— Мне нужно четыре, — пробормотал он.

Четыре? О боже, я так и знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — я залезла в кровать с трансом! Порывшись еще, я извлекла еще одну пару, протянула ему, но он опрокинул меня на спину, осторожно поднял мои руки вверх и привязал их к столбикам кровати чулками. Я не могла пошевелиться, была полностью беззащитна и не знала, радоваться мне или ужасаться. Пусть мы выяснили, что он не королева кабаре, но вдруг он сейчас встанет, быстро оденется и обчистит дом, бросив меня объяснять мое положение и проблему местным офицерам полиции? Сердце заколотилось. Он встал передо мной на колени и принялся медленно дразнить меня языком, целуя, посасывая и покусывая. Он вошел в меня и стал двигаться взад и вперед, пока мои нервные окончания не взорвались, и мы оба кончили быстрее, чем наступает конец веселых каникул. Он осторожно отвязал меня и удовлетворенно вздохнул, после чего мы погрузились в долгий безмятежный сон.


— Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Услышав знакомый звук, я вздрогнула и проснулась. Мама! Она обычно так стучалась в окошко, прежде чем войти, отворив дверь своим ключом. Я вытолкала Тома из постели, он с грохотом приземлился на пол и непонимающе посмотрел на меня.

— Это моя мать, — прошипела я. — Быстрее, прячься в ванной!

Но времени уже не осталось. Она скакала по ступенькам, как течная сука Лабрадора. С каких это пор она так торопится, чтобы со мной повидаться? Том нырнул в гардеробную комнату. Ворвавшись в дверь, как торнадо, мама присела на краешек кровати:

— Дорогая, я только на минутку заглянула, проверить, что ты вернулась целая и невредимая. Бегу в женский институт на занятия по плетению корзин.

А кажется, будто сбежала из дурдома.

Она уже хотела повернуться и поскакать прочь, успокоившись, что ее дитя в сохранности, но вдруг замерла на месте.

— Что это? — пролепетала она.

Что? Неужели у нее радары вместо ушей? Я ничего не слышала.

— Вот, опять, — прошептала она.

И я все равно ничего не слышала. Она на цыпочках подошла к гардеробной, а мне ничего не осталось, как только изумленно таращиться. Одним движением она бросилась к дверям и распахнула их. Там стоял Том, высокий, красивый, ярко-пунцовый, прикрывая свое хозяйство страусиным боа, которое я купила на свадьбу кузины Ди. Мама в ужасе развернулась, глядя на меня так, будто я только что призналась в краже церковных пожертвований. И вдруг ее взгляд метнулся к столбикам кровати. Чулки! Если бы она открыла рот еще чуть шире, можно было бы компостировать им билеты в автобусе.

— Мам… — еле слышно пролепетала я, но все было бесполезно. Она в ошарашенном трансе попятилась к выходу, пулей сбежала по лестнице и вылетела из двери, ознаменовав свой уход оглушительным грохотом.

— Ну что, Том, — я взглянула в его потрясенное лицо, — кажется, меня только что вычеркнули из завещания.


На следующий вечер я пошла на работу, прихватив две коробки сигарет для Рэя.

— Купер, ну зачем? Ты себе-то что-нибудь отхватила?

— Забавно, что ты спрашиваешь, Рэй. Познакомься с Томом…

Том остался на четыре недели, приспособившись к моим привычкам: не спать до утра и поздно вставать. Каждый день был откровением: мы все сильнее влюблялись друг в друга, испытывали страсть и вообще были одержимы друг другом, в хорошем смысле этого слова. Да, да, опять это слово на букву «Л».

Но на этот раз все было потрясающе. Хоть раз меня не терзали сомнения. Ни единого! Он был идеален, как засахаренные хлопья. Мы безупречно подходили друг другу по всем параметрам, физически и духовно. Он был прекрасным человеком: чувствительным, но сильным, заботливым, но не подавляющим. Он полностью приспособился к моему миру и людям в нем, что не так уж просто для состоявшейся личности. Даже Кэл подобрел к нему, преодолев сомнения насчет неверности Дагу. Что до моей бабули, Том как нельзя лучше подошел на роль ее любимчика. Она щебетала, как попугайчик, что Том — точная копия моего ирландского дедушки, когда тот был жив. Мысль о том, что моя бабуля фантазирует о моем бойфренде, вызывала у меня тошноту, но ее заставляла улыбаться. Единственной тучкой на горизонте была семья Тома. Он работал на молочной ферме родителей в пятидесяти милях от Дублина, и они все настойчивее требовали его возвращения. Наконец он больше не смог откладывать. Я взяла пару выходных, и мы полетели в Ирландию — я представляла себе его ферму как маленький домик в прериях. О животноводстве я ничего не знала. Мое самое близкое знакомство с пастеризацией ограничивалось чаем с молоком.

Том объяснил, что эта ферма передается из поколения в поколение и, когда его родители выйдут на пенсию, она достанется ему. Я решила, что смогу приспособиться к деревенской жизни — ведь я смотрела «Эммердейл»[20]. Я уже представляла себе лендроверы, стеганые телогрейки и коров, которых я назову Дэйзи и Эрментруда.

