Не ответив, Пол закрыл глаза. Из каких-то неведомых ему глубин поднималась волна… даже не волна… цунами, ураган неуправляемой, удушающей ярости… Сжав зубы, он приготовился встретить этот ураган, вцепившись всей пятерней в стакан.

Думал выплеснуть свой гнев, швырнув этот стакан куда-нибудь наугад, смутно надеясь не то проломить риэлторше голову, не то разбить окно ее офиса.

Но не успел ничего никуда швырнуть.

Не выдержав натиска, хрупкий стакан сложился в его ладони, усыпав его мир мелкими, кровавыми осколками.

Глава 25

Все кончено, все кончено…

Слова наскакивали друг на друга, перепрыгивали и разбивались о реальность. А точнее, о грустно-вытянутое лицо сидящего передо мной Олега. Того самого Олега, которого Кира — сама Кира! — вызвала из небытия, чтобы привнести в мою жизнь хоть какую-то радость.

— Повеселишься, потрахаешься, выкинешь все из головы… — наставляла она. — Он тебе не пара, конечно, но как отвлекалово очень даже сойдет…

Даже тетя Лена была не против такого легкомысленного времяпрепровождения. То есть слово «потрахаешься» при ней, конечно, произнесено не было, но и она определенно была за то, чтобы я пригласила в гости кого-нибудь, кто привел бы меня в состояние, близкое к человеческому.

Потому что с того самого момента, как я получила то ужасное сообщение, человеком в общепринятом понятии этого слова я быть перестала, превратившись в замкнутую на работе, серо-зеленую офисную мышь.

Каждый день я вставала, одевалась во что под руку попадется, красилась по самому минимуму и ехала полтора часа на свою новую работу. Там, стараясь как можно меньше общаться и попадаться кому бы то ни было на глаза, закрывалась в кабинете и творила свои рекламные нетленки — качественно, быстро, но без души.

Потому что душу мне выпил он. Вместе с радостью жизни, желанием иметь дело с мужчинами и чувством собственного достоинства.

И самое ужасное заключалось в том, что я понятия не имела, за что получила отставку.

По началу еще подозревала, что он мог бросить меня после нашей с ним переписки в метро. До дыр ее перечитывала, пытаясь понять, что пошло не так, где наступил тот переломный момент, после которого Пол решил, что я все же… недостойна продолжения отношений с ним. И не находила. Все соответствовало ситуации на тот момент. А учитывая то, что я уже успела эмм… прочувствовать насколько сильно он сам меня хочет — можно было твердо сказать, что действовали мы с ним даже на одной волне.

Что я только не передумала. И что он вдруг заметил во мне какой-нибудь изъян. И что подумал, что не хочет иметь дело с девушкой, которая будет все время сбегать от него в метро. А может, его, как в советские времена, тормознули какие-нибудь спецслужбы, по какой-либо причине контролирующие его любовные дела… Чушь, конечно, но иди знай, что там у них сегодня происходит…

В общем, независимо от истинной причины нашего расставания, мне было плохо. Реально плохо.

Однако, каким-то непостижимым образом я умудрялась скрывать свое состояние, и прошла неделя, прежде чем Кира, а затем и тетя Лена заметили во мне пагубные перемены. Вытряхнув из меня правду — до этого момента я врала, что Полу необходимо было срочно уехать в связи с разводом — родственники обматерили моего американского бойфренда трехэтажным матом, а затем наперебой принялись предлагать варианты решения моих душевных проблем.

Поездку в родные края мы сразу же отвергли как недостаточно развлекательное мероприятие, отдых в Греции или Египте как непозволительное расточительство, и благополучно остановились на Олеге. Пусть преданный поклонник принесет мне букет гвоздичек из продуктового магазина, почитает какие-нибудь стишки, посмотрит на меня собачьими глазами…

Найдет за каким-нибудь плинтусом мой рухнувший «селф-эстим»…

В общем, развеет мои печали.

И вот, студент-искусствовед Олег Савельев сидел передо мной за накрытым в гостиной круглым столом, в своей извечной клетчатой рубашечке… и грустно ел салат Оливье. Ел, потому что, как и все студенты, был вечно голоден, а грустно… ну, наверное, потому, что ему было стыдно — за то, что он так вот… ел.

Мне же хотелось плакать. С самого первого взгляда на моего гостя я поняла, что все это ошибка, и что никакого развлечения у меня сегодня не будет. Не проймут меня ни его стихи, ни по-девчачьи длинные волосы, ни даже попытка поцеловать меня в щечку, попав вместо этого в нос.

Я даже отдаленно не чувствовала себя в романтическом настроении рядом с этим возвышенно-тоскливым олененком Бэмби.

— А можно еще? — робко спросил олененок, только что тарелку не вылизав.

— Конечно… — я придвинула к нему фарфоровую миску с салатом.

По старой привычке тетя Лена любила настрогать тазик Оливье по любому мало-мальски достойному поводу — будь то выходной или день космонавта. А уж ради романтического гостя расстаралась как полагается. Еще и портвейном любимым пожертвовала. Мол, развлекайся племянница, не горюй, и выкинь всяких вздорных американцев из головы.

