И когда крепость открылась их взору, рыцарь замер, пораженный. Эта колыбель его предков была действительно могучей и несокрушимой твердыней. Дядюшка Брэд писал правильно: это и впрямь монстр среди крепостей. Поражала не красота, а несокрушимая мощь! Генрих гордо поднял голову, осознав вдруг свое единство с давними предками, возводившими такие грозные сооружения и упорно оберегавшими от врагов свои владения. Он представил себе неукротимого Фулька, получившего прозвище Черный, – человека исключительного мужества, силы и отваги, беспощадного и даже жестокого к врагам, но заботливо оберегающего свою семью от бед и невзгод. Здесь, рядом с этим замком, воздвигнутым руками Фулька, представить его почему-то было совсем не трудно. Видно, дух его и поныне блуждал в окрестностях родного детища. И горько ему смотреть, как французский король попирает владения графов Анжуйских, сильных и гордых.

Находиться здесь долго было нежелательно и, возможно, даже опасно. Поэтому быстро двинулись дальше. Отсюда нужно было немного вернуться назад. Между Туром и Сомюром, недалеко от Анжера расположено аббатство Фонтевро – главная цель этой рискованной вылазки на континент, на земли французского короля. И под конец Генрих был намерен посетить владение своего дядюшки Брэда Лорэла, находившееся совсем неподалеку. А оттуда предполагалось уйти через Нант морем и добраться до Плимута. Но теперь планы, по-видимому, придется менять, поскольку он твердо решил сдержать свое обещание и вернуться за Сабиной в Алансон. Добром или силой, но он заберет ее и увезет с собой, в Лейк-Касл. Родные примут ее, он был уверен. Мать, конечно же, поймет его.

Они прошли еще немного, и открылась прямая дорога на Фонтевро, к месту упокоения деда, бабки и отца. Это аббатство было, пожалуй, одним из крупнейших во Франции. Оно лежало на границе между Анжу и Пуату, неподалеку от городов Сомюр и Шинон, занимало огромную территорию и выглядело величественно. Его называли королевским аббатством, поскольку Плантагенеты всегда оказывали ему свое покровительство.

Генриху была известна история аббатства. Оно не было древним, возникло лишь чуть больше века назад. Тогда странствующий монах-отшельник Робер д’Абруссель пришел на эту землю, и здесь, в долине Фон Эброди поселил всех следующих за ним учеников, без различия сословий и пола. А таких нашлось довольно много. Возник скандал. Совместное проживание неимущих рядом с людьми состоятельными, женщин рядом с мужчинами казалось явлением недопустимым, и, конечно же, осуждалось. И тогда Марбод Реннский, епископ Анжера, повелел основать здесь аббатство. Однако и оно, в нарушение всех правил, было как бы двойным – мужским и женским одновременно. На территории аббатства было выстроено пять монастырей, три женских и два мужских. Однако главной здесь всегда была аббатиса, и монахи-мужчины тоже ей подчинялись.

Графы Анжуйские всегда были покровителями этого аббатства – и дед Генриха II Фульк V, и его отец Жоффруа Красивый. Неудивительно, что и сам Генрих проявлял любовь к этому месту. Пришедшие к власти Плантагенеты даровали аббатству множество привилегий, включая прямое подчинение папе римскому, а также обширные земли и богатые пожертвования. Это очень укрепило аббатство, и оно вскоре превратилось в настоящую сокровищницу династии и родовую усыпальницу Плантагенетов. Здесь уже покоились Генрих II, Ричард Львиное Сердце и Алиенора Аквитанская.

Огромное здание внушало почтение. С душевным трепетом вошел Генрих в монастырскую церковь, в нефе которой были погребены его предки. Три надгробья приковали его внимание, и, плохо видя от волнения, он шагнул к ним.

Первой он увидел бабушку. Изваянная в камне Алиенора Аквитанская лежала со спокойным красивым лицом, обрамленным апостольником. В руках ее была раскрытая книга. Казалось, королева лежит, задумавшись над только что прочитанным. Генрих приблизился к надгробию и преклонил колени.

– Мир праху твоему, бабушка, – тихо прошептал он. – Ты совсем меня не знаешь, но видела мою мать, красавицу Наду Лорэл, которая любила твоего сына в Портсмуте недолго, но преданно и горячо. Она и сейчас любит его, бабушка, хоть прошло уже столько лет с минуты их расставания. А я горжусь тем, что невольно стал близок вам. Пусть я родился бастардом, но гордость Плантагенетов живет во мне, и я никогда не посрамлю чести рода. Клянусь тебе.

Долго стоял он, преклонив колени, у надгробия женщины, повелевавшей не так давно огромным королевством. Она дожила до глубокой старости, но жизнь не сломила ее. Потеряв дорогого ее сердцу сына, она удалилась в это процветающее аббатство, которое всегда очень любила, и здесь тихо почила.

Генриху казалось, что из глубины каменной могилы к нему идет ласковое тепло женщины, которая по причине превратности судьбы была его родной бабушкой. Она как будто тихо гладила его по голове и шептала что-то утешительное. Бабушка приняла его. Слезы тихо покатились по щекам рыцаря, но он не стеснялся их. Это был великий момент в его жизни. Не хотелось отходить. Но время подгоняло.

