я просто не хочу учиться, сам я переживаю, что Альфи и остальные всё равно пойдут в университет и потеряют свои гранты. А на самом деле все это просто…

– Хьюго.

Он поджимает губы и старается не встречаться с ней взглядом.

– Это была глупая идея.

– Иногда полезно совершать глупости, – думая о бабуле и улыбаясь, говорит Мэй. Но ей не удается переубедить Хьюго. – И что… в итоге ты просто вернешься домой?

– Да, – отвечает он, усаживаясь в кресло напротив. – Я просто вернусь домой.

Они смотрят друг на друга, оба недовольные. Между ними повисает напряженное молчание, которое Хьюго в конце концов прерывает, показав на камеру.

– Мы немного увлеклись и отошли от темы интервью, не думаешь? – спрашивает он, стараясь разрядить атмосферу. Но Мэй молчит, и Хьюго, наклоняясь, принимается барабанить пальцами по столу. – Могу я задать тебе вопрос на менее острую тему?

– Например?

– Ну, не знаю. – Он улыбается. – Сколько у тебя было парней?

Мэй сердито смотрит на него.

– А что? Как помощник режиссера, я должен следить, чтобы интервью получилось всесторонним.

– А разве это не я беру у тебя интервью?

– Ты мне правда не скажешь?

– Если честно, тут и рассказывать особо не о чем. Этим летом я встречалась кое с кем, но между нами не было ничего серьезного. Это совсем не было похоже на…

Она смущенно умолкает. Но лицо Хьюго мгновенно освещает улыбка, и Мэй не может не улыбнуться в ответ.

– До этого была еще парочка, – продолжает она, думая лишь о блеске его глаз. – Но никто из них ничего для меня не значил. Ну, на какое-то время, наверное, все-таки значили. Но сейчас точно нет. Это было просто развлечение.

Хьюго поднимает брови.

– А это?

– А это далеко не развлечение. – Она хотела пошутить, но, увидев взгляд раненого у Хьюго, поняла, что сказала.

Какие тут развлечения, когда скоро все закончится.

Хьюго

Вчера было слишком темно, чтобы записывать интервью. Пока они с Мэй разговаривали, солнце опустилось за горы, и квадратное окно их купе стало темно-фиолетовым.

– Если бы только у меня с собой был подходящий свет! – бормотала Мэй, стараясь найти хороший ракурс. Но вскоре она сдалась, и пару часов, оставшихся до наступления ночи – пока поезд вез их через бесплодные земли Юты, – они смотрели на телефоне Мэй один итальянский фильм, «Новый кинотеатр “Парадизо”», лежа вместе на нижней полке.

– Он грустный или веселый? – спросил Хьюго, пока они устраивались.

– И то и другое, – ответила Мэй и была права.

Во время сцены с поцелуем он посмотрел на нее и увидел, что она плачет.

– Ты в порядке? – спросил Хьюго, и Мэй кивнула.

– Это любимая часть моей бабушки.

– Моя тоже, – сказал он, прижал ее к себе еще крепче, и они уснули.

Но теперь утро, самое время. Хьюго и Мэй уже позавтракали, а их кровати сложены – сегодня они пользуются этим чудом технического прогресса в последний раз. Поезд приближается к верхней границе штата Невада. За окном все сплошь яркого, грязно-оранжевого цвета, какого Хьюго не видел ни разу в жизни, но то тут, то там из пыли торчит какая-нибудь остроконечная гора. Солнце еще не достигло зенита, и свет, по словам Мэй, сейчас идеальный.

– Погоди минутку, – говорит она, и Хьюго откидывается на спинку сиденья, наблюдая за тем, как она работает. Он не может перестать думать о том, как это здорово – отвечать на ее вопросы. Но скоро его ждут и другие интервью, не такие радостные: Хьюго будет сидеть перед репортерами разного калибра, начиная от местной студенческой газеты и заканчивая «Сандэй таймс», и скармливать упрощенную версию самого себя, благодарного за грант на обучение и с нетерпением ожидающего всего того, что ждет его самого и его братьев и сестер впереди.

И все это даже не будет ложью, потому что он на самом деле так себя чувствует.

Но и всей правдой не будет тоже.

Мэй наконец готова. Ее камера установлена на импровизированном штативе, сооруженном из кроссовок и щетки для волос. Она чуть наклоняется и смотрит прямо в глаза Хьюго.

– Итак.

– Итак, – говорит он, – наверное, ты хочешь знать, как кто-то может быть настолько симпатичным.

Девушка смеется.

– Не совсем.

– Значит, как кто-то может быть настолько очаровательным?