Я с удивлением покосилась на неё, но, кажется, она не шутила. Во всяком случае, она попросила меня объяснить ей, что нужно делать.

– Господин Хеффельфингер хочет, чтобы они были скручены, смотри, вот так. Он говорит, что это выглядит изящнее. На каждую полку нужно положить по шесть скрученных полотенец. Да, вот так, правильно.

Какое-то время мы молча складывали, скручивали и запихивали полотенца на полки, а потом Эми без перехода сообщила:

– Гретхен и Элла рассказали Эйдену, что я учу язык жестов. И теперь он думает, что я в него влюбилась.

Благодаря месье Роше я была в курсе дела и знала, что Эйден – глухой темноволосый мальчик, которого дедушка и бабушка Эми усыновили в младенческом возрасте. Получается, он был приёмным дядей Эми, но не приходился ей кровным родственником. То есть в него вполне можно было влюбиться, ничего криминального я в этом не находила.

– Хм-м! – усмехнулась я, надеясь, что в моих устах это междометие прозвучит столь же понимающе и ободряюще, как и в устах месье Роше. Во всяком случае, кажется, это побудило Эми продолжить изливать мне душу.

– С тех пор как Эйден узнал об этом, он так странно ведёт себя со мной и практически не смотрит на меня. Хотя вообще-то… – Девочка вздохнула так глубоко, что мне тоже захотелось вздохнуть. – Мы раньше так хорошо общались. Даже без слов. Только два года назад я злилась на него, потому что Элла и Гретхен использовали его как подопытного кролика, а он был от этого в восторге.

– Как подопытного кролика? – Теперь я была похожа не на месье Роше, а исключительно на саму себя.

– Да. Им нужен был кто-то, на ком они могли тренироваться целоваться. – Эми гневно фыркнула. – Они считали, что Эйден потрясающе целуется. Гретхен сказала, что это из-за его… Из-за того, что он не слышит, у него повышенная чувствительность и он идеально подходит для таких экспериментов. После этого я ей врезала. Два раза, слева и справа. Со всей силы! Так, что у меня самой потом рука болела.

– Ну и правильно! – вырвалось у меня.

Эми криво улыбнулась:

– Меня на три недели посадили под домашний арест и не разрешали смотреть мой любимый сериал.

– Но оно того стоило, – возразила я.

– Я тоже так думаю. – Эми с благодарностью посмотрела на меня. Потом она снова вздохнула: – Поэтому-то я и не понимаю, почему Эйден так странно себя ведёт. Он же знает, что я никогда бы не… и даже если вдруг… В общем, можно же учить язык жестов не потому, что кто-то в кого-то влюблён… Я хочу сказать: я же не изменилась. Я такая же, как и раньше.

В путанице различных обстоятельств наконец-то забрезжил свет.

– У моей подруги Делии был лучший друг Пауль, – начала я. – Пауль жил по соседству с Делией, и ещё в дошкольном возрасте он протянул между своей комнатой и комнатой Делии канатную дорогу, по которой можно было переправлять человечков из конструктора «Плеймобиль» и посылать друг другу записки. Их родители вместе ездили в отпуск, Делия и Пауль отлично понимали друг друга и рассказывали друг другу тайны и секреты. Но в один прекрасный или ужасный день Пауля словно подменили. Он перестал общаться с Делией, а когда она подходила к нему на школьном дворе, отворачивался от неё.

Эми посмотрела на меня широко распахнутыми глазами:

– И почему он всё это делал?

– Делия тоже задала ему этот вопрос, хотя вообще-то это оказалось непросто, потому что Пауль упорно избегал её. Но в конце концов он признался, что влюблён в неё.

– О! – воскликнула Эми. – И что дальше?

Горькая правда заключалась в том, что, хотя этот факт льстил Делии, она, к сожалению, не была влюблена в Пауля.

Их дружба этого не вынесла. Пауль не общался с Делией целый год. До сих пор между собой мы называли его Обиженным Паулем. Я решила не посвящать Эми в эти печальные события.

– Я просто хотела сказать, что так бывает: ты знаешь кого-то много лет, а потом вдруг замечаешь, что этот человек вырос и с ним хочется чего-то большего… Может быть, с Эйденом произошло то же, что и с Паулем.

Эми в задумчивости покусывала нижнюю губу.

– А если нет? Если он просто думает, что я в него влюблена, и ему это неприятно?

– А ты влюблена в него? – спросила я и внутренне сжалась.

Наверное, это был слишком личный вопрос и задавать его вот так, в лоб, не следовало. Однако Эми он, кажется, не смутил.

– Может быть… – ответила она, помедлив. – Если сердце колотится быстрее, а колени дрожат, когда он на меня смотрит, – это значит, я влюблена?

Не то чтобы я когда-нибудь была в кого-то влюблена, но я прочла достаточно книг и видела достаточно фильмов, чтобы с полной уверенностью выпалить: «Да!» То есть я бы так и сделала, если бы ровно в этот момент из-за угла не показался господин Хеффельфингер. Эми немедленно выпустила из рук полотенце, которое складывала, и убежала в направлении бассейна.

– Я, конечно, не понял ни слова, но мне кажется, что мадам Смирновой понравилось! – с энтузиазмом прошептал господин Хеффельфингер.

– Она ушла? – прошептала я в ответ.

