ЛЮДМИЛА ТОЛМАЧЁВА

Замуж за свёкра

I

До чего хорош город в начале октября! Все вокруг дышит покоем, все притаилось в ожидании предстоящих перемен. Уж отгорели краски бабьего лета, ушло его обманчивое тепло, наступили первые заморозки, и в воздухе задрожала сизая дымка — словно тончайшая кисея окутала сиротливые аллеи, дороги, дома. На горизонте она слилась с поблекшим небом, отчего городской пейзаж утратил реальные очертания и цвета. Город будто парил над землей — размытый, невесомый, призрачный.

«Акварель Тернера, да и только! Ускользающий мираж, — подумала Лариса, устремив задумчивый взгляд в перспективу улицы. — Вот и зима где-то рядом, подкралась неслышно, ждет своего часа. А лето ушло — не вернется. Разве я почувствовала его за всеми делами? Нисколько. Даже майские впечатления от Египта уже потускнели. Или мы заелись совсем? Чем разнообразней и плотнее график жизни, тем выше требования — иначе все кажется пресным и мимолетным. Кстати, о зиме. Надо бы на кладбище съездить, навести порядок. Бархотки хоть и цветут еще, но лучше убрать, а то весной тяжело смотреть…»

Резкий, нетерпеливый сигнал позади идущего автомобиля вывел Ларису из состояния лирической грусти. Мысль оборвалась, и внимание переключилось на светофор.

Она ехала в своей «Тойоте», привычно огибая знакомые трещины и колдобины, припаркованные на обочине многочисленные авто, группу дорожных рабочих, проводивших «ямочный» ремонт перед зимой, а думы текли уже по другому руслу. Лариса вспоминала вчерашний вечер, неприятный разговор с женихом. С Денисом Азаровым.

После душа они сидели на диване перед телевизором и курили. Денис долго молчал, покашливал, очевидно не решаясь на откровенный вопрос, но все же спросил — чужим, хрипловатым голосом:

— Скажи, ты как в свое время простилась с девственностью, тоже от скуки?

— Что? — не поняла Лариса и, оторвавшись от экрана, уставилась на Дениса рассеянным взглядом.

— Твою холодность не берут ни коньяк, ни порносайты, на которые мы пялимся в последнее время перед тем, как лечь в постель. К слову сказать, мне такой разогрев ни к чему. Слава богу, импотенцией не страдаю, зажигаешь меня только ты, а не эти компьютерные телки.

— Надо же, — она слегка опешила, не зная, что говорить. — А мне казалось, тебе это в кайф. Почему ты до сих пор молчал?

— О чем?

— Ну… что тебя не устраивает такой секс.

— Ларка, ты же умная женщина, не притворяйся дурочкой. Ладно?

— Хорошо, не буду.

— Ты не любишь меня — вот причина твоей холодности. А все эти спектакли для того, чтобы скрыть это.

— Какой тонкий психоанализ! — рассердилась Лариса и вскочила с дивана. — Тебе бы в психологи пойти, а не коммерцией заниматься.

— Напрасно ты злишься. Я не оскорбляю тебя, а всего лишь констатирую факты.

— Хороши факты! И это говорит мне жених накануне свадьбы! Приехали, дальше некуда!

Она подошла к окну, с треском раскрыла фрамугу, глубоко затянулась сигаретой, сгоряча не чувствуя волны холодного воздуха, ворвавшейся в комнату.

— Хочешь, приведу еще один аргумент в свою пользу? — с вызовом спросил Денис, неумело пряча застарелую боль.

— «В свою пользу»? Можно подумать, ты заранее готовился к нашему поединку, — фыркнула Лариса.

— Ни к чему я не готовился. Во мне это давно копилось, а сегодня просто прорвало…

— Ну и что за аргумент?

— Любящая женщина по-другому бы реагировала на подобное заявление мужчины.

— И ты знаешь как?

— Знаю. Она не устроила бы пикировку, а просто обняла и постаралась успокоить или… Короче, все у нас не так. Трудно объяснить словами, да и ни к чему. Ведь ты и так все понимаешь.

«Да, я все понимаю, — вздохнула Лариса, поворачивая с главной улицы в небольшой переулок, где располагался ее офис. — Всю ложь и безнравственность своего поведения. Что ж, пришла, видно, пора назвать вещи своими именами. Как бы ни оправдывали нынче брак по расчету, в какие бы одежды его ни рядили, он был и остается дурно пахнущей сделкой. И пусть статистика говорит в пользу таких браков, но в большинстве случаев расчет — это обман искренне любящего и верящего тебе человека. Как низко и жестоко мы поступаем, изображая чувства, которых нет на самом деле».

Нажав на брелоке с ключами кнопку сигнализации, она взбежала на высокое крыльцо офиса, занимавшего одну из квартир пятиэтажки. В приемной ее встретила Синара, полная шатенка сорока лет, флегматичная, даже томная, но при этом очень смышленая и деловитая.

— Здравствуйте, Лариса Сергеевна! Сегодня все как с ума посходили — звонят и звонят! Куда только не приглашают! Даже требуют. Начну с налоговой…

Плавным движением округлой кисти с пухлыми пальцами, унизанными ювелирным ширпотребом, она раскрыла блокнот и начала перечислять звонивших абонентов. Лариса слушала вполуха, расстегивая куртку и разматывая на шее шарф.

