— Это ты, Хло? — раздался с кухни голос Грега, показавшийся мне грохотом сирены.

Я медленно сняла пальто и посмотрела на себя в зеркало. Видно ли по мне, что я только что занималась сексом? Мне казалось, что вина сочится из каждой поры кожи: глаза сияют, волосы стоят торчком, как всегда у меня после активного радостного секса. Я причесалась, поправила одежду, глубоко вздохнула и отправилась на кухню.

«Боже, умоляю, сделай так, чтобы он ничего не видел, и я больше никогда не буду ему изменять», — соврала я Богу, в которого никогда не верила.

Грег сидел за кухонным столом вместе с Сэмми. Телефон лежал ровно между ними, издевательски и радиоактивно помигивая. «Ну, ты совсем, — словно говорил он мне. — Всегда носи телефон с собой. Неужели это так сложно запомнить?»

Во взгляде Грега читался немой вопрос. Или, может, это мне так показалось?

— Где пропадала? — спросил он.

Был ли какой-то подтекст в его вопросе или мне послышалось?

— Пришлось срочно увидеться с пациентом, — ответила я. — Ей скоро выходить замуж, и у нее случилась истерика, — слишком быстро и многословно ответила я. Я еле удержалась, чтобы не прижать палец к губам, заставляя себя заткнуться.

— Ты обычно не ходишь по вызовам, — заметил Грег.

Он что-то подозревает? Все-таки прочел мои эсэмэски?

— Ну, у меня был выбор: либо идти к ней, либо сидеть тут и выслушивать твою мамашу, — парировала я, и на это он ничего возразить не смог.

Сэмми поднялся и отправился в свою палатку в саду. По его лицу я поняла, что он прекрасно знает, где и как я провела вечер. Естественно, он подумал, что если он останется, то как бы заключит со мной негласное соглашение, а этого ему совсем не хотелось.

— Ах да, ты ведь забыла телефон, — сказал Грег, протягивая мне мобильник.

— Спасибо, — беззаботно ответила я, изо всех сил стараясь дышать спокойно. — Я иду спать, ты как?

— Приду через минуту.

Было бы подозрительно, если бы я вдруг отправилась принимать душ в нашей ванной, а путь к ванной в подвале мне преградила спящая в соседней комнате Эди. Так что масштабы помывки пришлось ограничить маленьким полотенцем для лица, которым я себя протерла. Китти, когда была маленькой, иногда отказывалась залезать в ванну и настаивала на «полотенечном мытье». Эта детская фраза показалась мне сейчас совершенно неуместной. Я чувствовала себя шлюхой, дешевой проституткой, прыгающей из машины одного клиента в постель второго. Хотя, успокаивала я себя, что мне грозит: Грег не станет заниматься со мной сексом.


Грег погладил пяткой мою ногу; он повернулся и обнял меня. Именно в эту ночь он созрел для секса, и это после года воздержания! Хотела бы я заявить, что мне было неприятно и трудно заниматься любовью с мужем сразу после свидания с любовником. Но не тут-то было. Секс с мужем казался мне абсолютно нормальным. Может, Грег таким образом метил свою территорию? Метил меня своим запахом, чтобы ни один чужак не посмел меня увести? Не важно, почему он это делал, но мне в его объятиях было хорошо. И почему я не могу жить с ним припеваючи, зачем мне понадобился кто-то еще? «Если воспринимать жизнь как подарок судьбы, глупо требовать чего-то еще».

— Ты счастлива, Хло? — спросил Грег, когда мы нежились в объятиях друг друга после секса.

Я хотела было спросить его, почему мы так долго не занимались любовью, но побоялась, как бы разговор не завел нас куда-нибудь не туда. Интересно, он знал, где я была? Знал, что в Испанию я ездила не одна?

— Немного, — ответила я. — Хорошо бы у нас все стало как тогда, в самом начале. Когда мы удивляли друг друга… А ты? — в свою очередь спросила я. — Ты счастлив?

— Я в порядке. Такая уж жизнь. Такого не бывает, чтобы каждую секунду дыхание перехватывало от счастья.

Я взглянула в его синие, такие знакомые глаза, вдохнула его «грегский» запах, кивнула и тут же провалилась в сон. Но поспать в объятиях мужа мне довелось недолго: через несколько минут он начал свою обычную ночную жизнь с разговорами, толчками и молитвами.

«Вот ведь странный человек, — думала я, обнимая его. Зато мой».

Глава восемнадцатая

Отмщение по рецепту семьи Живаго


15 мл перцовки;

15 мл коричного шнапса;

3 капли табаско.


В указанном порядке добавьте ингредиенты в охлажденную стопку и перемешайте. Лучше всего подавать напиток ледяным.


Собираясь выходить из дома на папин концерт, мы столпились около дверей и, передав прохожему фотоаппарат, попросили его запечатлеть наше разряженное в пух и прах семейство.

— Грег, ты до сих пор такой красавчик, — заметила Эди, оглядев сына с ног до головы. — Ты за ним смотри в оба, Хло. Помню, когда ему было шестнадцать… Это, конечно, уже несколько лет Пэ-Эс…

Продолжения монолога Эди так никто и не услышал из-за гама, который подняли дети — они начали громко выяснять, кто же где будет сидеть. Лицо Сэмми приняло какое-то странное, отстраненное выражение. Видимо, повлиял словесный поток, бурлящий вокруг него.

