Вере понравился ответ. Но теперь уже вредность проснулась, чисто женская. Когда тебя так уговаривают, необходимо хоть немного повыделываться…

— А что не так с внешностью?

Изумленные глаза Дениса были лучшей наградой.

— Ты издеваешься? Напрашиваешься на комплименты, что ли?

— Ага. Говори. Ты же должен меня убедить… — Пузырящаяся где‑то на донышке радость, еще глубоко спрятанная, уже заставляла шалить и дурачиться.

Дэн, кажется, понял её настрой. Прищурился, улыбнулся хитро… Поднял к потолку глаза и забубнил, монотонно:

— Твои глаза — как звезды, сияющие в ночи, твои волосы — будто шелк, тончайший и нежнейший…

Первой не выдержала Вера, шлепнула по руке:

— Прекрати! Где ты набрался такой пошлости?

— Ну, они и правда, как звездочки… Нет, как капельки воды, прозрачные… Или как блестящие камни… — Он внимательно рассматривал, будто, действительно, хотел пояснить…

— Денис, хватит! Я уже смущаюсь!

— Ну, блин, а что ты хочешь услышать? Признание в любви? Пылкой и безнадежной?

— Ну, хотя бы…

Снова внимательный взгляд. Приготовился, воздуха в грудь набрал…

— Нет. Сейчас — не надо. — Приложила пальцы к его губам, словно замыкая их.

— Господи. Женщина, я когда‑нибудь тебя пойму? У меня, вообще, есть на это шансы? — Горечь в голосе лишь отчасти была шутливой…

— Это нужно говорить, когда очень хочется, а не по заказу. Поэтому сейчас — не стоит.

— Хорошо. Сделаю вид, что понял.

— Я тебе потом объясню, попозже.

— По — моему, ты повзрослела. Очень.

На это она не нашла, что сказать. Объяснять слишком долго, что все мы взрослеем не с возрастом, а с количеством пережитых ошибок, невзгод и падений, от разочарований и обид, кем‑то очень близким нанесенных, а еще больше — от тех, что сами кому‑то нанесли и до сих пор себе этого не простили.

Решила, что потом, когда‑нибудь, об этом с ним поговорит. Но не сейчас, когда и дышать‑то хотелось вполсилы, чтобы ничего не спугнуть.

И он, таки, вытащил её на море. Устроил ей отгул, причем нагло и вероломно. Когда Вера опомнилась, что пора освобождать номер и бежать на самолет, он прижал её к постели, и рукой, и ногой, и всем телом:

— Лежи спокойно. У тебя директора не Волковым зовут, Иваном?

— Откуда ты…

— Вер… Ну, мы же в одном городе работаем. Я все и всех знаю. Про тебя не узнавал, так как ты не желала. — Пояснил сразу же, предупредив уже готовый вырваться вопрос.

Дотянулся до телефона.

— Вань, привет. Это Дмитриев, ага…. Да все нормально… Я по какому вопросу звоню: мне тут невеста сюрприз устроила, не сказала, что тоже летит в Сочи… Да, спасибо. Обязательно приглашу… Как причем? Она у тебя работает… А ты много девушек сюда отправлял?… Молодец какой, догадался… Ну, мне кажется, она заслужила пару выходных, как думаешь?… Спасибо, дружище, за мной не заржавеет… Конечно, будешь самым желанным гостем… Ну, давай, не теряйся.

И с видом победителя, довольно щурясь, ждал похвалы:

— Все. До воскресенья ты свободна. Хвали меня.

— Что это было, Денис?

— Я тебя отпросил.

— Зачем называть невестой?

— Я тебя замуж позвал? Позвал. Значит, невеста.

— Я еще не согласилась.

— Вот когда откажешься, тогда и перестанешь ею быть.

И вот как найти изъян в этой хромой логике, чтобы в поисках ничего не убить?

Да ей не очень‑то и хотелось…

Они бродили по берегу, усыпанному галькой, Вера отпрыгивала от каждой волны, несущейся с грохотом самосвала, а Дэн, смеясь, удерживал её на месте, в сотый раз говоря, что это не страшно.

Штормило, и она не рискнула купаться, лишь намочила ноги. Дэну было вообще без разницы, чем заниматься. Он бы и в номере просидел, вернее, пролежал, все дни.

— Слушай, мы с тобой впервые гуляем без куртки, варежек и шапок…

— Ага. И как впечатления?

— Да не пойму никак, что это за женщина рядом со мной? Откуда я её знаю? — Он легко уворачивался от её кулачков, когда Вера пыталась его поколотить, шутливо примеряясь к самым больным местам… Или перехватывал их, заводя над головой, все крепче прижимая, и тогда уже совсем не веселье искрило в темных глазах…

Вера не могла надышаться этим воздухом, напоенным свободой, лаской и беззаботностью. Почти, как тогда, в их первые недели. Но это "почти" было главным, и ей необходимо было разобраться до конца…

— Денис…

— Да, моя хорошая? — Он столько раз в этот день произнес "моя", что уже пора бы и привыкнуть, но сердце заходилось, снова и снова. Так сладко и так странно…

— А почему ты даже не спрашиваешь, вдруг, я не одна?

— А нужно? — Ничто не дрогнуло ни в его голосе, ни во взгляде… Только руку чуть дольше задержал, поправляя вечно падающую с плеча бретельку…

— Тебе не интересно, разве?

