— Я хочу обнять тебя… прямо сейчас.

— Я тоже хочу тебя обнять…

— Я иду к тебе…

Сжимая в руке телефон и дрожа всем телом, Аня видела, как распахнулась дверь подъезда и на пустынной улице появился Дима…

…Разгоряченные, утомленные, безгранично счастливые, они с удивлением смотрели друг на друга. Смотрели и трогали друг друга, будто не верили глазам, а всходившее майское солнышко уже пыталось протиснуть жаркие лучики сквозь плотно задернутые шторы.

— Доброе утро… — Дима нежным движением убрал локон с Аниного лица.

— Доброе утро… — Она коснулась пальцем его щеки.

— Ты очень красивая, — прошептал он, скользя губами по нежной, бархатной, будто светящейся изнутри коже.

— Ты очень красивый, — прошептала Аня.

— Что это с нами? — спросил Дима, целуя ее плечи.

— Не знаю…

— Со мной никогда такого не было…

— Со мной тоже…

— Как хорошо… Мне никогда не было так хорошо…

— Мне тоже…

Осторожным и вместе с тем сильным движением Дима еще ближе придвинул Аню к себе. Ее глаза, ее рот были совсем рядом. Лежа на боку, она обвила его руками и ногами и закрыла глаза. Она все не открывала их… А он и не просил ее об этом, просто целовал ее, как еще не целовал ни одну женщину. А она отдавалась ему. Отдавалась вся, от кончиков пальцев до неистово бьющегося сердечка, вдруг почувствовавшего первую и вечную любовь, светившуюся и в его глазах.


Девочка не такая, как все

Полгода Инна в прямом и переносном смысле зализывала раны. Она сменила работу, вставила два выбитых зуба и начала поговаривать о том, что хочет поехать по туристической путевке в Германию.

— Достопримечательности посмотреть? — спросил Роман Андреевич, приподняв бровь.

— Да, — не моргнув ответила Инна и написала письмо Сашке, на старый адрес, в Западный Берлин, мол, могу приехать, давай встретимся.

И вдруг получила ответ: «Давай!» Инна глазам не поверила: адрес тот же; тогда почему Сашка ей не писал? Может, он не получал ее письма? «Выясню при встрече», — решила она и помчалась к председательнице профкома работников торговли, прихватив с собой два импортных бюстгальтера — любовь этой строгой дамы к элегантному белью, да и вообще к красивой одежде была всем известна, как и ее размеры. Еще Инна взяла с собой сто рублей в конверте — меньше та не брала.

Председательница вняла ее просьбе и пообещала выбить путевку. Инна тут же села на диету, посетила косметолога, сменила прическу, приобрела массу новых вещей — от трусиков до сумки, купила дорогущие французские духи и через три месяца вылетела из Киева в Восточный Берлин по непростой путевке. В ней было самое главное: семь часов пребывания в Западном Берлине, где в условленное время возле универмага «Ка-Де-Ве» ее будет ждать Сашка. «…Сюда обычно привозят советских туристов каждый день в четыре часа», — написал он Инне.

Привезли их в начале пятого, и Инна вся извелась: а вдруг Саша не дождется ее, уйдет… Но как только она вышла из «Икаруса», к ней приблизился высокий красивый мужчина. Инна так громко вскрикнула, что вся группа обернулась. Но она этого не заметила, она видела только Сашку. Она распростерла руки и упала в его объятия. Как в юности…

— Инночка! Я так рад!

— Сашка! — Она прижимала его к своему встрепенувшемуся сердцу, не забывшему их любовь, первую и вечную. — Сашка… — Она вглядывалась в его лицо. — Ты такой… ты такой классный! Как я по тебе соскучилась! Сашка, я так ждала этой встречи, ты не представляешь, как я ее ждала! — лепетала Инна, будто и не прошло четырнадцати лет, будто и не было микроавтобуса, исчезнувшего в пыли, и Сашка никуда не уезжал.

— Инночка, я тоже рад… — Он взял Инну за плечи и обернулся. — Познакомься, это Наташа, моя жена… — Он указал на тощую, ничем не примечательную шатенку.

Они зашли в ресторан. Саша едва заметно прихрамывал. Пообедали. Поговорили. Про то, почему Саша не писал, Инна так и не спросила. Саша показал фото двух детей, загородного дома. Его жена подарила скатерть и набор салфеток. Инна все это оставила в гостинице. Руководитель группы пригрозил сообщить куда следует о ее контактах с иностранцами.

— Да пошел ты! — огрызнулась Инна.

Может, он и исполнил свою угрозу, но через два месяца рухнула Берлинская стена. А пока Роман Андреевич и Анечка встречали Инну на железнодорожном вокзале. На ней лица не было.

— Ты не заболела?

— Я здорова! — отрезала Инна, и смутная догадка о том, что она все-таки встретилась с Сашкой, заставила Романа Андреевича замолчать. И еще одна догадка заставляла его держать рот на замке: его дочка такая же однолюбка, как и он…

Но любовь — любовью, а жизнь продолжается. Инна вдруг с остервенением начала искать себе нового мужа, будто если вот прямо сейчас его не найдет, то наступит конец света. В ее доме одна за другой появлялись по-боевому — иначе Роман Андреевич не мог сказать — размалеванные и не менее по-боевому наряженные, вернее, затянутые в облегающую одежду, женщины с глазами хищниц. И когда Инна в очередной раз попросила отца встретить Аню из школы, накормить и уложить спать, потому что придет поздно, Роман Андреевич сказал:

— Доченька, так ты для Анечки хорошего отца не найдешь.

