— Юлий…

— Продолжай, — уговаривал он. — Продолжай, объезди меня, Келли.

Ее колени прижались к его обнаженным бедрам. Их разгоряченные, слегка вспотевшие тела были тесно прижаты друг к другу, хриплое дыхание смешалось. Она откинулась назад, глубже насаживаясь на него. В один момент она была пуста, в следующий — наполнена им. Вес ее тела подталкивал его к самой ее глубине.

Мир исчез. Темнота в комнате сделала ощущение еще более интимным. Она едва могла его видеть, но она чувствовала его. Келли услышала, как его выдох стал голодным стоном, когда он вошел в нее полностью.

— Горячо, — простонал он, — так чертовски горячо.

Она пошевелилась, перемещая свое тело вверх и вниз, погружая его в себя снова и снова. Но этого было недостаточно, недостаточно. Ее тело просто не справляется с глубиной ее желания.

— Больше, — умоляла она. — Мне нужно больше.

— Возьмись за кровать, — прорычал он.

— Хм? — это не имело смысла. — Кровать?

Он не повторил. Юлий схватил ее руки и положил на изголовье кровати. Ее пальцы утонули в мягкой ткани подголовника. Юлий схватил ее бедра достаточно крепко, чтобы не позволять ей двигаться, сжав пальцами ягодицы. На мгновение она не поняла, что он делает, а затем он проник в нее одним мощным толчком. Кончик его члена, казалось, достиг самых глубин ее тела. Она предполагала, что это может быть больно, но нет. Это было удовольствие с прекрасной болью.

Должно быть, она издала какой-то звук, потому что он все еще оставался под ней и не двигался.

— Келли?

— Не останавливайся, — прошептала она.

Юлий послушал и начал резко вколачиваться в нее. Она ощущала каждый удар его толстого члена, поднимаясь на вершины удовольствия. Его член проникал все глубже и глубже. Она крепко вцепилась в изголовье кровати, стараясь удержать тело так, чтобы сдержать его жесткий напор.

Затем, совершенно неожиданно, боль исчезла. Будто все ее тело приняло чувственное нападение. Его толчки стали тяжелыми, ритм сбился. Это было великолепно.

— Боже!

— Сейчас, — прорычал он. — Возьми это, Келли. Давай.

Внутри нее горел огонь. Ее кожа была слишком натянута.

— Юлий, боже, Юлий!

Пожар вспыхнул с такой силой, что на мгновение она была ослеплена им. Ее бедра двигались сами по себе, встречая каждую волну удовольствия. Она, казалось, летела, а затем поднялась еще выше. В один миг она была внутри своего тела, а затем воспарила в пламени бесконечного экстаза.

— Келли, — сдавленный звук заставил ее схватиться за него.

— Не останавливайся, — выдохнула она.

Его тело дрожало, вены на шее пульсировали, он был слишком близок к разрядке, чтобы контролировать себя. Грубые большие ладони обняли ее крепче, когда он изо всех сил пытался продлить это удовольствие. Сквозь шум собственной крови в ушах она расслышала, как он стонал и рычал ее имя вперемешку с ругательствами снова и снова, а затем его голос дрогнул. Через мгновение он дернулся и излился в нее.

***

Раскладная кровать была слишком маленькой для них с Юлием, но Келли было все равно, она не могла прийти в себя. В какой-то момент они включили свет, и все, что она могла видеть, было его длинное тело, распластавшееся на простынях. Это выглядело так красиво, так правильно.

— Расслабилась? — спросил он.

— Расслабляюсь, — ухмыльнулась она, погладив его по татуированной руке, которой он обнял ее.

Он лежал, вытянув одну свободную руку над головой, а второй прижимая ее к себе. Она чувствовала, как его грудь поднималась и опускалась.

— Хорошо, просто дай мне знать, когда будешь готова ко второму раунду. Я посмотрю, что смогу сделать с остальной частью твоего взвинченного напряжения.

Она рассмеялась и покачала головой. Ее палец прослеживал вдоль его ключицы, а затем по центру груди. Света от приоткрытой двери как раз хватало, чтобы рассмотреть его татуировки. Большинство из них были набиты темными чернилами, произведения искусства с оттенками серого навеки запечатленные на его коже, но некоторые из них имели яркий цвет.

— Ты знал, что в России татуировки заключенных и преступников отражают в основном их репутацию? Они отмечают на своем теле, какие преступления совершили.

Юлий поднял бровь, а ее палец задержался на самой большой из его татуировок. Это были буквы «Адские гончие», прописанные старым английским шрифтом. Она не могла не быть впечатлена этой работой.

— Аркадий Бронников подробно изучил это в период с 1960-х по 1980-е годы. Он хотел понять, почему преступники любили татуировать себя. Что было такого в чернилах на коже, которые отличали одного человека от другого, — она приняла полусидячее положение, опустив голову на ладонь одной руки, а другой продолжила исследовать его тело.

Ее глаза скользнули к его лицу. Его глаза были закрыты, но губы сложились в нежную улыбку. Локоны темных волос были более закручены, чем раньше, вероятно, от пота. Она потянулась и убрала их с его лица.

Он взглянул на нее.

