Каховский был совершенно не готов к такого рода дискуссиям. Хотя… Неужели можно совсем без метафор? А снег может здорово вонять, если устроить рядом сортир или помойку… И как он волшебно пахнет в родном Калязине — Волгой, простором, ТИШИНОЙ…

— Я не задумывался об этом, — безразлично пробормотал Миша. — И вообще ни о чем. А надо бы… Когда-никогда…

Стены упорно, не спеша раскачивались вокруг. Как жалко, что в бутылке осталось мало коньяка… Ах, умненькая Леночка Игнатьева!..

Не тревожимый больше ни Сельвинским, ни коньяком Митенька — он крайне легко переключался — нежно вздохнул и бросил синий ясный взгляд на ухмыляющуюся Дашу.

— Дарья, ты стерва! — меланхолично заметил он. — Бьешь не в масть! Тебе лучше выйти из игры. В конце концов, у всех свои собственные странности и заморочки… И в сущности, одинаковые у всех…

Даша громко фыркнула. Миша удивился: ведь совсем недавно была дочкой станционного смотрителя… Хотя что дочка, что не дочка — все равно…

Он попробовал сосредоточиться: кажется, намечался какой-то основательный пробел в его образовании. Игра, карты, масть…

— А у тебя забавные и милые замечания, — прищурившись и внимательно осмотрев мальчика-снегурочку, бросил Миша. Коньяк властно делал свое дело. — Только это не мои проблемы. Очень не мои… Никакая поэзия меня никогда еще не интересовала. Здесь я в пролете. По нулям!

— Почему? — нежно пропел Митенька.

Ответа Миша не нашел, да и искать ничего не хотелось. Приятно опустевшая голова к мыслям не располагала. Сомнительная ценность познания…

— Але, подруга, ты в отключке? — заботливо справился светлый мальчик.

Даша смотрела во все глаза. О чем ведет речь с такой дурной навязчивостью этот кукольный красавчик? А Даша? С кем она? Если… Нет, не может быть… Сиди и не возникай… В висок постучала слабая догадка тупой оживающей болью. Фиолетовая жуть… Абсурд! Не надо было пить… В его пьяную голову лезут несусветные глупости. Конкретики ему захотелось! Да в чем, собственно, можно подозревать Митеньку и Дашу? Она скользит от одного к другому целый вечер. Мишу попросту глючит.

Коньяк давно сделал свое волшебное дело: исчез постоянно сковывающий Каховского жесткий внутренний зажим, опустились всегда поднятые плечи, на время обмякли словно сведенные непроходящей судорогой пальцы. И как просто оказалось достичь неизведанного прежде, незнакомого блаженного состояния полной расслабленности и безмятежности, естественного человеческого покоя, когда не хочется ни о чем думать, не нужно ни о ком страдать, ничем терзаться! Вот она, та нормальная забота о самом себе, о которой говорил Митенька! Почему раньше Миша никогда не задумывался об этом? И вообще ни о чем… Душа давно бунтовала, пытаясь освободиться от жесткого давления чужой воли — смотри-ка, а воля, оказывается, тоже женского рода! И власть, и сила! Им вечно руководили, а он мечтал жить самостоятельно. Но не знал как. История его болезни… Хроника пикирующего бомбардировщика. Спокойствию светлого мальчика Миша сейчас завидовал даже больше, чем его красоте.

Миша автоматически глянул на фарфорового соседа и неожиданно вспомнил Фета. Бабушка читала:

— «В моей руке такое чудо — твоя рука…» Сухой остаток…

Прозвучало более чем иронически, но Митенька отнесся или захотел отнестись к цитате иначе. Похоже, он вообще иронии упорно сегодня не улавливал.

— Ты интеллигентный и эрудированный, — с уважением пропел он. — Мне нравятся именно такие. Не люблю грубых, бестактных и необразованных.

Интересно, а кто их любит?..

— Очень важно окружить себя в жизни людьми приятными, соответствующими твоим представлениям о настоящем человеке. Не о том, что у Полевого, а о том, что возле тебя. Простая истина.

Миша покосился на него. Звучит довольно искрение, но на редкость банально.

— Но прекрасные мечты на то и прекрасные, чтобы оставаться неосуществленными, — пробурчал он. — У меня, например, с друзьями дома не заладилось. Отнюдь. Ни с кем так и не получилось. Полный облом!

— Да ты ведь не старался их найти, роднулька! — воскликнул светлый мальчик. — Теперь все будет иначе, потому что за твою судьбу с этой минуты отвечаю я!

Вот счастье-то! Творец современности… Миша усмехнулся. Идиотизм… Укатайка… До сей поры за него пробовала отвечать лишь бабушка. А толку-то? Что может измениться с появлением и вмешательством Митеньки?

Голова опять разминулась с мыслями.

Благоглупости, подумал он. Что касается этой новой дружбы… И совершенно исключено… Потому что в дружбе всегда один смотрит чуть-чуть сверху вниз, а другой — снизу вверх. Один покровительствует, другой ему служит. Один великодушно принимает, другой радостно дает. А Миша не желал подчиняться и не умел командовать.

«Я подумаю об этом завтра, — сказал он себе. — Когда-никогда… По обстоятельствам».

А Митенька абсолютно искренне верил в то, что говорил, и сейчас почти торжествовал, держа в руках еще одну страдающую, нестойкую, а потому такую податливую душу. Именно о ней он думал прежде всего. Нет, ни к какому Мефистофелю он и близко не стоял. Все эти воланды — абсурд и литературщина. Сравнения не годятся. Перехлест!