– Нет. Она хочет всё здесь осмотреть. – Мануэль снова в отчаянии заломил руки. – К сожалению, я не смог ей воспрепятствовать. У меня сейчас следующий клиент, поэтому, пожалуйста, проследи за тем, чтобы дети вели себя прилично, пока мадам Смирнова находится здесь. И нейтрализуй как-нибудь эту пожилую даму: она непрерывно таращится на бедную мадам Смирнову как на золотого тельца собственной персоной.

– Пожилая леди таращится на неё потому, что считает, будто мадам Смирнову в действительности зовут мадам Егорова, – заметила я.

– Как того русского олигарха?

Ну конечно! Это имя было известно всем, кроме меня. Опять двадцать пять!

– По-моему, олигархи бывают только русскими, разве нет? – спросила я. – Так же, как лучшие часы – всегда только швейцарские.

Но Мануэль уже поспешил прочь – делать массаж другому клиенту.

Мадам Смирнову (или как там её звали на самом деле) я увидела в бассейне, куда за ней последовала госпожа Людвиг, действительно ни на секунду не выпускавшая из виду светскую даму-инкогнито. В свою очередь, мадам Смирнова не спускала глаз с Тристана, который как раз вылез из бассейна, растёрся полотенцем и небрежно набросил на себя халат. Что-то в этой сцене было от рекламы кока-колы, не хватало только музыки и замедленной съёмки. Все присутствующие, включая меня, как загипнотизированные, таращились на его идеальный торс, пока он не скрылся под белоснежной махровой тканью. Гретхен непроизвольно облизнулась.

Одна только госпожа Людвиг была поглощена исключительно мадам Смирновой. Завидев меня, она возбуждённо засеменила в мою сторону.

– Это она, вне всяких сомнений, – громким шёпотом поведала старушка. Возможно, чуть громче, чем следовало.

Мадам Смирнова (то есть Егорова) смерила госпожу Людвиг недоумённым взглядом, затем благосклонно улыбнулась, что привело пожилую леди в экстаз.

Тем временем Тристан направился к выходу, и, понятное дело, у обеих старших барышень Барнбрук не осталось причин задерживаться в бассейне. Грейси и Мэдисон последовали за ними по пятам. Предполагаемая супруга олигарха, забронировав ещё пять сеансов массажа и косметическую процедуру для лица на ближайшие дни, также собралась уходить. Возле бассейна осталась только Эми, которая, как я предполагала, хотела закончить начатый ранее разговор. Но, к сожалению, нам не удалось это сделать: госпожа Людвиг, вернувшись к сауне, обнаружила, что потеряла своё кольцо. Счастливая улыбка на её лице погасла, уступив место панике.

– Я положила его в чашу, которую вы мне дали, вместе с другими украшениями, – сообщила она со слезами на глазах. – А теперь его там нет, я нигде его не вижу. Понимаете, это моё обручальное кольцо. Оно стоит гроши, но так много значит для меня! – Её нижняя губа задрожала, и я чуть не расплакалась вместе с ней от сострадания.

И должно же это было случиться с обручальным кольцом – подарком господина Людвига!

Вместе с Эми мы обшарили каждый уголок, но, к сожалению, ничего не нашли. Закончив массаж, к нам присоединился господин Хеффельфингер, но даже когда он включил в спа-центре всё имеющееся освещение, чтобы было лучше видно, наши поиски не увенчались успехом. Мы заглянули в каждый угол, перетряхнули и вывернули все халаты, я перерыла корзины с грязным бельём, вытрясла каждое полотенце. Поиски велись очень тщательно, но кольцо так и не нашлось. В двенадцатом часу ночи, разочарованные результатом, мы капитулировали.

– Может быть, его спрятал кто-то из детей? – предположил Мануэль, когда совершенно убитая горем старушка в сопровождении сердобольной Эми наконец покинула спа-центр. – Дети любят такие проделки. Или же кольцо украли. Но зачем его красть? Госпожа Людвиг сама сказала, что оно совсем дешёвое.

– Не думаю, – убеждённо возразила я. – Наверняка оно упало и просто куда-то закатилось, а мы его не заметили. Завтра я прямо с утра попрошу Яромира отвинтить решётку бассейна, и мы посмотрим, нет ли его в одном из фильтров. Мы обязательно его найдём.

– Очень на это надеюсь. – Господин Хеффельфингер со вздохом задул ароматические свечи. – Иначе старушка заявит на нас в полицию за кражу, и получится, что мы все подозреваемые.

10

У меня уже не осталось сил, когда я наконец вышла из спа-центра. Казалось, что на моём раскалённом лбу можно жарить яичницу, а медицинские колготки намертво прилипли к ногам. Кроме того, я беспокоилась за госпожу Людвиг, всей душой надеясь, что ей, бедняге, удастся поспать сегодня ночью.

Посреди коридора восседала Запретная кошка. Завидев меня, она встала, словно только меня и ждала, потёрлась о мои ноги и, громко мяукнув, направилась к узкой полуподвальной дверце служебного выхода из спа-центра.

В двери торчал ключ, поэтому я вняла просьбам Запретной кошки и выпустила её наружу. В перерыве между сеансами массажа господин Хеффельфингер бегал сюда курить, поэтому снег перед дверью был хотя и не убран, но порядочно вытоптан. Через приоткрытую дверь в коридор ворвался холод, приятно остудивший моё разгорячённое лицо. Я вытащила ключ – дверь имела обыкновение внезапно захлопываться, так что без ключа пришлось бы тащиться к главному входу в отель, – вышла наружу и с наслаждением вдохнула полной грудью. Ледяной ночной воздух проник глубоко в лёгкие, и я сразу почувствовала себя лучше.