– Ну да, конечно.

– Это правда! Слава богу, у тебя не оказалось проблем с косточками на ногах.

Мэй улыбается. Они по-прежнему держатся друг за друга, и, хотя она понимает, как мелодраматично все это выглядит в глазах людей, ждущих такси, – потому что в ее мыслях уже разыгрывается киноверсия происходящего, сопровождаемая сентиментальной музыкой, – она решает, что ей плевать. Она все еще не готова отпустить его.

Ей тут же вспоминаются слова Айды про то, что молодежи кажется, будто до них никто не влюблялся и никому из них не разбивали сердца. Будто они первые, кто прочувствовал горечь утраты и боль. Теперь Мэй понимает, что имела в виду старушка. Потому что ей кажется совершенно невероятным, что кто-то когда-то мог чувствовать все то, что испытывает сейчас она. В ее сердце смешалось столько эмоций, что ей кажется, словно она изобрела их, они изобрели их, пока стоят здесь, в конце этого длинного путешествия, пытаясь придумать, как попрощаться друг с другом.

– Спасибо, что взял меня с собой, – глухим голосом говорит Мэй. – Мне показалось, что мы провели вместе намного больше недели, в самом лучшем смысле.

– А тебе спасибо, что поехала со мной, – отвечает Хьюго. – Я не смог бы сделать это без тебя, буквально.

По кольцевой аллее подъезжает такси, и из него выходит человек с портфелем. Хьюго и Мэй обмениваются взглядами, а затем он отпускает ее и поднимает руку. Водитель кивает, вылезая из машины.

– Нужна помощь с багажом?

– Только с вот этим, – отвечает Мэй, и, когда он поднимает ее рюкзак, рюкзак Хьюго, который стоял рядом, заваливается на бок. Мэй и Хьюго наблюдают, как водитель такси несет ее вещи к машине и убирает их в багажник, а потом снова поворачиваются друг к другу.

Хьюго смотрит на Мэй своими бездонными глазами с мрачным выражением.

– Мы же прощаемся не навсегда? – изучая ее лицо, говорит он. – Правда ведь?

– Правда, – отвечает Мэй, хотя ей кажется, что это слишком – давать такие обещания, когда мир такой большой, а будущее неопределенно. – Мы будем оставаться на связи.

– Да, и ты пришлешь мне свой фильм, когда он будет готов.

– Только если ты пришлешь мне черновик своего письма.

Хьюго смеется:

– Ты иногда становишься очень назойливой.

– Знаю, – с улыбкой отвечает Мэй.

Он наклоняется, их губы встречаются снова, и она закрывает глаза, чтобы раствориться в нем в последний раз. Водитель дважды сигналит, и они медленно отстраняются друг от друга. И Мэй сразу же чувствует, как будто оставляет с Хьюго очень важную частичку себя.

«Не плачь! – снова думает она. – Только не сейчас».

Хьюго прижимает свою ладонь к ее щеке.

– Удачи дома. Я буду думать о тебе.

– Я… – начинает Мэй и тут же умолкает, ошеломленная тем, что только что собиралась сказать: «люблю тебя». Она и не понимала, что думала об этом, не понимала, что чувствовала это. Но вдруг, откуда ни возьмись, появились эти слова – внушительные, пугающие, важные. Девушка проглатывает их и говорит: – Я буду скучать по тебе.

– Ты даже не представляешь, как буду скучать по тебе я, – отвечает Хьюго и притягивает ее к себе, чтобы обнять в последний раз.

Потом Мэй садится на заднее сиденье такси. Глаза щиплет от невыплаканных слез, а в руке она сжимает синюю пуговицу, которую Хьюго дал ей в качестве залога в Денвере. Они проезжают по мосту Бэй-Бридж[43] через залив, и сверкающая вода и густонаселенные холмы Сан-Франциско появляются так внезапно, что ей ничего так не хочется, как свернуться калачиком и заплакать. Но плакать еще нельзя.

Мэй садится в самолет почти ночью, чтобы рано утром приземлиться в Нью-Йорке. Она почти сразу же засыпает, измученная прошедшим днем, и просыпается через несколько часов, когда над Манхэттеном встает солнце и огненное зарево отражается в реках, омывающих остров[44]. Всего неделю назад она приехала сюда, чтобы встретиться с Хьюго, и сейчас невольно думает о том, как это все странно – ехать так долго и так далеко, через всю страну, а потом вернуться за одну ночь.

Родители встречают ее у зоны выдачи багажа. Стоит Мэй заметить их, как ее сердце радостно подпрыгивает. У них обоих необычно помятый вид; па небрит, а у папы красные, как будто помутневшие глаза. Может, это потому, что им пришлось вставать среди ночи, чтобы встретить ее, или, может, они вообще не спали. А может, это все горе и саднящая боль потери. Впрочем, какая разница. Главное, что они сейчас здесь и она тоже. Спустившись на эскалаторе, Мэй мчится в их раскрытые объятия, словно вернулась из очень долгого путешествия.

– Я ведь даже не успела попрощаться, – говорит она в такой родной твидовый пиджак папы, и они еще крепче обнимают ее. – Как бы мне хотелось…

Мэй не может закончить фразу – уж слишком многого ей хочется.

– Она просила передать это тебе, – говорит па и немного отстраняется, чтобы залезть в свой карман. Он достает оттуда маленький кусочек картона, который оказывается старым билетом из Нью-Йорка в Новый Орлеан.

