– Вкусно? – муж мой кашляет, а я про себя ликую – заметил. Даже соком яблочным подавился и теперь в салфетку откашливается. Как думаете, стоит ему подлить? Хотя… Что ж я, кривая какая, что ли? Не настолько отчаялась… наверное.

– Очень. А сама почему не ешь?

Не лезет. Только как признаешься-то, что в образе роковой искусительницы мне до ужаса некомфортно? Чувствую себя полной дурой, которая только и делает, что смущённо салфетку мнет, да юбку свою, совсем к ужину этому не подходящую, поправляет.

– Не голодная. Перекусить успела перед тем, как девушка твоя нагрянула.

– Не девушка она мне. И ты, Стеша, запомни – я не шучу. В квартиру ее не пускай и сильно не откровенничай. Лучше, вообще, общение с ней заканчивай, пока она нас не раскусила. Вина?

Киваю. И на приказ этот, совсем на просьбу не похожий, и на предложение чуть-чуть пригубить. Смотрю, как бокал Шардоне наполняется и беспокойно тарелку свою по столешнице двигаю: то подальше, то чуть ближе, то вправо беру, никак не решив, где же ей место.

– Нервничаешь? – а вот Полонский знает. И своей рукой к моей потянувшись, быстро конец этой возне кладет. – Из-за Катьки, что ли? Наплюй. Новую ученицу найдешь. Хотя и не знаю зачем: с такими деньгами можно и отдохнуть. В путешествие отправиться, например.

– Нет уж. Я самолетов боюсь. Уверена, стоит мне на борт подняться, и он разобьется прежде, чем высоту наберет.

Несчастливая я, разве не заметно? А этот бонус в виде денег и ширмы, за которой я неудачи свои на любовном фронте от Зайцева прячу, ошибка какая-то. Свыше кто-то отвлекся и прозевал, не заметив, как удача ко мне на огонек заглянула.

– Ерунда. Просто нужно себя пересилить. Хочешь, вместе махнем? К океану или в Европу?

Хочу. Только пьян Гриша, пусть и не в стельку, а взгляд уже стеклянный. Сам не ведает, что несет.

– Я серьезно. Свадебное путешествие дело святое. Я, может, больше никогда не женюсь, а так хоть будет что вспомнить.

Хотя… Интересно, чего вспоминать собрался? Как с женой своей фиктивной номер драил, потому что брезгует она на чужих простынях спать? Нет, увольте. Пока болячку свою не одолею, о подобном и речи не идет.

– А работа?

– А что с ней будет. Ромка за всем приглядит. Вот тридцатилетие мое отпразднуем и можно путевки выбирать. Так что, подумай. Вкусно-то как, Стеш. Объедение.

Трескает стряпню мою, а я только и знаю, что бокал к губам подносить да его разглядывать. Хорош он, во всем хорош, и внешне и внутренне. Не то что Борька, с годами красоту потерявший и только по праздникам на похвалу расщедривающийся. А тут…

– Спасибо. Вот закончится это все, я определенно по тебе скучать буду.

Он улыбается, а я краснею нещадно. Словно мне только что в любви признались, а не за таланты кулинарные похвалили! И сердце так колотится в груди, что даже пальцы дрожат. Еще чуть-чуть и скатерть белоснежную напитком приторным залью.

– Ничего, новую найдешь. Здесь много ума не надо, интернет рецептами переполнен.

– Новую… Я холостяк, Стеш. Закоренелый. С женщинами с трудом уживаюсь. И если б не мамино завещание, вряд ли когда-то до загса б дошел.

Вон оно как.

– А дети? – вперед подаюсь, пальцами в столешницу вцепившись, и внимательно собеседника разглядываю: разве бывает такое? А как же дом построить, дерево посадить, и сына на ноги поставить? А если не сына, то ухажеров от дочери отгонять – это ж святое дело!

– Дети? А мне и без них неплохо. Молодой еще, к чему мне эти проблемы?

А вот вам и недостатки… На спинку стула откидываюсь, в очередной раз мечту о счастливой семье сырой землей присыпав, и незаметно стараюсь пуговички на груди застегнуть. Аут. Больше в демонстрации прелестей своих я нужды не вижу.

Глава двадцать шестая

Гриша

Худшее, что со мной за последнее время случалось — это сегодняшнее похмелье. Жуткое. Такое, от которого виски ноют, затылок раскалывается, а язык к небу липнет. На кой черт, скажите мне, так напиваться? Ведь и с постели не встану… Да что там! Уже проспал — на часах начало двенадцатого! Вот вам и начальник! Какой из меня капитан, если после крушения, я вместо того, чтобы к суше изо всех сил грести, предпочитаю лишний часок на горячем песке поваляться?

-Гриша, — вот и жена робко в дверь постукивает, в десятый раз звуками моего имени тишину нарушая. Ответить, что ли? А то от ее, пусть и тихой, дроби барабанные перепонки рано или поздно лопнут. Вместе с черепом, ведь поверьте, он сейчас надвое расколется и ни один врач потом не залатает.

-Проходи, - бросаю и тут же в подушку лицом зарываюсь. Бардак у меня, самый что ни на есть настоящий! А эта фея чистоты беспорядка на дух не переносит, недаром в квартире моей теперь как в операционной - ни один микроб не уцелел. Еще и ручкой этой гремит, как мне кажется, сотню раз то опуская ее, то вновь в прежнее положение приводя. Ну что за безумие? Не могла чем-то другим увлечься, чтоб страдальцам вроде меня и без того тяжёлое пробуждение в адские муки не превращать?

