Ведь и про предпочтения его (брюнетки с ногами от ушей), и про отсутствие рвения к созданию настоящей семьи информацию усвоила.

– Это еще почему? – а он будто обиделся даже! Развернулся и серьезно так мне в лицо заспанное глядит. Еще и кочергу поднял, того и гляди, огреет, если что не так скажу.

– Потому что разные мы. Ты бизнесмен, я прирожденная домохозяйка, – и, кстати, болячку мою можно с пользой использовать. Вот этим дамам в синих халатах он сколько за уборку заплатил? – Да и ростом я не вышла…

– А разве рост в этом деле какое-то значение имеет?

Это мне прирожденный холостяк говорит? Тот чья любовница едва в нашу дверь вошла, до того грудь у нее… Внушительная, в общем.

Окончательно просыпаюсь, вопросом его огорошенная, и голову над ним ломаю. На плечи его спортивные пялюсь, на профиль с носом прямым и лбом высоким, и думаю – да. А потом в глаза серые заглядываю и одни сомнения…

– Глупости это все. Забудь. Сама не знаю, зачем ляпнула.

Вроде только смогли расслабиться, а я по новой сумятицу внесла… Того и гляди, опять в комнату убегу и еще неделю буду в его присутствии краснеть.

Глава тридцать шестая

Гриша

Вот это новость! Соблазнить… А я то голову ломал – чего она по дому в платьях щеголяет! Еще и пуговку верхнюю расстегивала, искусительница, блин!

Камин в покое оставляю – и сам догорит – да на ногах выпрямляюсь. Сама, значит, влюбить меня хотела, а мне такую головомойку из-за поцелуя устроила! Вот вам и женская логика!

– А вот и не глупости! Разве я не имею права знать, чего ты меня забраковала?

Ведь бред. Кто от такой затеи отказывается только лишь потому, что я, видите ли, предприниматель, а у нее на уме уборка одна? Что ж мне в любовницы теперь только светских львиц выбирать?

– Рассказывай, – рядом с женой сажусь и улыбаюсь, чтоб ей не так страшно было. А то вон как в диван вжалась, наверняка ругая себя, что, вообще, эту тему подняла.

– Про надежный тыл я понял, можешь не повторяться. Я по факту хочу, без лишней философии: твой идеальный мужчина какой? – могут ведь товарищи подобные вещи обсуждать? Ничего в этом криминального нет.

Жаль, что Стеша мои взгляды не разделяет и так знакомо зубами нижнюю губу мучает. Как пить дай, с чего сегодняшний день начали, к тому и вернулись! И старания мои коту под хвост.

– Ладно, я первый могу: мне искренняя нужна, – руки на груди складываю, и чтоб лишний раз взглядом ее не смущать, в окно смотрю. А там снег – первый, гигантскими хлопьями землю устилает. – Чтоб не из-за денег или статуса моего внимание обратила, а потому что человека разглядела. Добрая опять же.

Без этого никуда. Мегеры у меня уже были, вон даже висок поседел.

– А красота?

– А добрая априори прекрасна. Как бабка моя говорила – с лица воду ни пить.

Задумалась. Краем глаза вижу, как пальцами край шерстяного одеяла мнет и лоб хмурит, сложный мыслительный процесс, что в ее мозгу идет, с головой выдавая.

– И знаешь, что? Хочу чтоб мне с ней говорить хотелось. Обо всем, и неважно, глупости это или что-то важное.

Ведь одно к тридцати я понял – постель постелью, а настоящая жизнь в основном за пределами спальни протекает. Потому с Катькой и не срослось. Умела бы разговор поддержать, я бы, может, на ее вздорный характер глаза закрыл.

- А рост, Стеша, ерунда, – итог подвожу, а сам только сейчас осознаю, что это чистая правда. Всегда за фигурой гнался, а тут за месяц к истине пришел. Теперь понять осталось, чего с этим прозрением делать.

 Стеша

Ерунда, говорит! Как спать-то после этого, господи? Ведь задел внутри что-то, девочки, наизнанку своими словами вывернул: и сердце колотится, и коленки дрожат, словно не под одеялом лежу, а в сорочке одной на студеном ветру оказалась. Лицо красивое с глазами серыми вспоминаю и раз за разом откровение его в голове прокручиваю. И чем темнее за окном становится, тем больше убеждаюсь: говорил он так, словно не о мифической женщине речь шла, а о той, что где-то поблизости бродит…

Все, не могу! Отбрасываю в сторону покрывало, рукой по полу в кромешной темноте шарю, пытаясь носки отыскать, и как только мне это удается, с постели подрываюсь. Выхода у меня только два: либо еще один бокал вина пригубить, либо теплым молоком спасаться. Надеюсь, о провизии Полонский позаботился.

– Стеш, – а вот ручки дверные смазать не догадался, поэтому и кричит мне из соседней комнаты, скрежетом металла разбуженный. – Ты куда?

Куда — куда… Подальше от своей больной фантазии, что уже и романтический подтекст в нашей беседе у камина отыскала. И волосы короткие, едва до плеч доходящие, его потенциальной возлюбленной дорисовала, и с ростом определилась – метр шестьдесят три у нее, невысокая.

– Попить, – горло прочищаю и заставляю себя из этого временного убежища выйти. Можно ведь в холодильник без спросу лазить? В квартире его это вроде как не возбраняется… – Бокал вина хочу, мне на новом месте не спится.