— У тебя такой вид, как будто ты в горах, — шепнула ему я.

— В Альпухаррасе так спокойно… Я скучаю по своему вигваму.

— Я тоже по нему скучаю.

— Да. Но, думаю, у тебя поводы скучать немного другие.

Наконец мы отчалили и уже подъезжали к парку, когда Китти наклонилась ко мне с заднего сиденья. Я думала, она хочет погладить меня по голове, как в далеком детстве.

— Мам, у тебя ужасно короткая юбка, — поделилась она. — Ужас просто. Всю попу видно.

Хм. Может, стоило надеть длинную юбку? Я и так нервничала из-за того, что на концерте будет Иван. Но для самооценки взрослой женщины нет ничего страшнее, чем неодобрение двенадцатилетней дочери.

Вскоре мы подъехали к концертному залу. Папа в лоснящемся черном смокинге, с зачесанными назад белоснежными волосами, ждал нас перед вестибюлем. Его душевное волнение выдавали только буйные ощетиненные брови. Рядом с ним стояла высокая и элегантная Хельга. Она только что прилетела из Берлина. Хельга оказалась красивой женщиной за шестьдесят. Привыкшая на протяжении всей жизни вызывать всеобщее восхищение, она и сейчас излучала сияние уверенной в себе женщины. Я эгоистично подумала, что папе следовало бы почаще приводить Хельгу к нам в гости; я рано лишилась матери и с радостью ввела бы в свою жизнь новую «материнскую» фигуру. Но решать было не мне, а Хельга, видимо, не испытывала ни малейшего желания включаться в банальную рутину нашей жизни. Сегодня они с папой впервые появились на публике как полноценная пара, и, увидев их вместе, я немного напряглась. Все-таки я никогда не видела рядом с папой никого, кроме мамы. Он держался спокойно, тогда как рядом с мамой у него всегда был такой вид, будто он балансирует на цыпочках, с трудом противостоя напору маминых эмоций и постоянной смене настроений. По наклону головы Хельги, по тому, как она гладила папу по руке, становилось ясно, что она человек спокойный и сдержанный.

Лестницы в фойе тем временем заполонили папарацци. Отпихивая друг друга, они крутили головами и жадно высматривали добычу. Все билеты на спектакль были проданы в первый же день, и все с нетерпением ждали прибытия лондонского бомонда.

Я пробиралась к папе и Хельге, когда вдруг услышала позади себя чей-то раздраженный возглас:

— А это что, мать Китти Мак-Тернан? Что она тут забыла, интересно?

Я обернулась и увидела мистера и миссис Вражеский Клан — родителей Молли. Мое присутствие, видимо, оскорбило их до глубины души, как будто из-за меня этот спектакль стал менее модным и светским. Ну конечно, мамаша Молли до сих пор возмущена нашим с Китти Шоколадным Тортом Отмщения.

— Банк Фила — спонсор этого спектакля, — заявила она прежде, чем я успела открыть рот. Очевидно, решила намекнуть, что, в отличие от меня, имеет полное право присутствовать на спектакле, и, похоже, ждала, что я начну перед ней отчитываться, с какой стати меня сюда занесло. Разговаривая со мной, она так и стреляла вокруг глазами, явно стремясь найти более ценного собеседника.

— Вообще-то я давняя поклонница Берти Живаго. Обожаю его. Кстати, мы с ним неоднократно встречались, — бросила она.

Иногда в жизни подворачиваются необычайно благоприятные возможности для мести. Все годы равнодушия и унижений на детской площадке стоили этого удивительно теплого для января вечера на Шефтсбери-авеню, в который я с редким смаком выговорила четыре простых слова, наслаждаясь их изысканным вкусом:

— Берти Живаго — мой папа.

Миссис Вражеский Клан посмотрела на меня так, будто видела впервые.

— Я этого не знала, — промямлила она.

— Конечно, в это трудно поверить, — язвительно ответила я. — Сейчас фамилия Живаго у каждого второго! Хотя у Китти, — нехотя добавила я, — фамилия Мак-Тернан, а вы, наверное, не в курсе, что я тоже Живаго — я оставила себе девичью фамилию.

Я собиралась предупредить ее, чтобы в будущем, прежде чем оскорблять человека, она не ленилась бы поинтересоваться, кто он такой, но тут подошел папа. Он обнял меня и развернул лицом к Хельге.

— А это моя красавица дочь Хлоя, — с гордостью сказал он.

Краем глаза я увидела, как родители Молли хлопают ртами, словно золотые рыбки.

— Папа, Хельга, это Фил и Джейн, родители одной Киттиной одноклассницы.

(Я так привыкла звать их про себя мистером и миссис Вражеский Клан, что с трудом вспомнила их имена.)

— Счастлив с вами познакомиться. Большое вам спасибо за то, что пришли, — поприветствовал их папа. Очевидно, он никогда раньше их не встречал, а если и встречал, то совершенно об этом позабыл.

Джейн, по-моему, собиралась грохнуться в обморок от стыда. Представив их папе, я при всех ткнула ее носом в собственное вранье, но ни капли не раскаивалась. Тем более что пытка для них еще не кончилась. Я поняла это, услышав радостный папин возглас: