Листаю сообщения, которых не слишком много, и поражаюсь. Советовался с этой, как мне понравиться? Позволял меня мышью называть, говорил, что я нужна…

Пока нужна, вот как он писал Веронике. И мне говорил, что нужна, а я это как слова о любви воспринимала.

Дура набитая!

— Даже если так, это не значит, что Андрей, как ты выразилась, виноват во всех моих бедах! — протягиваю Веронике телефон, и откидываю гудящую голову.

— Может, и не значит. Но, милая моя, Андрей не мог не знать, что я обижусь на невнимание, и не попытаюсь тебя задеть! И он не помешал мне, лишь наказал. А эта попытка изнасилования… кем был этот человек?

Не знаю. Андрей лишь сказал, что то чудовище недавно из тюрьмы вышло… вот только он мое имя знал!

— А не твоих ли это рук дело? Скорее я поверю в это, — спорю я.

— Дурочка, — фыркает Вероника. — Я ведь знала, что за тобой присматривают! После такого Громов бы меня лично убил, он не любит, когда нарушают его запреты, а он запретил тебя трогать! И не только мне, а всем. Но ведь это так забавно: запугать тебя, подослать насильника, и спасти в самый последний момент. Тебя ведь спасли именно в последний момент? По-рыцарски, да? Зато после этого ты сидела спокойно дома, не позоря его своей работой. И не ныла по поводу того, что Андрей свою душу губит преступлениями.

Нет, глупости это… или нет? Андрей и правда хотел, чтобы я уволилась. Настаивал, недоволен был отказами. Даже намекал, что такие официантки, как я — мечта насильника. И тот мужчина — он не сильно мне и навредил, помощь подоспела вовремя. Слишком вовремя!

Мотаю головой, пытаясь выкинуть эти мысли из головы.

Не мог он!

Но тот мужчина был у нас дома. На кухне! Зачем? И едва я вошла — Андрей выстрелил, чтобы… чтобы я не услышала, о чем они говорят? Чтобы не поняла?

— Вижу, ты задумалась, и уже это хорошо, — мягко произносит Вероника. — Мышка, я ничего не утверждаю, и могу ошибаться, сейчас мне просто тебя жаль! И я не хочу, чтобы ты думала, что я настраиваю тебя против Андрея лишь затем, чтобы ты освободила для меня место… Андрей меня больше не захочет, с предателями он дел не имеет, а я для него — предательница. Но ты задумайся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Киваю, и выхожу из машины.

Уже задумалась, спасибо.


— Ты где была? — хмурит брови Кристина. — На целый день исчезла, ничего толком не объяснив! И снова на звонки не отвечала, ну вот что ты за человек такой?

— Я жду ребенка, — выдыхаю я, и сажусь напротив ошарашенных подруг. Кристина прекратила натирать тарелку, Марго побледнела, и еще плотнее закуталась в плед.

Черт…

— Девочки, сейчас я все вам расскажу, — решаюсь я.

И рассказываю.

И про несостоявшееся изнасилование, которое я упоминала лишь мельком. Даже рассказывать о нем не хотела, но у подруг были вопросы из-за моих синяков. Не хотела, чтобы они думали, что Андрей меня бьет.

Рассказала я и о своих мыслях, по поводу того, что Андрей может быть к этому причастен. Вернее, это лишь смутные подозрения — трудно мне поверить в такую жестокость. И про родителей — моих, и Андрея… про все рассказывала, и пока не договорила, не могла дышать спокойно.

Захлебывалась словами, давилась, но говорила. А девочки, чем больше узнавали, тем больше пугались.

— Что скажете? — закончила я свой рассказ. — Я запуталась, совсем запуталась… не понимаю уже ничего!

— А он… он говорил, что любит тебя? — спрашивает Крис.

— Нет, но и я ему не говорила.

Хотела, но… видно по мне было. И слепой бы увидел!

Я уверена была, что Андрей любит меня, пусть сначала и сомневалась. Он ведь защитил меня, когда всплыло то порно-видео, Веронику наказал… но разве он это сделал из любви ко мне?

Нет, просто она пошла против него.

А тот насильник — он искал именно меня! Имя мое знал! И… нет, не хочу я в это верить, только не в это!

Андрей говорил, что я нужна ему, и я ведь чувствовала это! Не просто верила и надеялась, а чувствовала, что нужна! Душой своей чувствовала! Или это был самообман?

Может, я нужна была для того, чтобы меня подавить? Чтобы потом кинуть меня к ногам моих родителей — сломанную и ненужную? Или я была лишь отвлечением. Избавлением от одиночества, на которое Андрей сам себя обрек?

— Мариш, вот, что я скажу: тебе нужно время! — говорит Марго. — Чтобы разобраться самой, чтобы понять. Только время!

Да, мне нужно время.

Всем оно нужно, а я чем хуже?

Закрываюсь в ванной, медитирую над телефоном. Набираю Андрея, и сразу сбрасываю. И снова, и снова… Наконец, решаюсь.

— Привет, — говорю я. — Ты уже знаешь о моих родителях?

— Что их вытащили? Да, знаю, — говорит Андрей чуть охрипшим голосом. Простыл? — Не бойся, не побегу я за ними. Твоя взяла, пусть проваливают, но лучше бы им не появляться в городе!