Мы покинули красивый город Дублин и направились в поместье в окружении потрясающего пейзажа. За какой бы угол мы ни завернули, повсюду открывались еще более захватывающе прекрасные ландшафты. У меня в животе поднимались пузырьки, и вовсе не от самолетной еды. Я поняла, что мне понравится здесь жить.

Мы прибыли в дом Тома и оказались в центре событий: цыплята, гуси, собаки и родители — все хлопали крыльями вокруг нас, будто собирались взлететь.

Папа Тома был вылитый он. Высокий, с седыми волосами и такими же зелеными глазами с искорками, он мне сразу понравился. Он взял меня за руку, поклонился и улыбнулся, чмокнув мою руку.

— Это вам не хухры-мухры, познакомиться с девушкой, которая завоевала сердце нашего Томаса, — объявил он и тут же получил подзатыльник от рассерженной миссис Маккаллум.

— Джозеф, что за выражения ты позволяешь себе при молодой даме? — воскликнула она. Я оглянулась, чтобы посмотреть, где эта молодая дама, но позади никого не было. Я подмигнула папе Тома.

— И с вами не хухры-мухры познакомиться, мистер Маккаллум, — рассмеялась я. На его лице расплылась улыбка шире моих бедер. Миссис Маккаллум недовольно затараторила и повела меня в мою комнату. Когда она открыла дверь, я поняла, что интимный уик-энд нам не светит. Комната выглядела так, будто в ней много лет никто не жил, но она отлично сохранилась и была в идеальном порядке. Обои с цветочками были выдержаны в розово-голубой гамме под цвет старинного розового ковра и штор. Здесь были сосновый туалетный столик и шкаф из одного гарнитура с прикроватными столиками и односпальной кроватью.

Ну а я чего ожидала? Маккаллумы — явно традиционная ирландская семья, которая верит в мораль, стандарты и респектабельность. Я могу это понять. Почти.

Ужинать мы сели в шесть часов ровно. Том и его папа сидели за столом, а его мама сновала туда-сюда от плиты к столу. Я предложила ей помочь, но она отмахнулась, едва скрывая раздражение. И почему я не нравлюсь ни одной матери? Может, все они — члены секретного клуба, который обязывает их недолюбливать меня с первого взгляда?

Она навалила огромные миски картофельного пюре, овощей и густого мясного рагу. Я невольно задумалась, не гуляло ли это рагу еще вчера по полю. Интересно, мама с папой этого теленка в курсе, что он мертв? Не самый подходящий момент, чтобы заделаться вегетарианкой.

Пока мы ели, миссис Маккаллум по-прежнему бегала туда-сюда, как кролик из рекламы «Дюраселл». Она не присела до тех пор, пока ужин почти не закончился, да и то ее попросил об этом Том.

— Мам, пап, я хочу вам кое-что сказать, — объявил он. Можете назвать это интуицией, но я сразу поняла, что сейчас будет. И, судя по ужаснувшемуся лицу миссис Маккаллум, она тоже это поняла. Я затаила дыхание.

— Мы с Карли собираемся пожениться, — просияв, провозгласил Том.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало более чем удивиться быстроте подобного объявления, но я не удивилась. Том не делал мне официального предложения, но с первой минуты знакомства мы как-то почувствовали, что у нас это серьезно. Пусть мы не выбирали рисунок фарфора, не бронировали церковь, но вопросы типа «как мы назовем детей?» и «будешь ли ты любить меня даже с обвислой грудью?» не оставляли сомнений, к чему все идет.

И вот — бум! Две вещи случились одновременно. Папа Тома подскочил, чтобы поздравить нас, перегнулся через стол, чтобы обнять меня, и каким-то образом попал локтями в картофельное пюре, а мама Тома вдруг стала фиолетовой и грохнулась в обморок. Мы подняли ее и поместили ее голову между колен. Том взглянул на меня в поисках поддержки: все ли он сделал правильно? Я улыбнулась и подмигнула ему.

— Я бы обняла тебя, Том, — усмехнулась я, — но твой папа меня всю картошкой забрызгал.

Даже обморочная миссис не могла не улыбнуться.

Позднее вечером Джозеф настоял на том, чтобы открыть лучшую бутылку виски и отпраздновать событие. Мы подняли тост за наше будущее, будущее наших детей и будущий урожай. Веселье продолжалось весь вечер, пока мы сильно не напились и не стали распевать «Дикого пирата» во всю глотку. Не помню, чтобы я когда-либо чувствовала себя более довольной или счастливой: мне предстояло стать миссис Вейдар.

И все же скоро мне пришлось вернуться домой. В аэропорту я так сильно плакала, что вокруг моих ног стали плавать утки. Мысль о том, что я не увижу Тома две недели, была невыносима.

— Это совсем недолго, дорогая, — пытался он меня приободрить. — Я пришлю тебе своего двойника из картона, чтобы ты могла со мной разговаривать. К тому же это всего на шесть месяцев.

Причина, по которой мы решили ждать так долго, была чисто экономической: нам надо было накопить денег на свадьбу, так как мы оба только что спустили все сбережения в путешествии. Мне пришлось продать дом и уволиться с работы, при этом не подставив Рэя. И самое главное, мы хотели сыграть свадьбу в Шотландии, а мне понадобится по меньшей мере три месяца, чтобы убедить маму начать со мной разговаривать, не говоря уж о том, чтобы помочь со свадебным ужином. Хорошо что хоть платья с прошлого раза остались.