И пусть наглость – напитки у семейства этого явно не из дешевых – но уж лучше чуть-чуть обнаглеть, чем до утра узоры на потолке разглядывать.

– Сама справишься?

– Конечно, – тем более что останавливать меня никто не торопится.

На ощупь по коридору пробираюсь и, едва кухни достигнув, выключателем щелкаю. И хорошо, что не особняк, иначе в лабиринтах его мудреных статуями украшенных, наверняка заблудилась бы. Хотя и тут голову поломать все равно придется: молока в холодильнике нет, из ведра пустая бутылка торчит, а ни в одном из шкафов запасов виноградных напитков не наблюдается. Прячут, наверное, от таких вот гостей-грабителей.

А лучшее место где? Правильно, в погребе… И, хочется верить, что никакой паутины и крыс я там не обнаружу. Перед дверью, за которой наверняка этот самый погреб скрывается, замираю и медленно ручку прокручиваю. Не скрипит, а значит, на месте преступления супруг меня не поймает. Впрочем, чего переживаю? Я его вроде как предупредила. Не обеднеет, а если по ошибке неприлично дорогое возьму, из его же денег и возмещу. Не только же на психотерапевта тратить!

Первую ступеньку позади оставляю, вторую, третью, на пятой уже считать перестаю, радуясь, что ни сыростью, ни гнилью в этом подвале не пахнет. А когда одной ногой на пол ступаю — от ужаса пронзительно вскрикиваю... Нужно было свет включить или хотя бы фонариком на телефоне воспользоваться! Вон, как Гриша, что просто не мог на шум не отреагировать!

– Живая? – он в одних трусах в проходе застывает, а я так и стою, к груди холодные ладошки прижав, ослепленная и ярким светом, что хозяин включил, и открытием, от которого меня в жар бросает. Понятно теперь обо что я споткнулась, и что так звенело, стоило мне случайно какой-то ящик перевернуть.

Посуды у них, видите ли, нет! Из пластиковой есть придется! Ну, Гриша!

– Интересный вы, буржуи, народ, – стараюсь на осколки не наступить и неспешно уцелевший фарфор собираю. – Ты же сказал, все соседям раздали. Или вы их в подвале держите?

Как рабов? За кусок хлеба вынуждая их днями и ночами прославленную на весь район колбасу коптить? Нет, маловероятно: здесь только барахло старое, да спиртное, аккуратно на полках уложенное. Никаких вам кроватей и молящих о помощи узников. Да и что уж: ни младший Полонский, ни старший при всей свой надменности, на рабовладельцев совсем непохожи. А значит, другое здесь: меня обманули.

Ведь надул, верно? Тарелки аж блестят, а это ли не признак того, что в ссылку эту их совсем недавно сослали? Разобраться бы теперь, зачем?

– Гости из бумажных стаканов пьют, а у самих вот, – и кофейные чашечки, две из которых аккурат пополам раскололись, и бокалы на тонких ножках, хоть целую роту солдат из них шампанским пои! – Разве не странно, Гриша?

Он бы с удовольствием отшутился. По лицу вижу, прямо сейчас дилемму решает, как бы без лишних потерь из ситуации этой выйти. Настолько озадачен, что и про боксеры свои синие позабыл, и про торс оголенный, что я видеть совсем не должна, не вспоминает. Висок чешет и прикрываться не торопится.

– Действительно, странно, – только и может, что растерянно улыбнуться. – Отец, наверное, купил, а домработница еще не разобрала.

Домработница? Я охаю, Полонский чертыхается. Ведь что остается в такой ситуации делать, когда сам же и проговорился? От удивления про поклажу свою забываю, на пол тарелки эти злополучные уронив, а перепуганный махинатор уже на помощь мчится. Метёлку из-под лестницы достает и, лихо осколки заметая, все тишину нарушать никак не решится.

Может, и к лучшему, мне время все же необходимо, чтоб осознать, что, вообще, в этом доме происходит. Точнее, что происходит с ним, если ради двух дней в моей сомнительной компании он и уборку генеральную затеял, и дорогой фарфор подальше припрятал, чтоб я на хлопоты домашние не отвлекалась. Разве для фиктивной жены так стараться будут? Для первой встречной, к которой интерес лишь деловой питают?

– Гриша? — мне бы прямо спросить, а голос сел. Даже имя его прохрипела, едва пересохшие губы разлепив. - Ты зачем…

– А чёрт его знает, Стеш, — бросает метёлку эту на пол и пятерней свои и без того взлохмаченные ото сна волосы ерошит. Смотрит на меня долго так, словно встретились мы спустя десять лет после разлуки, и глубокий вдох сделав, как на духу признается:


– Похоже, нравишься ты мне.

Вот так новость… Опешив, даже с ответом не сразу нахожусь:

– Как?

– Да вот так. Извелся весь, пока ты в молчанку свою играла. Решил, если ты до сих пор по мужу сохнешь и с кем попало целоваться еще долго не планируешь, хоть приятелями будем. Тошно мне, Стеш, если улыбки твоей не вижу.

Сесть бы мне. Ведь пусть это и не признание в любви, а щеки все равно пунцовые. Кажется пальцем до кожи дотронься и ожог ладошкам моим обеспечен…