Вспомнив про портвейн, я приободрилась.

— Выпьем?

Олененок с готовностью закивал.

Я разлила по небольшому бокальчику, и мы звонко чокнулись.

— Ну, за наше первое свидание! — произнеся тост, он совсем чуть-чуть отпил… и вновь набросился на салат.

Мне же стало настолько тоскливо, что я одним махом выхлебала весь бокал. И тут, как назло, вспомнила, как мы с Полом весело поедали блины со сметаной, кормя друг друга с рук, толкаясь локтями и пачкаясь…

Закрыла глаза. Что же ты сделал со мной, мистер Стивенсон? Как жить-то теперь, после всего этого?

Наконец, наевшись до отвала, Олег вспомнил, что его пригласили не только для того, чтобы прикончить запасы провизии. Встал, поискал глазами по комнате, остановившись на колонках стереосистемы.

— У тебя какая музыка имеется?

Я неопределенно пожала плечом, уже зная, что спрашивает он для проформы — еще в прошлый раз уговаривал меня послушать нечто альтернативно-концептуальное.

— Да так, ерунда всякая…

Мне было все равно. Главное, чтоб Ваенгу не ставил. А то у меня дежавю будет.

Хотя нет, не будет. Первый-то мой помужикастее был — его хоть хотелось… а этого… Тьфу.

Через минуту по комнате разнеслись странные азиатские песнопения, перемежающиеся с электронными вступлениями и однообразными припевами на русском языке.

— Нравится?

Я неуверенно кивнула — странно звучит, но для разнообразия можно и послушать.

— Это супер хайповая группа… «Символ» называется. Потанцуем?

Олег сделал несколько странных телодвижений, будто ловил с потолка конфетти. Да, похоже, салат внушил ему уверенности в себе.

— Да нет, знаешь, как-то… не охота… — вяло отмахнулась я, думая лишь о том, как бы побыстрее и повежливее закончить это… кхм… свидание.

Спасительный звонок от Киры ожидался только через полчаса — мы уговорились, что она позвонит мне на мобильник, и если я скажу ей наш секретный пароль — «Ну, что там у тебя случилось» — она начнет орать в телефон, что попала в КПЗ, и надо ехать платить за нее залог.

Пока я размышляла, Олег совсем разошелся.

Схватил меня за руку и потащил на середину комнаты. Музыка ускорилась, и он тоже, качая в такт головой и задирая обе мои руки наверх, двигая ими, будто я его марионетка. Глаза его вдруг разгорелись, бледное, вытянутое лицо ракраснелось и дергалось, изображая подпевание…

— Под это так танцуют — смотри, повторяй за мной! — как заведенный повторял он, тряся головой.

А ведь он не просто так разошелся, сообразила я, заглядывая в его странно расширенные зрачки.

Черт, да он под кайфом! Непонятно от чего под кайфом, да и когда успел — тоже непонятно. Но ведь из робкого олененка просто так не превращаются в безумного Шляпника… Наверняка, сожрал для храбрости какое-нибудь экстази, пока я отворачивалась, чтобы налить нам портвейн. Потому и не пил — боялся перебора.

Вырвавшись из его объятий, я отступила на шаг назад.

— Олег, ты бы успокоился…

— Да ты что, классно танцуем же! И-идем… — уже отчетливо заплетаясь языком, он вновь подтащил меня к себе и обнял за талию.

Блин, лучше бы стишки читал.

— Слушай, а давай на площадку выйдем, покурим… — позвала я его таким тоном, каким зовут не на площадку, а в спальню.

Однако этот гаденыш помотал головой, обнимая меня еще крепче и уже начиная отчетливо тискать. От него пахло Оливье и портвейном, тонкими, но довольно сильными руками он пытался схватить меня за попу. Его будто подменили за те пять минут, что он находился на нашем импровизированном танцполе.

— Вера… — бормотал он мне в ухо. — Ты такая… Всегда с ума от тебя сходил…

Поражаясь, насколько извращенным образом сбывается моя мечта о нахрапистом мужчине, я изо всех отпихнула этого героя-любовника — да так, что он упал на диван.

— Что ты?.. — испугался Олег, резко приходя в себя и пытаясь встать. — Что случилось?

И, представьте себе, мне все еще было совестно вот так просто выставлять его за дверь.

Человек нажрался таблеток, сразу же полез чуть ли не под юбку, а я стою над ним и думаю, что бы такое придумать повежливей, чтобы не обиделся.

Разозлилась на саму себя и открыла было рот, чтобы обозвать его нахальным козлом да прогнать к чертовой матери…

Но не успела. Меня перебил звонок. Громкий и настойчивый — но не телефонный, как я ожидала, а в дверь. Громкий и настойчивый звонок в дверь.

* * *

За дверью стояла коробка. Обыкновенная небольшая коробка, в каких рассылают посылки. Только вот почтальона поблизости не было.

Испуганно оглядевшись, я наклонилась и потрогала коробку рукой, легонько поездила ей по полу. Вроде не спешит взрываться.