— Вер… Я вижу, что нет у тебя никого другого. И прекрасно это знаю…

— Что… — Сглотнула, чувствуя, как снова краснеют щеки… — Я так… себя вела, что…? Черт. Мне уже стыдно… — Посмотрела, почти умоляюще, с надеждой, что успокоит…

— Глупая. Ты же по мне изголодалась, я видел. — Обнял, вжал в себя, на ухо зашептал. — Сам такой же… Ты же так пахнешь, Вер, так дышишь… хрен устоишь… Ну его, это море, к черту, а?

А потом, отпустив, уже намного спокойнее, но утягивая в сторону от берега, туда, где можно найти такси:

— Вер, ты слишком осторожная, чтобы два раза по одним граблям ходить. И никогда не повторишь ошибку. Поэтому, даже мыслей не возникало, что ты еще с кем‑то..

— А ты…

— А я буду твоими личными граблями. Слишком наглыми, чтобы их выкинуть. А еще постараюсь тебя не обидеть. Очень постараюсь. Хорошо? Поверишь мне?

Вот этой обескураживающей уверенности в том, что все у них сложится, и будет все отлично, стоит лишь отдать ему право вмешаться в её жизнь, так долго не хватало Вере.

То, что больше всего раздражало в Денисе когда‑то давно, через время показалось неимоверной ценностью. Да, он шел напролом, иногда забывая оглядываться, но делал это честно. А Миша… Он манипулировал, делая вид, что признает право девушки на выбор, а по факту — перекладывая на неё всю ответственность. Она долго мучилась тогда, не зная, как с ним распрощаться, а Михаил делал вид, что все правильно, что все происходит, как нужно. А потом, через время, ответил на какой‑то упрек: " Ты же сама меня выбрала, какие теперь претензии?" А потом уже сам начал упрекать в неверности. Это было последней каплей.

И, конечно же, она пробовала с кем‑то встречаться. И каждый раз претендент на её сердце не выдерживал сравнения. С Денисом, конечно же. Все казались глупыми, нерешительными, несерьезными… На первой же попытке поспорить ломались, либо начинали вести себя вовсе уж по — хамски.

Про неудачные попытки секса лучше было и вовсе не вспоминать. Тело отказывалось от подмены, так же, как и сердце.

Она бы уже, наверное, давно помирилась с Денисом. Его попытки выйти на разговор заметила, знала, что разыскивал её, что наводил справки… От коллег не укрылось его пристальное внимание, и её реакция — тоже. Нашлись и завистники, и доброхоты, мало что понимавшие, но усердно приносившие все сплетни и слухи…

Обида не позволяла. И гордость. Наверное, лишние вещи в отношениях, постоянно мешающие. Но она поняла это слишком поздно: когда перешла в другую фирму, и даже случайные встречи закончились. Остро не хватало знания, что Дэн где‑то рядом. А самой позвонить или "нечаянно" встретиться… Страшно было. Вдруг, забыл уже? Вдруг, не интересно стало?

Все эти страхи проснулись, вместе с памятью об обидах, когда они лежали в постели, утомленные долгим днем, утомившие друг друга жадностью, так и не утоленной за это короткое время…

Сердце уже успокоилось, после сумасшедшего боя, дыхание выровнялось… Дэн лениво наматывал пряди её волос на палец и отпускал, разглядывая на свет…

А Вера снова думала. И опять становилось маетно…

— Денис?

— Ммм?

— Ты помнишь наш последний разговор по телефону?

Он вздохнул и неуловимо напрягся.

— Нет. Ни слова. Хотя, уверен: нехорошее что‑то нес. Извиниться бы нужно, конечно… Вот только не знаю, за что конкретно.

— А просто так, не конкретно, сложно?

— Нет. Просто так — бессмысленно. Я же понимать должен, в чем виноват был… Осознать, исправиться, провести работу над ошибками…

— В тебе сейчас менеджер говорит, по — моему, а не настоящий Денис.

— Настоящий Денис хочет знать, что он такого натворил, чтобы больше не дурковать. На это мне хватило времени, угадывать устал…

— А по трезвому что ты тогда думал?

— Много всего нехорошего. Не хочу вспоминать…

— Ты сказал, что мы все одинаковые. И я ничем не лучше Дарины. Так же попользовалась и послала подальше. Такая же беспринципная предательница… — Сейчас выговаривать это было немного легче, чем тогда слышать. Но обида заворошилась опять…

— Вот я дурак‑то… боже мой… Вер, прости меня. Пожалуйста. Я никогда так не думал, по — настоящему. — Очень проникновенный взгляд. И голос убедительно звучал. Хотелось поверить…

— А зачем говорил тогда, и обвинял, да и не раз еще?

— Хотел тебе сделать больно, так же, как ты мне. Подлая часть натуры вылезла. Стыдно мне, очень. Честное слово, Вер…

— Больше так не будешь делать?

— Я буду очень стараться не быть дураком. Всеми силами постараюсь. Но ты помоги мне, Вер, ладно? Я ж, иногда, сам не ведаю, что творю… Не от злости, а от глупости и от того, что тебя не понимаю.

Она не нашла, что ответить. Не совсем то услышала, что хотелось бы. Но… зато честно. А это для нее теперь стоило дорого…

А еще было главное: ощущение, что попала домой. Пусть в гостиничном номере, и город чужой был, и это краткое затишье, скорее всего, было временным. Но ни с кем еще она не чувствовала себя такой нужной, значимой и цельной. И все закидоны Дениса можно было перетерпеть ради этого, тем более — пообещал же стараться… А обещаний он не нарушал. Вера таких случаев не могла вспомнить…