— Кто-кто? — переспросила она, остановившись на пороге своего кабинета.

— Филиппенко с молокозавода.

— Нет, раньше, до него…

— Помощник Сопронова, зам. главы администрации…

— По какому делу?

— Приглашают на совещание, завтра, в 16.00.

— Хм! Опять в спонсоры агитировать? Сколько можно?

— Не знаю, — пожала плечами Синара и величественно уселась за компьютер. — Вам кофе сварить, Лариса Сергеевна, или попозже?

— Попозже, — бросила Лариса, закрывая за собой дверь.

Ее стол, как всегда по утрам, представлял собой идеал чистоты и порядка. Оставленные с вечера завалы папок и бумаг, разбросанные где попало ручки и карандаши и прочая канцелярская дребедень обретали свои исконные места благодаря стараниям невозмутимой Синары. Так что к приезду хозяйки кабинет выглядел безукоризненно.

Начался обычный рабочий день, в меру суетливый, в меру стрессовый, в котором хватало как позитивного, так и негативного. Лариса была в родной стихии — звонила, давала распоряжения, требовала, уговаривала, обещала — словом, вела свой бизнес. До обеда она успела съездить в два места к своим контрагентам и обсудить с ними общие дела, а в обед уже сидела за столиком уютного кафе, где ее знали как постоянного клиента. Прихлебывая чай из изящной фарфоровой чашки, она любовалась кустами барбариса, что рос под окнами. Его бордовые, коралловые и желто-коричневые листочки, густо облепившие стриженые ветки, напоминали по колориту дорогие бухарские ковры. «Искусство человека никогда не достигнет вершин природной красоты, — подумалось Ларисе. — Как бы он ни изощрялся в своем творчестве, такое божественное великолепие невозможно повторить. Художник лишь передает свое впечатление, а нерукотворный образ природы недосягаем. Хотим мы того или нет, он властвует над нами. Так было всегда и будет после нас».

После нас… А после нее? Что оставит она? Хорошо налаженный бизнес? Но для кого? Она мечтала о семье, ребенке… Денис, Денис! И к чему он затеял этот неприятный разговор? Только все испортил. Теперь нельзя вернуться к прежним отношениям. Их просто-напросто нет. Все кончено. О какой свадьбе может идти речь, если невесту разоблачили, как какого-нибудь мелкого воришку? Можно, конечно, разыграть оскорбленную невинность, а что потом? Снова игра? Нет! Это противно, в конце концов! Она не любит Дениса. Он прав. Чувства, которые она испытывает к нему, на любовь мало похожи.

Лариса вдруг представила, как после работы едет не к себе, в уютную двухкомнатную квартиру, а в коттедж Дениса, огромный домище, напичканный современной бытовой техникой, где ее никогда не покидало ощущение временности пребывания, как в фешенебельном отеле — удобном, но все же чужом жилье. А ведь после свадьбы им придется обитать в этом доме каждый день бок о бок. Если раньше они ходили друг к другу в гости, успевая соскучиться за несколько дней, то новые обстоятельства заставят их быть все время вместе — и ночью, и утром, и вечерами. Готова ли она к такому резкому повороту судьбы? Если честно, то нет, нет и еще раз нет! Только не с Денисом! Он утомляет ее, он давит на нее, ей бывает с ним неинтересно, скучно, даже тягостно. Конечно, он славный — умный, образованный, солидный мужчина. Но почему ее охватывает паника при одной мысли, что ее свободе угрожают? Она перестанет безраздельно принадлежать себе — своим планам, мечтам и досугу. Отныне и навсегда ее мир наполовину, а возможно и на три четверти, займет другой человек, со своими взглядами и привычками, которые во многом, она знает это, разнятся с ее собственными.

Господи, но ведь ее никто силком под венец не тащит! Она сама хозяйка своей судьбы. Так долой мещанские предрассудки, и полный вперед, под тем же флагом на родном корабле, где она сама себе и капитан, и штурман!

К предрассудкам Лариса относила мнение окружающих: родных, друзей, сослуживцев. Все они так или иначе будут удивлены ее решению, а кое-кто, например Зинаида Романовна (будущая свекровь), злорадно усмехнется, дескать, чего еще ждать от вздорной и самонадеянной бизнесвумен.

Их отношения с матерью Дениса не сложились с самого начала. Невзлюбила эта по-восточному красивая женщина новую подругу сына, хоть ты лопни! Лариса болезненно переживала ее нелюбовь, но виду не показывала. Напротив, на совместных вечеринках подчеркнуто тепло и непринужденно обращалась к ней то за советом, то с комплиментом, то с «жалобой» (на деле тонко замаскированной похвалой) на Дениса. Напрасно! Зинаида Романовна на каждую ее фразу отвечала весьма сдержанно, да еще с холодной усмешкой на полных губах. Своими агатовыми миндалевидными глазами она словно насквозь видела потенциальную невестку с ее старанием понравиться. Что скрывалось за ее усмешкой, Лариса так и не поняла. Спрашивать у Дениса было бесполезно. Он обожал мать, свято верил в ее непогрешимость, был слеп и глух к ее недостаткам.