– Я Колян, – представился он, протягивая руку и стирая с щеки слезу, – а тебя как зовут?

– Меллиса…

– Я Кабан, а это…

– Лена, отдай ей тряпку.

Этот голос уже тогда был командным, властным, пугающим, и я как загипнотизированная взглянула на это мрачное бледное лицо, на котором, как два агата сияли глаза. Мертвые, холодные.

Лена беспрекословно подчинилась и я тут же под взглядом шести ровесников оделась. Постаралась побыстрее, чтобы не чувствовать, как жжет от внимания тело. Но они уже все видели и теперь я понимала, будут смотреть и видеть именно в полуобнаженном виде.

Девушки ушли с парнями, только Лена осталась и недоуменно смотрела, как закрывается дверь за Юрой. Он не взял ее, это я поняла по печальному виду. Печаль быстро нашла виноватую и следующие полчаса между нами началась новая битва за платье.

Победить я не смогла, но и Лена осталась без обновки.


Платье с треском порвалось под моими руками. Я поступила, как русские при нападении французов в 1812, просто не отдала свою вещь, как они сожгли Москву.

И в столовую я шла уже в своих спортивных бриджах и простой синей футболке, стирая слезы обиды и стыда. Даже весеннее солнце, заглядывающее в треснутые окна не радовало, скорее хотелось

Войдя в длинное покрытое желтой краской помещение, я обомлела. Помимо неприятного запаха затхлости, здесь летали мухи, стоял невыносимый гвалт и почти все столы были заняты. Некоторые ели стоя.

Сотни голодных щенков, набросившихся на тарелку жидкого супа и перловки.

И отвлекаться было нельзя, останешься без обеда. Это тоже я поняла в первый день, когда отвлеклась на острый взгляд Юры.

– Меллиса! – его голос усиленно тянул меня из сна. – Сколько можно дрыхнуть?

Я протерла глаза и поняла, что мы стоим на одной из центральных улиц Москвы. Рядом с магазином одежды.

Я подняла брови в удивлении. Шоппинг?

– Решил задобрить меня шоппингом? – не поверила я, всматриваясь в зеркальную витрину, где отражался огромный джип Юры.

– Что мне тебя задабривать и так в моих руках, как масло таешь. В отделение ты должна появится, как счастливая баба, а не как измотанная шлюшка.

Я возмущенно вскричала и уже собралась его ударить за оскорбление, но он сжал мою руку и принялся меня целовать, доказывая свое утверждение. Свою надо мной власть.

Вторая рука тоже дернулась, пытаясь остановить нахала, но он сжал и ее тисками пальцев, пока губы ласкали мой язык, разнося по телу томление и сладость. Вот сволочь.

Кто? А разве ты сама не стонешь ему в губы, пока твоего тело мелко подрагивает?

И ведь, правда. Стоило ему ко мне прикоснуться, и все мое сопротивление превращалось лишь в прелюдию, а гордость махала платочком.

И вот, уже мои руки не дергаются, а ласкают его волосы и шею. А его руки давно остепенились на моей спине. Быстро притянули меня к себе на колени, только и оставалось что отвечать на поцелуй, и обхватить его мускулистые бедра ногами.

Трусиков уже не было, и я ясно чувствовала как бугор упирается в меня и сдерживала животный инстинкт в последний раз насладиться этим удивительным моментом.

Я, Юра и наши тела, для которых отношения не имеют значения. Слишком хорошо они подходят друг другу, слишком хорошо мне от того, как его член елозит внутри меня, выводя чувствительность на новый сумасшедший уровень.

Посреди дня.

Скрытые лишь тонировкой джипа, мы совокуплялись, как сумасшедшие, вышедшие на свободу, потому что оба знали. Это последний раз.

Он держал меня за голые ягодицы и буквально насаживал на себя, снова и снова. Глубоко, сильно, непрерывно, неистово. Так что еще немного, и я ощутила сладостный прилив удовольствия, и то, как распухает внутри меня его член. Это только добавило наслаждению остроты, и я сильнее стиснула его шею и закричала.

Внизу живота толчками бился оргазм, заставляя все тело наполнятся истомой и счастьем.

Юра кончил следом, а потом долго, очень долго целовал меня, непривычно лаская при этом спину, шею, перебирал волосы.

Когда все закончилось я поняла, что давно перестала называть наш секс насилием, слишком приятным и необходимым он был, возвращая к жизни мое израненное тело и разбитое когда –то сердце. Только это ничего не меняло. Чем быстрее мы разойдемся, тем лучше.

Но в его глазах вмиг вернулось равнодушие, когда я сказала:

– Это ничего не значит, тем более, что это последний раз.

– Да, – только и произнес он насмешливо и вышел из машины, перед этим застегнув проклятущую ширинку. Кажется я ее расстёгивала собственными пальцами.

Магазин оказался не просто магазином.

Огромное светлое помещение встретило нас приятным ванильным ароматом, лентами, стразами, множеством зеркал и таким же множеством услужливых девушек.

Тут тебе и салон красоты, и бутик, и судя по всему массажный салон. Все прекрасно понимают, что происходит в таких салонах.

Пока меня отмывали и одевали, я стискивала зубы, когда видела, как облизывают со всех сторон Юру.

«Да, Юрий Алексеевич. Пожалуйста, Юрий Алексеевич, Давайте я дам вам в жопу, Юрий Алексеевич».

– Вы что-то сказали? – спросила меня девушка в очках, накладывая мне макияж.

