Грейси при этом ругалась как извозчик. Я уверена, что её мать даже не подозревала о столь богатом словарном запасе дочери.

Когда нам наконец удалось разнять дуэлянтов (и конфисковать у них ножницы), Дон выступил в своём роде:

– Пусть Грейси Барнбрук из Чарльстона, штат Южная Каролина, не думает, что моя рубашка останется неотмщённой. Она ещё пожалеет, что появилась на свет! – Он злобно сверкнул на меня глазами: – Переведи ей!

Я повернулась к Грейси:

– Дон говорит, что очень рад, что присоединился к занятиям в игровой, ведь иначе он никогда бы не познакомился с тобой, Грейси. А ещё он говорит, что ему очень жаль, что так вышло с твоими волосами, – достаточно вольно перевела я.

Грейси скрестила на груди руки:

– Ну ладно. Скажи ему, что я принимаю его извинения. Это только потому, что у него красивые глаза, а ещё потому, что я не люблю тихонь – с ними одна скукотища.

Эми закатила глаза:

– Вот до чего доводят розовый гипюр и сиреневые блёстки. Вот вам, пожалуйста! Сначала мы влюбляемся в плохих парней, потом нам становится наплевать на все достижения эмансипации, а потом – добро пожаловать в клуб разбитых сердец.

Да уж, Эми сегодня была не в лучшей форме.

Я повернулась к Дону:

– Эми говорит, что, хотя Грейси выглядит невинной овечкой, летом на школьном дворе она сломала плечо мальчику, который задирал её. А ещё там была какая-то тёмная история с одноклассницей, которой она сломала нос. Хотя Грейси уверяет, что это было недоразумение.

– Правда? – Дон потрясённо сглотнул.

А Грейси кокетливо захлопала ресницами.

– Если хочет, он может научить меня паре швейцарских ругательств, – предложила она. – Моя мама всё равно их не поймёт, а она не запрещает мне говорить то, чего не понимает. Спроси его, как по-немецки «конское дерьмо».

Я снова обратилась к Дону:

– Её мама опасается, что в один прекрасный день Грейси не сможет держать себя в руках и прибьёт кого-нибудь, но Грейси утверждает, что она научилась владеть собой. А ещё она хотела спросить у тебя, как по-немецки будет «конское дерьмо».

Больше я ничего не могла сделать для Грейси. Я надеялась, что на первое время этого хватит, чтобы отвлечь Дона от его далеко идущих планов мести. В любом случае, сейчас он взирал на Грейси с гораздо большим уважением, чем прежде. Кроме того, он не понимал, почему она склонила голову набок и кокетливо улыбается ему, накручивая на палец остатки отрезанного локона. В задумчивости мальчишка потёр собственное плечо.

– Вот видишь, главное – правильно наладить диалог, – удовлетворённо заметила я, обернувшись к Эми. – Возможно, вы с Эйденом просто неправильно друг друга поняли.

Я не успела обосновать свою точку зрения, потому что дверь в игровую распахнулась, и появился не кто иной, как Роман Монфор в сопровождении семейства Егоровых. Телохранителя при них не было: вероятно, он затаился где-нибудь снаружи в укромном уголке.

Я обратила внимание на то, что он вообще выполнял свои обязанности исключительно конфиденциально, – его не было ни видно, ни слышно. Наверное, именно это отличало профессионала от дилетанта.

Отец Бена вошёл в игровую не поздоровавшись. В отличие от него Виктор Егоров, переступив порог, приветливо кивнул всем присутствующим. Стелла Егорова осталась стоять в дверях, картинно изогнувшись.

После нашей беседы в сочельник я вообще не видела Романа Монфора, даже издалека, поэтому, без предупреждения оказавшись в одной комнате с ним, страшно испугалась. У меня в голове немедленно всплыли слова, сказанные им в воскресенье вечером. Я вспомнила глубокое презрение, написанное на его лице, и автоматически съёжилась в надежде, что он не заметит меня, как это обычно происходило раньше.

– Вот. Это наша скромная детская. Эти стены помнят ещё детей актрисы Элизабет Тейлор, – произнёс по-английски директор отеля, обведя комнату рукой.

Что-о-о?! Я могла поклясться, что он придумал это только что. Впрочем, Стеллу Егорову это обстоятельство не особенно впечатлило. Как всегда, при себе у неё была собачка, в этот раз упакованная в серебряную сумочку из крокодиловой кожи, гармонировавшую с серебристыми туфлями-лодочками на шпильках. Стелла предстала в элегантном синем платье с открытой спиной (этот наряд идеально подходил для церемонии вручения «Оскара»).

Собачка визгливо тявкнула. Фея и сыновья писателя, бегавшие вокруг стола, встали как вкопанные, вытаращив на неё глаза.

– У вашей собачки внутри батарейка? – поинтересовался Элиас.

Стелла Егорова его вопрос проигнорировала: возможно, она сочла ниже своего достоинства отвечать какому-то сопляку. Справедливости ради следует заметить, что, скорее всего, она его попросту не поняла.

Малышка Даша вцепилась в папину руку и прижалась кудрявой головкой к его штанине.

– Нашу лошадку-качалку сделали в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, – мелодично начал Монфор. – Её изготовили по специальному заказу отеля.

