– Что ты вечно суетишься?

А как иначе-то? Разве мужчинам не это надо? Они ведь как дети, и если вниманием обделишь, непременно настроение свое плохое на тебе выместят. На собственной шкуре проверено. Так что лучше как фее по квартире порхать, тем более, если ты и ростом не вышла, и кучей комплексов поросла. Чего доброго, передумает, а я вроде как только к такому вот Грише привыкать начала…

– Я просто хотела помочь…

– А по-моему, выслужиться. Стеш, я взрослый мужик. У меня есть две руки, которыми я сам неплохо галстук завязываю и кофе себе варю. И то, что ты в спальню мою переехала, вовсе не значит, что теперь как со списанной торбой со мной носиться надо. Давай как раньше, ладно? Разве что под одним одеялом.

Ага. А еще с поцелуями, разговорами о прошлом и будущем и моими плавками на змеевике в ванной, которые теперь необязательно в комнате на батарее сушить. Все равно увидит, не сегодня, так завтра.

Обиженно губы дую, но тут же в руки себя беру. Рано еще для скандалов, я вроде как собираюсь роман этот на всю жизнь растянуть. И на прежние грабли наступать не намерена: никаких причитаний и уборка по-прежнему только по воскресеньям! А если почувствую, что вновь во мне голодный до пропахшего белизной воздуха зверь просыпается, собственноручно себя наручниками к кровати прикую. Глядишь, и остальные ритуалы из моей жизни сгинут. Как иголки эти, про которые я лишь под утро вспомнила, когда довольная и ласками Гришиными разнеженная, на кровати потянулась. Потянулась, да так и замерла, с руками, над головой вытянутыми. Хорошо хоть Полонский кричать не стал и даже убедить как-то сумел, что пододеяльник снимать необязательно. Достаточно будет простынь вытряхнуть. А это какой-никакой, а прорыв.

– Стеш, уверена, что со мной пойти не хочешь? – из мыслей меня краткий мужнин поцелуй в висок вырывает, сопровождаемый вовсе не обязательной трепкой моих идеально причесанных волос. И как я могла не заметить, что он как медведь? Иной раз как к себе прижмет, аж кости хрустят!

– Уверена. Кто на мальчишник с женами ходит? Да и наверняка будет скучно, – в костюмах-то, да при галстуках, иначе просто невозможно! Или олигархи именно в таком виде стриптиз-клубы посещают? Щурюсь, отмечая, что в животе какое-то чувство доселе незнакомое поселяется, и все же считаю нужным предупредить:

– Не смей девушкам деньги в трусы совать, – это не гигиенично. Еще неизвестно сколько рук их до него перетрогало. Вряд ли ведь кто-то перед приватом медсправки у танцовщицы просит.

– Не ревнуй, Стеш, – я тут о серьезных вещах думаю, а он потешается! По карманам барахло распихивает и в прихожую бредет, наверняка туфли начищать… – И обувь свою я сам мыть буду!

Надо бы у него хоть список какой попросить. Чтоб знать, чего он от настоящей жены ждет. А то второй день пошел, как я с должности фиктивной супруги была до почетного звания дамы сердца Полонского повышена, а никаких ЦУ мне так и не дали. Только и знает, что по углам меня зажимать, да смеяться, когда мне до зуда в пальцах хочется минутную стрелку перевести и, наконец, руки обильно намылить. Разве что только смеется по-доброму, по-особенному как-то, ни обиды, ни злости во мне улыбкой своей не вызывая.

– И не забудь, что мы теперь вместе спим. Иначе дверь с твоей спальни сниму. Я ушел, – отлично. Может, так даже лучше будет: никаких тебе дверных ручек, а то любовь моя к ним позиций сдавать не хочет. Как не пыталась хотя бы на шести останавливаться, пальцы все равно сами свое дело делают. Все дергают ее, дергают… Как ошалелые!

Встаю с дивана, желая на что-то другое отвлечься, и к окну подхожу, взглядом отъезжающий внедорожник провожая. Интересная, все-таки, штука жизнь! Порою такие сюрпризы преподносит, о каких ты и мечтать не смела. Четыре месяца с моего развода прошло, а я уже и с одиночеством распрощалась, и вновь улыбаться научилась. Даже жаль, что Борька не видит! Ему бы явно не по себе стало, узнай он, что я, как никогда, счастлива. Ведь счастлива! Каким-то незнакомым светом Полонский мою жизнь окрасил.

Гриша

Ладно, похоже, Ромка прав: друг из меня никудышный. Или просто очень злопамятный, ведь желая его за болтовню о супруге моей проучить, для мальчишника я самый приличный ресторан в городе выбрал. Где и официанты в рубашках белоснежных, и швейцар в дверях встречает.

Смотрю на мужиков, что от скуки позевывают, и, рукой махнув, сдаюсь:

– Ладно. Вызывайте такси, а я насчет бани договорюсь, – или хоть бар какой подыщу, где вместо фортепиано доморощенные рокеры в застиранных футболках бессвязный бред горланят.

 Только встать порываюсь, как замечаю спешащего к нам менеджера. Хмурого, какого-то припозднившегося гостя к нашему столику сопровождающего. Ему бы радоваться, ведь счет обещает быть внушительным, а даже профессионализм его не помогает недовольство скрыть. Жестом на стул указывает и стоит гостю из-за спины его вынырнуть, для меня все на свои места встает. Такому я бы на его месте тоже не обрадовался. В джемпере не первой свежести, джинсах, пусть и современных, ни трубах каких-нибудь, но все же потертых, да в говнодавах, иначе не назовешь, явно не первый сезон снег топчущих. И даже это не так нервирует, как лысина, натертая до того, что даже свет хрустальных люстр от нее рикошетит.

