— Будь добра, сними эти елочные украшения! Надоело! Неужели не ясно? — наконец сорвался Михаил, указывая Наталье на ползунки над плитой. — Тебе мало места на балконе и в ванной? А может, мне стоит переехать назад в общежитие? Какой-никакой выход! Всех устроит! Сразу все устаканится!

Наталья молча безропотно отвязала веревку.

И однажды ночью Михаил проснулся с твердым намерением убить жену. Осуществить свое желание он хотел давно, но постоянно что-то не позволяло, мешало. Той ночью таинственное «что-то» вдруг исчезло. Он лежал и всерьез размышлял, как добиться задуманного: слишком много сложностей, могут сразу же заподозрить, но запищала малышка. Наталья встала ее успокоить, а Каховский словно вернулся из небытия, очнулся от тяжелого бреда: что с ним случилось сегодня? Он упрямо пробует попасть в водоворот для особо упертых… Да, он ненавидел Наталью, но за что, за какую вину, почему? И это еще не причина… не повод… Мысли запутались, смешались…

В тот день в состоянии, близком к помешательству, Михаил поехал к Митеньке, мучительно пытаясь выговориться и найти слушателя. Любого, кто подвернется. Пусть даже Каховский немного о нем знает, несмотря на прошедшие годы. Митенька — вещь в себе, государство в государстве. Впрочем, Михаил маловато знал и о других, и о себе в первую очередь. Наши знания всегда призрачны и иллюзорны. Многого не проси… Так легли фишки.

Наталья с плохо скрываемым замешательством и беспокойством наблюдала за резкими, непонятными изменениями в характере мужа. Нет, к дому он, конечно, не прилип и бывал здесь еще реже, чем раньше. Но отношение к жене и дочке из откровенно агрессивного, враждебного вдруг стало равнодушно-вежливым, вполне терпимым. Иногда Наталья даже ловила слабый промельк внезапной доброй улыбки сквозь толстые, маскирующие глаза мужа стекла очков.

Наталья недоумевала, не понимая, радоваться ей или подозревать самое худшее. Изменилась и перестала бояться отчима и маленькая Алина, тоже тонко почувствовавшая совсем иную атмосферу в квартире Каховских.

Однако неясные подозрения продолжали тревожить Наталью. Михаил теперь не просто, как раньше, засиживался у друзей. Он начал исчезать из дома на субботы и воскресенья, на праздники, часто не приходил ночевать… Наталья не тешила себя никакими иллюзиями. Всякая близость с мужем довольно давно, едва начавшись, оборвалась. Никаких разговоров и выяснения отношений Михаил терпеть не мог, и любые попытки его разговорить всегда заканчивались яростным ненавидящим криком. Повторять прежние ошибки не хотелось. Поэтому Наталья потихоньку самоустранилась, замкнулась, осталась наедине с дочкой, только начинающей осмысливать и постигать действительность. Женщине трудно объяснить, даже просто невозможно, что такое друзья для мужчины. Она ни за что не поверит и все равно будет упорно высматривать разлучницу. Хотя Михаил просто пропадал теперь у Митеньки и Денисика да бродил по Москве с Ильей. И наслаждался жизнью.

Мысль о разводе не приходила Наталье в голову. Самым тяжелым в ее положении оказался немудреный и уже не требующий никаких доказательств ответ на безмолвный вопрос Каховского: почему она выбрала именно его: застенчивого, депрессивного коротышку в очках? И почему захотела остаться с ним? Что их связывает? Да, в сущности, ничего…

Жизнь замешана на парадоксах: Наталья когда-то по-настоящему любила Михаила. И даже сейчас, когда стена, выстроенная между ними Мишей, явно не собиралась рушиться по примеру берлинской, Наталья не представляла своей жизни без него. Потому что без Натальи существование Каховского станет невыносимым, невозможным. Ему без нее не выстоять. Застенчивый и робкий от природы Михаил беззащитен и беспомощен. На редкость слаб. И, нуждаясь в доброте и опоре больше, чем другие, с детским упрямством и злобой отвергает Натальину помощь. Когда-нибудь пройдет. Либо не пройдет никогда…

Все равно Наталья не сможет оставить его на произвол судьбы — особы взбалмошной, непутевой и ненадежной. Ее произвол чересчур непредсказуем и часто несправедливо суров. А Наталью потом насмерть замучает совесть. Страдания Михаила станут ее страданиями, его муки превратятся в Натальины… И тогда ей наверняка не устоять. А устоять им обоим необходимо. И вообще она думает прежде всего не о нем, а о себе и о дочке. О семье. Какой-никакой… Нормальный естественный эгоизм.

Каховскому действительно очень повезло с женой. На все сто. Так-то оно так… В самой глубине души он отлично понимал это. Но опускаться на ее дно не было никакого смысла.

ГЛАВА 16

Неожиданно возникший когда-то перед свадьбой дочери из небытия отец Натальи оказался человеком в этом мире не последним. Партфункционер, оставшийся не у дел, но кипящий от избытка энергии и желания действовать, переполненный неуемной активностью и целеустремленностью, он, разойдясь в очередной раз с очередной женой и проклиная ее и всю ее семью, явился в дом Натальи. Никто не понимал, зачем он сюда ходит, и все строили самые разные предположения. Михаил мучился от нежданных визитов совершенно чужого ему, незнакомого человека. Наталье было просто интересно, а лучше всех чувствовала себя ее дочь, которая обрадовалась появлению в доме нежданного дедушки. Вообще, казалось, в жизни теперь больше плюсов, чем минусов. Сначала пришел этот новый мамин муж, потом — дед. Появились мужчины. А это не может не радовать женщину, даже такую кроху.