И только теперь Мэй начинает плакать.

Хьюго

Хьюго сидит на заднем сиденье такси и сжимает в руке голубоватый камушек, который подобрал у вокзала. Он расстегивает молнию на рюкзаке и бросает его в один из кармашков, где уже лежат другие сокровища, которые он собирал по дороге. Это, конечно, не такая впечатляющая коллекция, как в том чикагском здании, но уже кое-что. А самое главное – для него она имеет очень большое значение.

Автомобиль везет Хьюго через город, и всю дорогу он не может избавиться от ощущения, что что-то не так. И дело даже не в том, что он скучает по Мэй – а он скучает, и так сильно, что это кажется безумием. Его гложет еще что-то. Это как ответ на вопрос, который вдруг вылетает из головы. Как легкое покалывание в затылке.

Его осеняет, когда он регистрируется в отеле, который чудом согласился изменить имя в бронировании. Пока портье проверяет, не пришла ли его кредитка, Хьюго барабанит пальцами по стойке регистрации и вдруг понимает, что ему следовало предложить Мэй поехать с ней в аэропорт. Он раскачивается на каблуках и стонет, потому что только идиот предложит ехать вместе в Нью-Йорк на похороны и даже не подумает про аэропорт. В этом было бы гораздо больше смысла. Но теперь она там, а он здесь, и ничего уже не изменишь.

– Это для вас, сэр, – говорит портье, вернувшись с тонким белым конвертом, в углу которого стоит логотип его банка. Хьюго с облегчением вздыхает. Ну, наконец-то! – Чем еще могу быть полезен?

– Спасибо, но кроме ключа мне ничего не нужно.

Отель оформлен в морском стиле, повсюду на стенах развешены картины с буями и чайками – вероятно, сказывается близость к Рыбацкой пристани. Над его кроватью даже висит капитанский штурвал, а на покрывале большими печатными буквами выведено: «S.O.S.» Хьюго бросает на него свой рюкзак и выходит из номера, не в состоянии усидеть на месте.

Воздух на улице пропитан солью, и Хьюго отправляется прямиком к воде, пестреющей яхтами. Прямо за ними виднеется скалистый силуэт Алькатраса[45], а еще дальше – смутные очертания моста «Золотые ворота»[46]. Ему бы радоваться сейчас – он так сильно хотел увидеть его. Но вместо радости Хьюго чувствует лишь горечь, потому что он должен был быть здесь с Мэй, и без нее все кажется ему тусклым.

И только когда он спускается к пирсу, где обитают морские львы, до него доходит, что изначально он должен был быть здесь с Маргарет.

Хьюго останавливается, чтобы написать ей сообщение.

Хьюго: «Выпьем кофе завтра утром?»

Маргарет: «Отл. Я найду место и сообщу тебе адрес?»

Хьюго: «Договорились».


Неподалеку от него две чайки дерутся из-за корки хлеба, и их крики напоминают ему, что еще он должен написать маме.


«Кредитку получил. Спасибо, что все устроила. Люблю, Паддингтон».


Хьюго снова смотрит на залив и вдруг осознает, что проехал почти через всю Америку без денег, что можно считать либо впечатляющим достижением, либо верхом идиотизма. Его родители, вероятно, склоняются к последнему. И тут ему приходит в голову, что, может быть, они так легко отпустили его, пожелав удачи, потому что знали, что он все равно вернется к ним, как бумеранг.

Однажды Хьюго прочитал историю о зебре, которая сбежала из зоопарка. Она нескольких часов неплохо развлекалась, петляя по автостраде и уворачиваясь от полиции. Но в конце концов ее схватили, что, конечно, подавалось как счастливый конец. Потому что зебра без людей ни за что бы не выжила.

Тем более всем известно, что зебры, как ни крути, стадные животные.

Хьюго решает не ходить к морским львам.

Он шагает по городу до тех пор, пока перед ним не появляется мост – ярко-красный, совсем как с открытки, – но парень продолжает идти, пока не добирается до небольшого пляжа, с которого открывается вид на «Золотые ворота». Он сидит на холодном песке и смотрит, как увядают цвета, как золотой сменяется розовым, розовый – фиолетовым, а фиолетовый, наконец, серым. Когда солнце скрывается за горизонтом, Хьюго встает и в сгущающихся сумерках возвращается в отель, уставший и одинокий, и готовится ко сну на кровати в форме лодки.

Посреди ночи Хьюго просыпается от того, что ему кажется, будто он едет в поезде. Он берет телефон, надеясь получить весточку от Мэй, но от нее ничего нет. Зато есть сообщение от Альфи.


Альфи: «Меня избрали узнать у тебя, как продвигаются дела с Маргарет Кэмпбелл номер два».

Хьюго: «Сегодня она уехала».

Альфи: «Фига себе. Должно быть, тебе все-таки не удалось извиниться».

Хьюго: «Нет, у нее умерла бабушка».

Альфи: «Ого! Грустная новость».

Хьюго: «Это да».

Альфи: «И что теперь?»

Хьюго: «Ничего. Она уехала».

Альфи: «Но ведь она нравится тебе, верно?»

Хьюго: «Да. Очень».

Альфи: «Тогда, может быть, еще ничего не кончено…»

Хьюго: «Думаю, это конец. Она уехала, а я через два дня вернусь домой».