— Папа, только так я могу устроить свою жизнь, — парировала Инна.

— А Анечкину? О ней ты подумала?

— Я только о ней и думаю. Так ты встретишь ее после школы?

Конечно встретит. И уроки сделает. И накормит. И спать уложит. Он же теперь работает ночным сторожем в продуктовом, том самом, где работала Инна, а она теперь бухгалтер в «Люксе», магазине женской одежды. Работа у Романа Андреевича хорошая — в очередях за всем, что нужно человеку для пропитания, стоять не нужно. График сутки-трое, после дежурства придет к дочке, отдохнет, Анечку встретит, покормит и домой, к Рексу. Кляксу Роман Андреевич продал и решил корову больше не заводить, но сарай, конечно, отремонтировал. Правда, в нем до сих пор пахнет гарью, никак ее не выветришь.

Наконец у Инны появился новый муж. И они сразу же узаконили отношения — расписались в загсе, без свидетелей и гостей. «Боевых» хищниц, в соответствии с законом «у замужней женщины подруг не бывает», будто корова языком слизала. И Роман Андреевич тоже довольно скоро почувствовал себя лишним.

Виктор, так звали нового зятя, пришел к Инне с двумя чемоданами и огромным рюкзаком, с таким на рыбалку ходят, и остался. Бывают мужчины — войдет в дом, и к нему тут же все тянется, от кота до буфета: хороший хозяин явился. А бывают такие, что даже пауки перестают в укромных уголках паутину плести и ласточка в свое гнездо над окном больше не возвращается. Объяснить этот феномен невозможно, но факт остается фактом. Роман Андреевич сразу почувствовал, что за фрукт у дочки поселился. Когда ни придет с работы, а зятек все на диване, телевизор смотрит, с умным видом бородку свою остренькую и другие места почесывает. Уголки рта приподняты в едко-холодной клоунской ухмылке большого знатока жизни, а от сигаретного дыма хоть топор в квартире вешай. Роман Андреевич покормит Аню — и домой.

— Виктор что, не работает? — интересуется он у дочки.

— Он ищет работу.

— А где до этого трудился?

— В научно-исследовательском институте, инженером по технике безопасности.

— М-да…

— Папа, у нас все отлично.

— Ну и ладно, — сказал Роман Андреевич и больше вопросов не задавал.

Только все никак понять не мог, почему его Инна снова выбрала плохого человека? Почему?!

В середине недели, вечером, Роман Андреевич, как обычно, засобирался домой, и тут из своей комнаты вышла Аня.

— Что случилось? — встревожился он, взглянув на ее опущенные плечи и не по-детски грустное лицо.

— Деда, возьми меня с собой, — тихим дрожащим голоском сказала Аня и боязливо покосилась на Инну, — я Рекса буду кормить, дом подметать, ужин готовить…

— Ты что это, девка?! — прошипела Инна. — А ну марш в комнату!

Плечи девочки задрожали, она начала всхлипывать:

— Дедушка, пожалуйста…

— Анечка, солнышко, тебе же завтра в школу. Вот в пятницу приедешь и все каникулы у меня проведешь. Согласна?

Девочка не кивнула и ничего не сказала. Роман Андреевич обулся, оделся, поцеловал внучку и вышел в темноту.

— Дедушка, до свиданья! — услышал он и поднял голову — Анечка высунулась в окно.

— Осторожно! — крикнул Роман Андреевич. — Упадешь!

— Не упаду. Дедушка, я буду тебя ждать. Передай Рексу привет и скажи, что я люблю его, скажи, что я по нему скучаю. И по тебе я тоже сильно скучаю. И люблю…

— И я тебя люблю… Давай, закрывай окно, а то простудишься.

Аня послала Роману Андреевичу воздушный поцелуй и закрыла окошко. Постояла посреди комнаты, подумала о том, что отчим почти не разговаривает с ней, ее школьными делами не интересуется… Рядом с ним неуютно. Вроде бы он и худой, а места много занимает. Девочка вернулась к окну, подышала на стекло, написала в туманном кружочке «Аня». Но… Но дядя Витя не пьет, а это самое главное. Теперь их никто не прогоняет из дома, мама не плачет. Да, по ее меркам — меркам маленького солдатика-часового, долгие годы стоящего на посту, чтобы защитить себя, потому что больше защитить Анюту было некому, сейчас у них все отлично. А то, что дядя Витя такой… неуютный — так это чепуха. Теперь у нее все хорошо — исчезла непредсказуемость, неуверенность в том, что будет через час, через день, не нужно дрожать от мысли, придет ли он сегодня пьяный, будет ли кричать на маму? Будет ли мама кричать на него? За что ее, Аню, сегодня будут ругать? Будут ли бить? Только вот к дедушке почему-то хочется…

Аня взяла рыжую игрушечную собаку и прижала к груди. Все в порядке, уговаривала себя девочка. Вокруг безопасно и надежно и не нужно тратить свои детские силенки на то, чтобы просто жить, просто быть, просто существовать… Но почему по ее щекам катятся слезы?..


Дома, глядя псу в глаза, Роман Андреевич передал ему привет от Анечки.