– Всем здрасьте, – не кто иной, как Борис Зайцев, рядом с Некрасовым опускается и взмокшие ладошки о коленки трет. Какого черта, вообще?

– Привет. Мужики, – сейчас, надеюсь, Ромка объяснит. Не зря же друзей своих от поедания медальонов отвлекает. – Это Боря. Без пяти минут Леркин свояк.

Приплыли. А вроде не в деревне живем, какой-никакой размах, а имеется. Чего ж тогда куда ни плюнь, все одни и те же рожи?

– У него, между прочим, тоже свадьба на носу, – Некрасов своего будущего родственника по плечу бьет, а тот, от такого внимания смутившись, голову наклоняет и переносицу почесывает. Прям скромняга! И не скажешь, что этот добряк на деле скотина равнодушная, умудрившийся лучшую в мире женщину не просто прозевать, а еще и комплексы ей привить! И как теперь с ним за одним столом сидеть? Это еще неделю назад я бы в легкую с ним парой фраз перекинулся, а сейчас собственник во мне проснулся. И стоит представить, что Стеша с ним четыре года постель супружескую делила, кровь, как вулканическая лава, закипает и, кажется, уколи палец, бурлящими пузырями на белоснежную скатерть прольется.

– Гриш, познакомься. Между прочим, Борис неплохой бухгалтер. Как раз хотел предложить тебе его вместо Анжелки взять. Этот точно с деньгами твоими на курорт не умотает!

А Некрасову-то откуда знать? Как по мне, так одного Леркиного слова недостаточно. А если уж знать, как он со Щепкиной обошелся и вовсе – никакого доверия не вызовет.

– Боря, это Григорий Полонский. Мой лучший друг и по совместительству строгий начальник, – и пока ничего не подозревающий жених нас друг другу представляет, мы с Зайцевым взглядами обмениваемся. Я наверняка недовольным, он удивленным и каким-то растерянным. – Так что времени зря не теряй. Вакансия главбуха в его фирме свободна.

И кажется, пиар менеджера мне тоже стоит заменить. А то этот зарвался, уже и кадровые вопросы решать удумал!

Возможно, чересчур сильно руку соперника жму и идею мальчишник спасать подальше отодвигаю. Заслужил Некрасов, так что пусть деликатесы ест и недовольно вздыхает, мечтая о реках текилы. А я пока лысого рассмотрю, а то в загсе не слишком-то его персоной озаботился. Больше об ускользающем из рук наследстве думал…

Ни к разговорам больше не прислушиваюсь, ни к пыхтению Ромкину. Все этот занятный экземпляр изучаю. И чего она в нем нашла? Разве что после пары рюмок в коллектив хорошо вливается, а спустя час даже анекдоты дурацкие травит, рукой оливковое масло с подбородка стирая. Немудрено на чистоте помешаться, когда с таким вот квартиру делишь…

– А я мужики рад, – к черту. Не в музее же. Лучше друга послушаю, который до нужной кондиции дошел, чтоб невесте своей дифирамбы петь. – Лерка у меня…

Кулак демонстрирует и все никак нужного определения подобрать не может.

– Ай! – поэтому и обрывает монолог торопливо опрокинутой стопкой водки. Все, теперь и стриптизерши не нужны. Знаю я его – еще грамм двести и как почетный свидетель я его на своем горбу до такси потащу. А после три лестничных пролета, до двери, за которой виновница его бурных чувств прячется.

Может, старею я? Лучше бы дома сидел, с газетой и кружкой горячего кофе в руке. Стешиными метаниями любовался, ведь целый час без мытья рук для нее пытка, или поцелуями отвлекал.

– Это ты верно говоришь, Ром! Лерка у тебя красавица! Главное, чтоб и после свадьбы такой оставалась, а то, знаешь, как бывает: влюбишься, в загс отведешь, а спустя пару лет на стену лезешь. Я через такое проходил, – хотя, может, и к лучшему, что ко всему подхожу ответственно. Ведь в Борисе, похоже, оратор проснулся.

Глава сорок первая

Стеша

Засыпать в чужой кровати, когда от простыней запах мужского геля для душа исходит, для женщины недавно развод пережившей, задача невыполнимая. Для любой другой, кроме меня. Ведь на деле подушка Гришина лучше всякого снотворного сработала. Стоило только голову на нее опустить, как веки отяжелевшие намертво склеились.

И пусть глупо это, но ни одной крамольной мысли в мой мозг не прокралось. Даже во сне голые девицы на коленях супруга эротические танцы не выплясывали.

Похоже, из меня эту доверчивость ничем не выбить. А может, Полонский уж больно убедителен: в том, как смотрит на меня, с какой нежностью прикасается, явно какая-то магия кроится. И бдительность усыпляет и сомневаться не дает, что на этом этапе интерес его ко мне неподдельный.

С трудом в реальность возвращаюсь, когда матрац под тяжестью его тела проседает, и руку свою поверх его кладу. Крепкой, теплой, на талию мою опустившейся и непередаваемое ощущение защищенности подарившей.