Сглатываю, сажусь на коврик, и упираюсь спиной в ванну.

— Андрей, ты должен знать: помнишь, я говорила тебе, что меня машина сбила? Это… это твоя мама была. Потому все и началось…

Рассказываю ему все, что от мамы услышала — торопясь, боясь, что забуду что-то важное. Что бы между нами не происходило, Андрей имеет право знать обо всем! Его та история касается не меньше, чем меня.

Договариваю, а он молчит. Слышу его дыхание, будто он совсем рядом находится. Но реакции никакой.

— Тебя обманули. Моя мать не могла так поступить, — нервно спорит он со мной. — Они снова пытаются оправдаться!

— Андрей, любой человек мог так поступить! — кричу я. — Почти любой… у нее был стресс, испуг, вот твоя мама и совершила ош…

— Нет, — отрывисто прерывает меня Андрей. — Мама этого не делала! Но… я могу понять, зачем твоим родителям понадобились деньги.

Не верит мне.

А я бы поверила?

Пожимаю плечами, и закрываю глаза, окунаясь в эту тягучую безысходность. Пусть верит, пусть не верит — но я рассказала, а что делать с этой информацией — пусть сам решает. Спорить, доказывать, убеждать я не стану.

— Я не приеду завтра, прости, — на выдохе говорю я.

— Почему?

Чтобы не натворить глупостей. Чтобы не броситься тебе на шею, чтобы уехать!

— Нам пока лучше не встречаться, — тихо говорю я. — Мне нужно одной побыть… Андрей, ты меня хоть немного любил? Или я — часть твоего плана мести?

Молчит. Ощущаю его раздражение через километры, что нас разделяют. Словно наяву вижу, как он хмурится.

— Это не телефонный разговор, и… я никогда не обижал тебя! Приезжай завтра, обсудим все! Просто приезжай!

Не обижал? Только что вот обидел. Усмехаюсь грустно, и прощаюсь.

Утром навещаю бабулю, и помогаю им с братом добраться на дачу.

— Детка, ты уехать хочешь? — спрашивает вдруг бабушка, а я…

Киваю. Да, хочу.

Она не возражает, лишь целует меня в щеку.

Вещи собраны — и мои, и подруг. Нервно расхаживаю по комнате, надеюсь, что раздастся звонок в дверь, или хоть телефон зазвонит, и это будет Андрей.

Попросит прощения.

Скажет, что любит! Что также любит меня, как и я его.

Узнает, что у нас будет ребенок, подхватит на руки, закружит на руках, и…

Нет. Как можно воспитывать ребенка с ним? С тем, кто не любит, кто не уважает. Не верит, в конце концов. Права Вероника, даже если вместе будем — сидеть мне дома, пока Андрей ужасными вещами занимается. Терпеть, с совестью договариваться, за ребенка бояться, и за Андрея…

Который рано или поздно найдет кого-нибудь получше.

А этого я вынести не смогу, просто не смогу!

Надо ехать! Просто попрощаться с ним, просто посмотреть в его бесконечно любимые грозовые глаза еще раз…

— Девочки, я скоро вернусь. На час буквально, — говорю я, и выбегаю из квартиры.


Андрей


… — Андрей, ты меня хоть немного любил?

Под дых бьет своими вопросами. Девочка моя…

Но именно сейчас я и понимаю, вернее называю вещи своими именами: да, любил.

И люблю. Безумно! Так, что душа горит, или то, что у меня вместо души!

Как Марину можно не любить? Ведь именно из моментов с ней и строилась моя жизнь.

… украдкой смотрит на меня, словно запомнить старается. Или, будто задумала какую-то каверзу — по ней не угадать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍… мерзнет во сне, заснуть может, лишь положив мне голову на плечо. Неудобно до жути, но самому ведь нравится, когда она так близко!

Кручу ее подарок — цепочку с подвеской, обмотал на запястье. Не знаю, зачем… может, чтобы не сойти с ума. Один оставаться не могу — давит, к земле прибивает глухое одиночество. Даже с Олегом рядом лучше, чем одному.

Вот только опять Марине голову задурили погаными россказнями. Эдик и Марианна… да пусть валят! Сам бы освободил, видел ведь, как тяжело ей. К черту эту месть идиотскую, но зачем они врут?

Хотят очернить моих родителей, которых сам же сгубили. Сделать равными себе, запятнать. На свой уровень опустить. Понятно, что взяли дурачков, и облапошили. Нашли какие-то точки, чтобы надавить, и деньги требовали. На отца ведь можно было нарыть компромат — бизнес в таких городах, как наш, по закону не построить.

Но ведь они на лечение Марины деньги собирали…

Черт! Не по телефону же все это обсуждать. А Марина приедет — я знаю, что приедет! Тогда и поговорим!

А мама бы не уехала с места аварии, сбив ребенка! Точно знаю, что не смогла бы она… или смогла?

Идиотизм! Я прекрасно помню маму — ее ласковые руки и добрые глаза. Никогда бы она не бросила на дороге умирающего по ее вине ребенка!

Телефон звонит с самого утра, хватаю его, еще не поднявшись с кровати.