- Плохо тебе? - еще и сочувствие так умело разыгрывает, словно это ни она только что над дверью моей издевалась.

- Я бульон куриный сварила, - или нет? Действительно переживает?

Супруга так и стоит в дверях, не решаясь внутрь пройти. По сторонам не озирается и брови недовольно не супит, а я вот чувствую - она в шоке. От вида одежды моей по полу разбросанной, бутылки пустой, чье горлышко из-под кровати выглядывает, и перегара, что я сам не чувствую, но по десятибалльной шкале без раздумий на все двадцать оценю.

Приподнимаюсь на локте, жмурясь от солнечного света, что она с собой в спальню мою принесла, и не знаю, как реагировать. Поблагодарить за заботу или прямо в лоб поинтересоваться, чего она вновь в эту безразмерную домашнюю футболку влезла. Ведь за последнюю неделю я к платьям ее попривык. Пусть и простеньким, порою безвкусным, но в скромности этой определенно какой-то шарм был.

-Таблетку?

-Не откажусь, - да плевать. Она и в телогрейке мне милее всех женщин, что до нее в моем доме побывать успели. А с аспирином, что на ладонь мою опускается, и вовсе - богиня.

-Спасибо. Что-то я вчера перебрал.

Видимо, деньги и вправду способны заставить людей с катушек слететь. А уж если они с собой избавление от долгов и проблем в бизнесе приносят - пиши пропало.

-Не то слово, - смеется, а я вспомнить пытаюсь, вдруг ерунду какую сотворить успел? Зеленый змей он такой, напрочь рассудка лишает, и попав в его власть, я даже к Стеше под юбку залезть мог. Хотя бы попытаться… Господи, а,может, именно так все и было? Чего она так смущенно глаза от меня отводит? В голове пустота и единственное, что в память врезалось - рыба. Её я точно с аппетитом ел. Кажется, даже добавку просил, которую Стеша заботливо мне накладывала.

- Я ведь лишнего ничего себе не позволил?

-Нет, - полегчало. Пусть уж лучше как на сумасшедшего смотрит, чем белье ее на кровати своей отыскать. Не то чтобы совсем не привлекает, а вот проблемы мне не к чему.

-А чего потерянная такая? Если обидел чем…

-Что ты! Хорошо все. Просто… - сбивается, силясь мысли свои в слова облачить, а я Микки Маус на пижаме её разглядываю. Миленький, хотя лукавить не буду - коротенькая шелковая комбинация ей бы больше пошла. Чтоб и ноги рассмотреть можно было, и талию эту осиную, которой любая женщина позавидует.

- Гриш, папа мой из командировки приехал и теперь хочет, чтоб я вас познакомила... Знаю, что и день сегодня не подходящий, и, вообще, нам и без него инспекторов хватает, а отказать не могу. И ты не смей - я тебя в подобной ситуации не бросила. Даже лекцию целую выслушала, а приятного в ней было мало, знаешь ли.

Она одеяло моё поправляет, словно я не напился вусмерть, а от болячки какой жуткой в постель эту слег, а я про себя матерюсь. Ну и новости.

А я еще думал, что похмелье хуже всего! Забудьте! Хуже вон, с тестем знакомиться, когда от тебя как от пивной бочки разит!

-Вставай, Гриш. Родители мои через час приедут.

Стеша

– Ты что, меня не уважаешь? – началось. Еще немного и в довесок ко всем моим прибабахам еще и нервный тик приложится.

Папу по плечу глажу, призывая к спокойствию, а маму ногой под столом пихаю, недвусмысленно так намекая, что пора бы эти посиделки сворачивать. Пока отец еще на ногах устоять способен, а Полонский от пролетарской водки прямо за столом последний вздох не испустил. Третий час с кухни не выходим, не долгое ли сватовство у нас получается? Так и до поминок недалеко! Если мужики уцелеют, то я уж точно на полу растянусь от разрыва сердца.

– Уважаю, Леонид Ефимыч. Просто…

– Никаких просто! В одну руку рюмку бери, в другую вон огурец соленый. Зря, что ли, мать на огороде горбатилась?

Видимо, нет. Потому что припираться Григорий не решается, и громко так этим самым огурцом хрустит, беленькую закусывая. До чего дожила? Собственную семью за нос вожу, заботливо лжеухажера по спине хлопая, когда он диким кашлем заходится. Уверена, не так он себе эту встречу представлял. Не зря же с силами собрался и за тортом бегал, чтоб было,  чем родню угощать?

– Вот, другое дело. А то «не пью», «не пью». В наше время не пьют только больные, – Леонид Щепкин по столу ладошкой бьет и к собеседнику через тарелки тянется, серьезно так в глаза потенциальному зятю заглядывая. Невдомек ведь, что поздно уже и свадьба наша дело решенное. – А ты что ж, Гриш, больной?

– Нет, – хозяин квартиры бледнеет, потом еле заметно краской заливается, все никак к тестю своему не привыкнув. А родитель мой улыбается и на стул откидывается. Животик свой (мамина заслуга, за двадцать пять лет брака откормила) довольно потирает и руку свою на мое плечо забрасывает.