Дженнифер Смит - Заметки о любви

«Дорогой мистер Уилкинсон,

Благодарю Вас за Ваше повторное письмо. Хотя мы с нетерпением ждали – и уже очень давно, – что в начале осеннего семестра к нам прибудут все шестеро, нами приняты во внимание все изложенные Вами доводы. Мы признаем, что, возможно, не все стремятся пройти обучение в университете и что, как Вы указали в своем письме, вы, конечно же, являетесь шестью разными людьми, а не комплектом. По этой причине мы хотели бы предложить компромиссное решение. Мы готовы отложить использование Вашего гранта, но лишь в том случае, если Вы согласитесь появиться у нас на несколько дней, чтобы принять участие в рекламной кампании, организованной в начале семестра. Вы расскажете о том, что собираетесь отложить поступление на год и присоединитесь к нам следующей осенью. Мы уверены, что покойный мистер Келли одобрил бы это, так что если Вы посчитаете такой вариант возможным, то увидимся в следующем месяце. И мы будем рады услышать больше о Ваших путешествиях, когда Вы присоединитесь к нам в следующем году!

С уважением,Найджел Гриффит-Джонс,ректор,Университет Суррея»

Хьюго победно вскидывает руки, но переворачивает корзинку с чипсами и тут же вскрикивает: «Черт!» Бармен стонет.

– Простите, – снова извиняется Хьюго, вскакивая со стула, чтобы собрать их. Но он почти не замечает, что делает. Его мысли разбегаются во все стороны. Надо рассказать обо всем братьям и сестрам. Надо определиться с тем, куда именно он собирается ехать. Надо рассказать родителям. Надо купить билет на самолет. Надо рассказать Мэй.

И больше всего на свете ему хочется рассказать Мэй.

К бару подходит маленький мальчик, сидевший за столиком неподалеку, и смотрит на Хьюго, собирающего чипсы. Хьюго поднимает на него глаза и улыбается ему от уха до уха.

– Знаешь что? Я собираюсь путешествовать по миру.

– Ну, а я собираюсь съесть тако, – говорит мальчик и возвращается за свой столик.

Хьюго приветственно поднимает чипс.

– Поздравляю!

Когда он снова встает из-за барной стойки, чувствуя легкое головокружение и радостное возбуждение, то замечает карту штата Калифорния, висящую на стене рядом с кассовым аппаратом. В нижней ее части виднеется синяя звезда, а рядом с ней слово: «Лос-Анджелес».

И тут Хьюго понимает, что уже знает, где будет его первая остановка.

Когда все расходятся, Мэй, па и папа падают на диван – островок среди океана пустых винных бокалов и грязных тарелок.

– Ну что, – говорит па, обнимая рукой прислонившегося к нему папу. – Вот и все.

Папа вздыхает.

– Крабовые пирожки ей бы точно не понравились.

– Это да, зато она была бы в восторге от птифуров.

– И от твоей прощальной речи.

– И от твоей тоже, – поцеловав его, говорит па. – Но она бы убила тебя за эту историю про осла.

– Отличная история! – говорит Мэй, и они оба поворачиваются к ней с таким видом, словно забыли, что она тоже здесь.

– А мы разве не отправили тебя в колледж? – ухмыляясь, спрашивает папа.

Мэй смеется.

– Да, но у вас ничего не вышло.

В ее руке вибрирует телефон, и, увидев, что это электронное письмо от Хьюго, она садится прямо и чувствует, как ускоряется пульс.

Папа поднимает брови.

– Это он?

– Не прошло и года, – ворчит па. – Что он говорит?

– Да, что там?

Мэй с глупой улыбкой на лице поднимает на них глаза. Они выжидающе смотрят на нее.

– Я, э-э-э… пойду к себе. Ненадолго.

– Передавай от нас приветики, – поддразнивает ее папа и машет рукой вслед. Но Мэй уже ни на что не обращает внимания – она открывает письмо от Хьюго.

В нем лишь одна строчка: «Как я могу отблагодарить тебя?»

Но под ней есть еще переадресованное письмо от какого-то типа из Университета Суррея. Мэй читает его, и сердце ее ликует.

Он сделал это!

Девушка смеется, переполняемая внезапной радостью. Ведь она знает, как сильно он хотел этого и как много значит для него это письмо. И сейчас больше всего на свете ей хочется, чтобы они были вместе. (Но разве не этого она хотела и весь день?)

Потом Мэй читает письмо, которое он отправил, которое она подтолкнула его написать, и от счастья, что у него все получилось, у нее даже закружилась голова. Почти в самом конце Хьюго написал:

«Один человек недавно сказал мне, что если сильно чего-то хочешь, то должен сам творить волшебство. Поставить все на карту. Но самое главное – надо быть храбрым. Когда ты растешь среди пяти братьев и сестер, иногда трудно понять, чего ты хочешь. Но тот человек был прав. Вот почему, независимо от того, что в конечном итоге произойдет, я должен был написать это письмо. Потому что есть вещи, за которые стоит бороться, – и это одна из них».

Это не совсем любовное письмо, но Мэй все равно плачет.