Игровая и правда представляла собой настоящий музей старинных игрушек. Не только лошадка, но и кукольная комната, набор кукол-петрушек с резными деревянными головами, расстроенное пианино и куча жестяных игрушек – все они появились на свет самое позднее в двадцатых годах прошлого века. У антикваров волосы встали бы дыбом, если бы они увидели, что дети всё ещё играют с этими музейными экспонатами.

– Добрый день! – Каролин поднялась с низкого стульчика и отряхнула с коленей солидную порцию блёсток. – Чем я могу быть вам полезна?

Роман Монфор мимоходом обернулся в её сторону:

– Это наша выдающаяся воспитательница, талантливый педагог, госпожа… э-э-э…

– Имхофф, – продолжила Каролин. – У нас тут, входя в комнату, принято сначала здороваться.

– Совершенно верно. – Роман Монфор откашлялся и продолжил, снова повернувшись к Виктору Егорову: – Госпожа Имхофф – дипломированная и чрезвычайно опытная воспитательница. С великолепными рекомендациями.

Виктор Егоров с улыбкой кивнул и понёс Дашу в направлении лошадки-качалки. Его жена глубоко вздохнула и забарабанила длинными наманикюренными ногтями по деревянному дверному косяку.

– Проблема заключается в следующем, госпожа… э-э-э… Имхофф, – продолжил Роман Монфор по-немецки. – Семейству… э-э-э… Смирновых требуется квалифицированная няня для маленькой Даши. Она будет присматривать только за Дашей.

Каролин наморщила лоб:

– У ребёнка есть какие-то физические или психические отклонения?

– Что?! – Роман Монфор негодующе фыркнул. – Разумеется нет! Но Даша – особенный ребёнок особенных родителей, поэтому ей требуется особенный педагогический подход. Который вы в состоянии ей обеспечить.

– Девочка может ходить в игровую вместе с другими ребятами, – любезно предложила Каролин. – Ей наверняка у нас понравится.

– Да нет же! – На лице Монфора было написано неприкрытое недовольство недогадливостью Каролин. – Во-первых, девочка не знает ни слова по-немецки, во-вторых, она не привыкла к обществу других детей.

– Ну, русского я, к сожалению, тоже не знаю, – вежливо возразила Каролин. – Однако, как педагог, я не советую воспитывать ребёнка в изоляции. В этом возрасте девочке необходим контакт со сверстниками. К счастью, дети, выросшие в разных странах, быстро находят общий язык и с упоением играют друг с другом.

– Кончайте валять дурака! – взорвался Монфор. – С этой минуты вы присматриваете только за девочкой. Естественно, господин… э-э-э… Смирнов хорошо заплатит вам за это. С девяти утра до, скажем, десяти вечера вы будете исполнять обязанности няни маленькой Даши. Господи, неужели так сложно понять, что от вас требуется? Вам следовало бы поблагодарить нас за оказанные честь и доверие.

Но не такова была Каролин.

– А что же будет с другими детьми? – вежливо и невозмутимо поинтересовалась она.

На лбу директора отеля начала угрожающе набухать вена: назревал взрыв. Но когда Виктор Егоров, качавший Дашу на старинной лошадке-качалке на другом конце комнаты, недоумённо оглянулся на Романа Монфора, его лицо как по волшебству разгладилось и на нём вновь засияла снисходительная улыбка.

– К сожалению, это не ваш частный детский сад, госпожа… э-э-э… – возразил он с такой изысканной вежливостью, что люди, не знающие немецкого, могли бы подумать, что он делает ей комплимент. Понятия не имею, как это у него получалось, в любом случае это было в лучших традициях школы Станиславского. – Правила поведения здесь устанавливаете не вы, а я. Если я говорю, что вы будете присматривать только за Дашей, будьте так любезны, не возражайте мне при гостях. Всё, что от вас требуется, – послушно кивнуть и порадоваться дополнительным доходам.

Каролин высоко подняла брови и открыла было рот, чтобы возразить директору, однако Роман предостерегающе поднял руку:

– Я ещё не закончил! Что касается других детей, с ними вполне справится наша практикантка. – Он выпятил подбородок в мою сторону, и я сжалась, словно он уколол меня.

Теперь брови Каролин находились практически на уровне волос.

Тем временем маленькая Фея, недолго думая, тоже направилась к лошадке-качалке.

– Я тоже хочу качаться! – пропищала она.

Улыбнувшись, Виктор Егоров приподнял её и усадил позади своей дочери. Когда лошадка вновь пришла в движение, обе девочки восторженно завизжали.

– Вы меня поняли, госпожа… э-э-э… Имхофф? – Задавая этот вопрос, Монфор ещё больше приглушил голос. Несмотря на улыбку, игравшую на лице, его глаза метали молнии.

Мне пришлось плотно сжать зубы, чтобы они снова не начали стучать.

– Да. – Каролин поняла. Вместо того чтобы отпрянуть, она чуть наклонилась вперёд и взглянула прямо в глаза Монфору. – А вот вы, видимо, не поняли. Я не собираюсь работать личной няней у людей, которые таскают собак в вечерних сумочках, вне зависимости от того, сколько они собираются мне платить. – Воспитательница говорила тихо, но решительно, и, по мере того как она продолжала, с лица директора медленно сползала улыбка. – Вы наняли меня для присмотра за детьми с девяти утра до половины пятого вечера, и я намерена выполнять именно эту работу, и никакую другую. Я приняла ваше предложение только потому, что моя мама в своё время работала у вашей матери, она огорчилась бы, если бы я не продолжила семейную традицию. Она очень любила Замок в облаках.