– Нет, нет. Извините, – пробормотала я, краем глаза наблюдая, как Юра одну из девушек его стригущих посадил на колени.

Скотина!

И нет, я не ревную!

Просто именно с этого его блядства началось наше, так называемое общение.

Он пришел ко мне в душ, где я смывала очередные насмешки и тумаки с тела и души. Это конечно было бесполезно, но приятно. Иногда казалось, что именно в душевой, скрытая стенкой, я могу побыть в одиночестве. Очень полезная возможность в детдоме.


Глава 42.

Я вскрикнула еще до того, как наткнулась на мрачное лицо Юры за стеной воды.

– Что ты здесь делаешь? – испуганно, даже скорее сдавленно произнесла я.

– Смотрю.

Его голос звучал спокойно, отражался эхом от темных кафельных стен ванной, а взгляд жадно обводил тело по контуру, поднимался к лицу и снова вниз.

О том, какие отношения связывают многих воспитанников, мне было уже известно. На одну страстно совокупляющуюся парочку я наткнулась прямо в туалете, а одну из соседок нагнули прямо в нашей спальне, никого не стесняясь.

– Это не прилично, – пискнула я, пытаясь прикрыться если не стеной воды, то хотя бы мочалкой. Шторок здесь никто не предусмотрел.

Я свято верила, что уж мое полноватое тело не может привлечь никого.

Он рассмеялся. Звучно, красиво, завораживающе. Я застыла, чувствуя, как от этого звука внизу живота сладко тянет, в груди, сердце бьется раненой птицей.

– Тебе, рыжая скоро станет понятно, что слово «прилично» неприлично в этих стенах. – Да уж понятно, но я то тут причем?

– Не понимаю.

– Давай дружить? – сделал он шаг ко мне, а я не могла пошевелиться.

– Дру… – я сглотнула, пытаясь осознать смысл его слов и появления здесь. Дружить это у них было, ну то самое. Секс и покровительство. И возможность больше не получать тумаков, иметь пусть не друзей, но того, с кем можно поговорить без пререканий, была мне очень нужна.

Мне немало лет и он был… в общем, да в него легко влюбиться.

– Дружить? Я не знаю… Я никогда не…

– Я знаю и это мне нравится, – он сделал еще шаг, но тут послышались скрип дверь и он посмотрел на дверь.

– Курево привезли и водяры, погнали, – послышался голос Лени, и Юра кивнул.

Потом снова взглянул на мое мокрое под душем тело, и, быстро коснувшись острого, чувствительного соска сказал:

– Я хочу с тобой дружить, – схватил он меня в плен своих темных глаз и я неосознанно киваю.

И… ну… я правда была готова, если бы не увидела, как в тот же вечер Лена отсасывает ему в нашей комнате.

– Присоединяйся, сегодня будем «дружить» втроем, – хрипло проговорил он, держа руку на ее голове.

***

Я убежала в слезах, словно он мне обещал быть верным и любить до гроба, а тут «бац» и предал. Да, я была наивной и наивно поколебала его авторитет на следующий день, когда вылила на него компот.

Глупость в женщине не искоренить ни силой, ни лаской, ничем иным свой вопрос Юре, я не могла назвать, когда вернувшись в реальность, увидела, как он дает на лапу офицерам нас остановившим.

– Я смотрю, в этой стране ничего не меняется?

Я выпрямилась, шутливо отдала честь стражам порядка и проверила в зеркале прическу. Юра очень внимательно следил за моими действиями, и его внимание, несмотря на негатив последних событий, вызывал приятную тяжесть внизу живота.

– А что могло измениться? Все решает бабло. Пока оно у меня есть, я на коне, пока его не было, я в жопе.

– Тогда зачем мне забирать заявление, зачем тебе я? – спросила удивленно, наблюдая, как ровно Юра ведет машину, лавируя на дороге. Я озвучила мысли, давно сидящие в мозгу и бьющие маленьким молоточком.

Он мельком на меня взглянул и продолжил путь в отделение.

Улица. Еще улица. Несколько светофоров. Несколько мостов. Москва жила привычной бурной жизнью и мне казалось, что вот моя сейчас, остановилась. Словно находится на некотором перепутье.

Самсонов долго молчал и если бы не движения его рук, можно было бы подумать, что он застыл или превратился в статую, насколько недвижимым было его тело. Ничего общего с тем мужчиной, на котором я скакала, пораженная страстью, пару часов назад.

– Заявление все равно надо забрать добровольно. Дело завели, а у тебя паспорт иностранный. Андронов пронюхает, накроется крышкой унитаза мой пост депутата.

– Зачем он вообще тебе нужен, – я правда не понимала людей, которые с большими деньгами еще и в политику рвутся. Там должны быть цели, какие были у Юры?

– Дуру-то не включай, – неприязненно мазнул по мне взглядом Юра, сильнее стискивая руль длинными пальцами. – Это дает много возможностей.

– Может еще и в президенты подашься?

– Если потребуется, – кивнул он, и я невольно загордилась подобной решительностью. И сейчас он выглядел снова строго, как и вчера в костюме. Волосы ему уложили в правильном беспорядке, а легкую небритость сбрили совсем. И не будь на его лице постоянно мрачное выражение, его бы можно было назвать очень симпатичным. Я уже несколько минут рассматривала его нос с горбинкой, твердый подбородок и длинные ресницы, как вдруг его губы растянулись в притягательной усмешке.