— Доченька, — пророкотал отец Натальи однажды, внимательно рассматривая Михаила, который всякий раз ежился и сжимался под его взглядом, — нужно менять жизнь! Основательно и жестко! Делать крутой поворот к лучшему!

— Давай делать! — усмехнулась Наталья. — Ты за рулем?

— Ну, конечно, я, кто же еще? — самодовольно хохотнул новоявленный отец. — Программа такова — зубная паста и игрушки!

— Что-о? — вытаращила глаза изумленная Наталья.

— Игрушки, игрушки! — радостно захлопала в ладоши и запрыгала Алина. — У меня будет много новых игрушек! Ура!

Михаил сидел молча, недоуменно уставившись на тестя рыжими глазами. Бабушка Натальи хмыкнула и выразительно покрутила пальцем у виска.

— Жениться, Леша, надо было пореже! — назидательно и осуждающе-сурово произнесла она. — Эти твои бесконечные жены до добра не доведут! Какая психика может это выдержать?

Мать Натальи, которая бывшего мужа принимала всегда с глубокой скорбной складкой возле рта, напоминая зятю тетю Белу, повернулась и ушла в комнату, откуда через две минуты донесся меланхоличный голос диктора.

— Да-да! — уверенно подтвердил тесть. — Зубная паста и игрушки! На них, и только на них сейчас надо делать деньги. Я абсолютно серьезно! — он перевел взгляд на зятя. — Ты, Мишутка, будешь тут главным. После меня, естественно! Мы закупаем в столице нашей родины зубную пасту, прямо коробками, и везем ее с тобой куда-нибудь подальше, в Мурманск например. Где этой самой зубной пасты днем с огнем не сыщешь. И продаем там втридорога. Расхватают как миленькие.

— Это называется спекуляция! — грозно определила бабушка и подняла суровый перст. — Вас посадят!

— Да ну! — весело махнул рукой тесть. — Посадят, как же! Пришли иные времена! Нынче за это не сажают. Да и вообще глагол «сажать» как-то выпал из употребления властей в любом смысле этого слова. Теперь его вполне подменили глаголы «купить» и «продать». А что? Ничего! Обходимся. И даже неплохо. Готовься, Мишутка, к походу!

Михаил вопросительно глянул на Наталью. Она смеялась. Похоже, воспринимала ситуацию, как игру.

— Ты… согласна? — робко спросил Миша жену.

— Она согласна! — провозгласил тесть.

Наталья покосилась на мужа. Задавленный, безынициативный, тихий… Может, хотя бы ее отец заставит его двигаться, приучит к деятельности, заразит своей энергией… А паста… Ну какая разница?.. Пусть будет паста…

И Наталья весело кивнула.

— Даже интересно… Я тоже буду закупать. В одном месте ведь сразу не купим.

На дворе стояли девяностые годы XX века. Дул ветер перемен. И этот ветер менял многих…


Торговля или спекуляция, как говорила бабка Натальи, пошла ходко.

— Мои успешные мальчики! — смеялась Наталья. — Торгонавты мои, торгонавтики!

Вдвоем с тестем Михаил резво перепродавал зубную пасту в самых разных градах и весях. Россия, совершенно изголодавшаяся и отчаявшаяся, готова была эту самую пасту жрать с завидным аппетитом. Хотя поначалу Миша смущался, боялся, ежился, пугливо озирался в поисках милиционеров.

— Не боись! — важно говорил тесть. — За мной не пропадешь! А менты — они тоже люди. Живые и обычные. Дашь в лапу — и отвалятся.

— Я не умею давать… — лепетал Михаил.

— Не умеешь — учись! В жизни пригодится. Смотри, как это делаю я, — поучал тесть.

И через два месяца Миша уже довольно ловко покупал и продавал, зазывая людей тонким голосом:

— Зубы чистить, зубы чистить! Самые лучшие средства для ваших зубов!

Тесть слушал и довольно похохатывал. Наталья дразнила отца и мужа, называя их зубочистами. И Михаил, хотя в душе обижался на нее, все-таки испытывал несказанную гордость оттого, что стал другим, многому научился, кое-что теперь умел сам, на что-то был уже способен…

Тогда еще рынки не были схвачены таким плотным блокадным кольцом, как позже. Хотя пару раз к продавцам пасты и липли какие-то темные личности с требованием своего навара. Тесть давал. И сразу менял или место стоянки, или город. Все обходилось в лучшем виде. Кто бы сомневался…

Получив довольно много денег и открыв несколько счетов, Каховские-Калинины — Ка-Ка — насмешливо и ласково называл их тесть — решили двигаться дальше. Одной зубной пастой не проживешь. И открыли на дому свой собственный кооператив по производству игрушек. Назвали его неоригинально «Колобок». А что тут ломать головы? Лишь бы деньги приносил… Занимались производством пластмассовых игрушек, за которые так ратовал отец Натальи.