Закончив читать, девушка садится за своей компьютер и выбирает мышкой файл с предварительным монтажом своего фильма, включающего в себя и ту часть, что она записала сегодня утром. А потом, пока не успела передумать, она отправляет его Хьюго. Самое меньшее, что она может сделать, – это постараться последовать собственному совету.

К фильму Мэй добавляет короткое предложение – простой ответ на его простой вопрос: «Ты уже отблагодарил».

Хьюго все еще не спит – уж слишком много мыслей в его голове, чтобы спать, – когда приходит видео. Он с усмешкой читает ее сообщение, затем открывает файл, ожидая увидеть Айду, Людовика, Кэтрин и всех остальных, с кем они беседовали на прошлой неделе. Ожидая увидеть простую документалку, которую, как ему казалось, они все это время снимали.

Но фильм начинается с Мэй.

Он садится в кровати, чуть крепче сжимая в руке светящийся экран.

«Она сделала это!» – думает он, в изумлении качая головой.

Потом Хьюго слышит, как она говорит: «И вот пятьдесят лет спустя так же влюбилась и я».

Он ставит фильм на паузу, засомневавшись, не послышалось ли ему. Потом перематывает, чтобы снова посмотреть эту часть. «Однажды, – говорит она, и в ее глазах столько грусти, что ему хочется оказаться сейчас рядом с ней. (Но разве не этого он хотел и весь день?) Мэй смотрит прямо в камеру и говорит: – И вот пятьдесят лет спустя так же влюбилась и я».

Хьюго опускает телефон и широко раскрытыми глазами смотрит в темноту гостиничного номера, пытаясь осмыслить услышанное. Он ждет, когда же это произойдет: когда в груди появится то смутное чувство, которое возникло в первый раз, когда Маргарет произнесла похожие слова и при этом была похожа на животное, пытающееся спрятаться на самом видно месте.

Но ничего не случается.

К своему удивлению, Хьюго смеется. Не потому, что это смешно. И не потому, что абсурдно, хотя так оно и есть. Все это в высшей степени абсурдно. Они знакомы всего неделю. Но смеется Хьюго – как до него вдруг доходит, – потому что он счастлив.

И потому что он тоже ее любит.

Радость от этого наполняет каждый уголок его тела, как гелий – воздушный шарик, и ему кажется, что он вот-вот воспарит. Ошеломленный, Хьюго еще пару секунд сидит, застыв на месте, но потом вспоминает, что ему нужно досмотреть фильм до конца.

Он вышел совсем не таким, каким его представлял себе Хьюго, и все же каждый его миллиметр кажется правильным. Интервью не показаны целиком; они нарезаны на более мелкие фрагменты и составлены таким образом, что кажется, будто эти случайные люди – включая его самого – все вместе беседуют о том, что значит быть человеком в этом мире. И что значит любить.

Этот фильм гениален. Он трогает душу. Он смешной, необычный и вдохновляющий.

Он такой же, как сама Мэй.

Когда фильм заканчивается, на глаза Хьюго наворачиваются слезы. Он вытирает их, думая о том, что если бы он уже не купил билет на поезд, то точно купил бы сейчас.

А потом он просто сидит в темноте и пересматривает ее фильм.

За иллюминатором самолета громоздятся облака, похожие на мыльную пену, а внизу расстилается сердце страны в зелено-золотистую клетку.

Но Мэй ничего не замечает; ее глаза закрыты, а мысли где-то далеко.

Она думает о бабуле и о том, как та была бы счастлива, что Мэй уехала в колледж. На этой неделе произошло столько всего, что об этом отъезде едва не позабыли.

Она думает о том, как снова прощалась с папами («Дубль два», – говорит па, обнимая ее), а потом и с Приянкой, которая сегодня рано утром, перед своим отъездом, заехала на их подъездную дорожку.

Она думает о сообщении, которое отправила Гаррету («Ладно, ладно – возможно, ты был прав»), и о том, каким вышел фильм, о гордости, которая охватила ее, когда она смотрела окончательный вариант. В ее кармане лежит флешка, которую она отдаст председателю приемной комиссии, когда приземлится сегодня вечером, и у нее такое странное ощущение, будто она везет с собой переносное сердце.

Но больше всего Мэй думает о Хьюго и о том, что он до сих пор не ответил ей. Должно быть, ему совсем не понравился фильм. Или его напугало то, что она сказала.

В любом случае это плохо.

Видимо, им с самого начала не суждено было быть вместе. Видимо, это было кино другого жанра.

Но Мэй твердо решила, что это ее не остановит. Если встреча с председателем приемной комиссии пройдет неудачно, она вернется на следующий день. А если и это не сработает, она попробует снова. И снова.

Она будет продолжать пытаться. И еще – Мэй больше не переживает. Раньше ей казалось, что если следующие два года она проведет на занятиях по литературе, религии и науке, то лишь потеряет драгоценное время. Увязнет в истории Древней Греции, геополитической ситуации в Тибете или поэзии У. Б. Йейтса[47], в то время как на другом конце кампуса студенты с кинематографического факультета будут двигаться вперед.