Рядом находилось другое надгробие. Мужчина преклонных лет в богатом одеянии и в короне. Лицо спокойное, руки сложены на животе. Его дед. Он почил уже давно – скончался в Шиноне. Это был великий король, сломленный неурядицами в собственной семье, создатель огромной Анжуйской империи, раскинувшей свои земли от холодных берегов Северного моря до самих Пиренеев. У Генриха не хватило духу назвать его дедом.

– Низко кланяюсь тебе, великий король Генрих, – прошептал он, опустившись на колени, – и выражаю тебе глубочайшее почтение. Я для тебя никто, незаконнорожденное дитя твоего сына Ричарда. И все-таки прими от меня знаки почтения и даже преклонения. Ты – основоположник династии, которая, я верю, долго еще будет править Англией. Сейчас из-за бездарности твоего младшего сына Джона, которого ты, говорят, любил больше других своих детей, мы потеряли все владения на континенте, чуть было не потеряв и Англию. Сын Филиппа Французского, которого ты знал еще ребенком, Людовик, оказался очень прытким и к тому же одаренным воинскими талантами. Его едва удалось выдворить из Лондона, который он легко захватил. Но теперь в стране правит твой внук, тоже Генрих. Он еще мал, но за его спиной стоит лорд Уильям Маршал, а он человек благородный и разумный. Во мне тоже течет толика твоей крови. И я клянусь тебе, король Генрих, что никогда не посрамлю чести Плантагенетов.

У этого надгробия он не задержался долго – не почувствовал ответа от деда. Для великого короля он остался чужим.

И наконец надгробие короля Ричарда. Ноги едва держали Генриха, когда он приблизился к нему. Боже, как он красив, его отец! Даже в смерти, даже в камне. Правильные черты лица, прямой нос, высокий лоб. Левая рука спокойно лежит на животе, правая опущена ниже, она как будто ищет оружие. Тут уж слезы у Генриха полились рекой. Перед ним была могила человека, давшего ему жизнь.

– Отец! – Рыцарь рухнул на колени и протянул руки к каменному королю. – Я твой младший незаконнорожденный сын. Моя мать, Нада Лорэл, искренне любила тебя, когда вы были вместе, и любит до сих пор. Как и обещала тебе, она осталась одна, не допустила в свою жизнь другого мужчину. Для нее ты – единственный. А меня она назвала Генрихом в честь деда. Но он не рад мне, не то что бабушка Алиенора.

Генрих склонил голову и затих. Чувства хлестали через край. Он был взволнован, даже потрясен. От каменного надгробья пошла, казалось, волна тепла. Она окутала коленопреклоненного рыцаря, создавая ощущение блаженства. Отец принял его. Молодой Лорэл поднял голову.

– Твой старший сын Филипп убит, отец, – продолжил он, преодолев волнение, – думают, что это дело рук твоего брата, никчемного короля. Англия помнит тебя и глубоко чтит. А я чрезмерно горд, что у меня такой отец. Мама сказала мне об этом, когда я ожидал посвящения в рыцари. И с тех пор я стремлюсь отомстить за тебя всем, кто причинил тебе зло. Я, как мог, помогал выдворить из пределов страны французского дофина Людовика. И чрезвычайно важным для себя делом почитал посещение места твоего погребения, отец. Я очень хотел сказать тебе, что, хоть я всего только бастард, честь Плантагенетов исключительно важна для меня, и я никогда ее не уроню. Никогда, отец, клянусь тебе.

Уходить от саркофага отца не хотелось. Он как будто держал его. Казалось, Ричард хотел еще хоть немного побыть с сыном, которого не знал при жизни. Красивая девушка, которую он любил, осуществила его желание и подарила ему сына.

За стенами монастыря сгущались сумерки, и друзья, ожидавшие Генриха, наверное, уже волновались. Нужно было уходить.

– Прощай, отец, – прошептали бледные губы. – Я люблю тебя и всегда буду любить, хоть и встретил тебя только в камне.

Генрих поднялся на ноги и пошел к выходу из церкви. Высокий и сильный, достойный сын могучего отца. И ему казалось, что глаза оставленных в нефе родных провожают его – равнодушные глаза деда и любящие отца и бабушки. На сердце было печально, но тепло.

А неподалеку от церкви воины Генриха действительно с нетерпением ожидали своего предводителя. Майклу было очень неспокойно. Ему не нравилось странное скопление поблизости мужчин весьма воинственной внешности, вооруженных и готовых в любой момент вскочить на коней. Время шло, и беспокойство капитана отряда рыцаря Лорэла росло. Он непонятным образом чувствовал нарастающую угрозу. А ощутив приближение Генриха, дал сигнал воинам готовиться, вскочил на коня и, ухватив повод скакуна рыцаря, подъехал совсем близко к выходу из церкви. Как только Генрих показался на ступенях, Майкл подал ему сигнал.

– Опасность, Генри, – быстро сказал он и прикрыл друга своим конем, давая время отреагировать на предупреждение.

В мгновение ока Генрих оказался в седле и как раз вовремя. Неизвестные мужчины вскочили на коней и двинулись к ним. Но отряд англичан был уже в полной боевой готовности – воины окружили своего рыцаря и обнажили мечи. Схватка была короткой, но очень жаркой. Из нападавших ушли только двое, причем один из них, похоже, был ранен. Воины Генриха получили несколько мелких ранений, не особенно их взволновавших – к этому они давно уже привыкли.