— Дени! — капризно позвал вдруг мальчик-снегурочка.

— Бегу, Митенька! — тотчас ликующе откликнулся малыш из соседней комнаты и возник на пороге. — Не довольно ли вам пререкаться, не пора ли предаться любви? И кстати, выпить, парни, не желаете? На посошок?

И Миша вдруг вспомнил дурацкий троллейбус, который привез их сегодня сюда. В жизни не бывает ничего случайного. Она продумывает все до мелочей.

ГЛАВА 9

Вернувшись домой от Ильи, Миша сразу завалился спать. Склеившиеся точно пластилин веки он с трудом разодрал около двенадцати. Кое-как умылся и побрел на кухню. И тотчас нарвался на осуждающий, преисполненный самой строгой укоризны взгляд тети, постно поджавшей губы при его появлении, и широкую ухмылку дяди.

«Вот он мужик, и меня понимает», — подумал Миша. А женщины… Что с них толку? Бабушке тоже никогда ничего нельзя было рассказать. Про Ленку там, например… Бабушка… Почему он ей до сих пор не написал? Надо найти конверт… Едва Миша вспомнил о бабе Тане, как душа застонала, заплакала… Цыц! — грозно приказал ей Миша и шлепнулся на шикарную, как все в доме дяди, тяжелую резную табуретку из настоящего дерева.

Тетя молча поставила перед Мишей завтрак. Миша угрюмо и недовольно покосился на тарелки.

— He хочется? — хмыкнул дядя. И достал из холодильника пакет кефира.

— Нёма! — жалобно и неодобрительно вскрикнула тетя.

— Выпей! — Не отвечая жене, дядя налил полный стакан. — Это просто, как три рубля!

Миша послушно выпил. Кажется, немного полегчало.

— Голова болит? — участливо спросил дядя.

Миша кивнул и понурился.

— Бела, принеси, пожалуйста, спазмалгин, у нас есть, — попросил дядя.

Когда тетка со скорбно поджатыми губами — так сжимать рот умеют только женщины — выплыла из кухни, дядя подсел к Мише и заговорщически шепнул:

— Повеселился с непривычки? Ты с этим делом поосторожнее… Ребята в твоем окружении резвые, тебе за ними пока не угнаться. Да и не надо. Еще успеешь взять свое!

— Мне нужны деньги… — потерянно выдавил из себя Миша.

— Ну? Вот это да! Неужели уже проигрался? — весело удивился дядя. — Я Митьке уши надеру! Безобразник! И Денис у меня схлопочет!

Миша испугался и поспешно неловко объяснил:

— Нет, мы не играли… То есть они, как обычно, играли во что-то другое, я не знаю… Но я пригласил Дашу…

— Дашу? И куда же ты ее поведешь? И сколько тебе на все про все надо?

Вошла тетя с трагическим видом и положила перед племянником таблетку. Он ее торопливо проглотил, запив остатком кефира. Тетя брезгливо поморщилась.

— Не знаю… — пробормотал Миша, поднимая на дядю виноватые и полные обожания и признательности глаза. — Осталось за кадром…

— Тогда позволь, я подскажу. Сегодня хороший просмотр в Киноцентре, билеты я вам организую. А потом прогуляетесь на Новый Арбат в ресторан, у меня там знакомый метрдотель, он все сделает. Тебе даже не надо беспокоиться. Понял, нет?

Все было как всегда в Москве. В окна внимательно смотрели яркие осенние звезды.

Новая упоительная жизнь началась, закручивая очередной головокружительный виток.


Миша ушел к себе в комнату и с размаху бросился на тахту. Как это вчера все произошло? Как он осмелился пригласить Дашу? Вообще подойти к ней? Серые осенние глаза… И милое, забрызганное веснушками лицо… Рот у нее всегда был как-то особенно полуоткрыт, точно Даша собиралась целоваться со всем миром.

Сквозь обволакивающую волшебную дымку уже привычного опьянения Миша видел Дашу, одну ее крупным планом, как будто выделенную кинокамерой. Остальное его не касалось, ему стало абсолютно все безразлично: голова на время разошлась с мыслями. Потребовалось немедленно, любым способом освободиться от невыносимо тяжелого нервного напряжения, непомерного эмоционального груза, граничащего сегодня с настоящим изнеможением и бесконечной усталостью.

«Не обращай внимания… — велел себе Михаил. — Сиди и не чирикай… Устраивает? Чего там еще требуется твоей суетной душе? Разве что коньяк… И чем больше, тем лучше».

Странные мысли мучили больную голову Каховского. Его грядущее попросту превратили в козырную карту. Так ему казалось. Ее спокойно и дерзко бросили на кон и безупречно разыграли в пользу провинциала абсолютно точно заранее рассчитавшие и вычислившие все ходы замечательные игроки. А начала эту игру бабушка… Кто бы мог подумать… И не важно, что разменной монетой служила Мишина душа и судьба: все без исключения продумано, оговорено и учтено. Да, в игру первой вступила бабушка, любимая его баба Таня… На глазах Михаила чересчур откровенно и безукоризненно тонко разменяли огромные ставки: и никто ни в чем не ошибся, нигде ни на миг не оступился. Ситуация ни разу не вышла из-под контроля. Роли были великолепно отработаны и отрепетированы. Ну конечно: Миша имел дело с профессионалами — сильными, бесстрашными и опытными. Кто бы сомневался…