— Выяснила почему? — он поднял голову так, чтобы его глаза могли следовать за ее пальцами, выписывающие название клуба, который влиял на ее жизнь с самого детства.

— Ну, нет. Но несколько социологов предположили, что это относится к культуре воинов. Многие общества, в которых воин или охотник, назови как угодно, были на вершине, использовали свои шрамы, чтобы рассказать историю. Со временем они добавили чернила к ранам, чтобы сохранить шрамы дольше. Со временем иголки и чернила заменили это. Их лучшие воины использовали это как своего рода хвастовство.

— Да, могу сказать, что преступники точно любят хвастаться, — его нежная улыбка превратилась в широкую усмешку.

Келли ухмыльнулась и полностью села, прижимая ноги к телу и с удивлением обнаруживая, что до сих пор была одета в красную ночную рубашку.

— Хочешь сказать, что преступники видят себя воинами?

Казалось, он действительно задумался об этом. Келли это понравилось. Ее палец прослеживал все его татуировки, остановившись на привлекательной женщине со струящимися волосами, частично оседлавшей байк. По крайней мере, она предположила, что это байк.

— Да, — признался он с небольшим намеком на гордость. — Большая часть клуба. Эй, я думал, что ты занимаешься, ну, наукой о животных. Почему ты изучаешь татуировки и преступников?

Она повернулась к нему лицом. Ее губы насмешливо сжались:

— Серьезно? Я имею в виду, как странно то, что девушка, выросшая в преступной субкультуре, может быть заинтересована в ее понимании.

— Ты могла просто спросить, — он хлопнул себя по груди. — Мы бы ответили.

Она пожала плечами. Ее взгляд скользнул, чтобы сосредоточиться на совершенно неинтересной складке простыни:

— Да, но тогда мне бы пришлось признаться, что я чего-то не понимаю, а я не хотела этого. Мне нравится хвастаться тем, что я знаю, а не наоборот.

— Ты тоже любишь хвастаться, — он легонько ткнул пальцем ей в живот и пощекотал ее.

— Я дочь своего отца, — вздохнула она. — Как бы я усердно не пыталась не быть ей.

Он обнял ее за бедра:

— Расскажи мне еще о русском чуваке с фетишом по татуировкам. Арчи... Бро... как там.

— Аркадий Бронников, — рассмеялась она.

Удивительно, как Юлий это делал. Она могла бы сломаться, она могла позволить себе окунуться в свою собственную неуверенность в семье, но он помогал ей чувствовать себя лучше, он давал ей выговориться:

— У него не было фетиша, у него был интерес.

— Звучит одинаково для меня.

— Напомни мне объяснить разницу между интересом и фетишем позже, — она улыбнулась, поиграв бровями.

— Знаешь, есть что-то горячее в том, как ты говоришь все это дерьмо, — его руки поднялись с ее бедер вверх, чтобы стащить атласную ткань, открывая взору ее сливочного цвета плоть. Келли смотрела на него, продолжая подталкивать ткань дальше и дальше по телу. Ее руки поднялись над головой. Ветер бы прекрасно ощущался на ее сосках.

— Что это? — спросил он.

— Что? — она попыталась казаться настолько невинной, насколько это возможно.

— У тебя есть татуировка? — его усмешка ослепляла. — Ты серьезно?

Она закатила глаза, опустив голову, когда ее щеки вспыхнули румянцем:

— Я дочь своего отца.

— Что это? — он провел пальцем по коже под грудью, отмеченную одинокой змеей, скрученной вокруг палки. И простая «V» над ним.

— Посох Асклепия (Прим. Посох Асклепия — распространённый медицинский символ, изображающий змею, обвивающую посох (палицу).

— Медицинская штука?

— Да. Хорошо, что большинство людей знают кадуцей, у которого две змеи. Это общий символ людей, которые принимают клятву Гиппократа и все такое. Вы видите это во всех медицинских учреждениях и подобных местах. Жезл и змея связаны с древнегреческим богом исцеления и медицины. Двойная змея с крыльями и всем этим была сделана для Американского медицинского центра и стала очень популярной, несмотря на то, что это более исторически правильная версия.

— Почему? — спросил он. Он обнял ее и притянул к себе на колени так, чтобы она снова его оседлала. Юлий не был возбужден, атласная кожа его мускулистого пресса прижалась к ее еще влажным складочкам лона.

— Умные люди тоже ошибаются.

Он ухмыльнулся и приподнялся, оставляя поцелуй на ее татуировке.

— Мне она нравится

Девушка пошевелилась и почувствовала, что ему понравилось. Его член начал набухать под ней:

— Да неужели?

— Расскажи мне больше, — он поцеловал линию под ее грудями. — Продолжай говорить. Мне нравится, как ты говоришь обо всем этом умном дерьме.

— Рассказать больше о чем? — она ахнула, когда он высунул язык, чтобы провести им по ее соску. — О татуировках?

— Мхм, — промурлыкал он, зубы царапали по нежной плоти. — Расскажи мне больше.

Келли так и сделала. Между поцелуями и облизыванием вершинок ее груди она рассказывала на выдохе о символике и криминологии, но ее тело трепетало, когда его рот обернулся вокруг ее тугого соска. Ее бедра инстинктивно сжались. Он сосал ее грудь, придерживая крепкой рукой ее спину.