Она резко вдохнула, когда он, смяв ткань лифа, оголил ее грудь. От него прекрасно пахло: кожей, крахмалом и немного потом, но совершенно не ощущался аромат мыла, используемого при бритье. Почувствовав укол щетины, она улыбнулась: он так спешил на встречу с ней, что позабыл о такой мелочи, как бритье.

Сейчас он тоже не беспокоился о мелочах. Лаская губами ее грудь, он согнул ее ногу и задрал юбку, облегчая себе доступ к потаенному месту. Он провел пальцами по ноге в шелковом чулке, который немного провис под коленом, задержался на ленте, удерживающей чулок на ноге. Выше ленты была обнаженная плоть.

Он не торопился, его губы и пальцы доводили Мадлен до исступления. Посмотрев вниз, она впервые увидела себя в платье во время их любовных игр. Его мускулистые руки держали ее крепко, его губы ласкали ее обнаженную грудь. При свете дня эта картина вызвала у нее настоящий шок.

— Мне нравится твоя задница, обтянутая брюками, но, когда ты в юбках, все намного проще.

Его грубые слова одновременно и шокировали, и возбудили ее еще больше. Он ввел палец в ее пещерку, потом второй, одновременно с этим яростно целуя в губы.

Она не понимала, как он это делал, и полагала, что не сможет когда-нибудь объяснить это: и до встречи с ним она чувствовала возбуждение, но никогда не думала, что будет вспыхивать, как римская свеча, каждый раз, когда он коснется ее. Прежде чем она смогла издать слабый стон протеста или потребовать прекратить, он довел ее до пика возбуждения, и она уже сама просила о прикосновениях, которые усиливали ощущения. Продолжая трогать ее, он начал расстегивать штаны и устраивать ее сверху на своих бедрах, как делал это несколько ночей назад. Она понимала, чего он хочет, и он легко вошел в нее. Пытаясь сдержать крик, Мадлен закусила губу.

В этот раз он притянул ее к себе для поцелуев, использовал свой язык, чтобы заставить ее молчать, и темп его толчков совпадал с ритмов поцелуев. Он крепко держал ее, и потребовалось несколько толчков, чтобы он достиг предела.

— Я не могу больше сдерживаться, — он сунул руку под юбку и прикоснулся к набухшему клитору.

Она думала, что на этот раз, возможно, он кончит первым, но в тот же миг сама словно рухнула со скалы. Он снова поцеловал ее, прежде чем она закричала бы, и необходимость сдерживать стоны еще больше обострила ощущения. Она все еще дрожала, когда он напрягся под ней, и она почувствовала, что он кончил в нее.

Они не могли отдохнуть в объятиях друг друга, но после ужаса прошлого вечера и утреннего беспокойства их ласки показались им настоящим блаженством. Она нежно поцеловал его в лоб. Он достал носовой платок и аккуратно вытер у нее между ног, чтобы она могла опустить юбки.

Когда Мадлен поправила платье, а он застегнул брюки, она улыбнулась ему:

— Прости, кажется, мы стали повторяться.

Он ухмыльнулся в ответ.

— Мы не повторяемся. Это новый пункт в списке. После бесконечных часов, которые Солфорд заставил меня провести здесь, упрашивая его дать согласие на наш брак, я не смог устоять перед соблазном получить немного удовольствия в его кабинете.

Она рассмеялась, поскольку была слишком счастлива, чтобы помнить о своих страхах. Он рассмеялся вместе с ней, и она была рада тому, что они снова могли вместе смеяться, хотя им все еще угрожала опасность.

— Мне страшно идти на маскарад, — уже серьезно сказала она, — но я рада, что мы предпримем попытку все уладить.

Его глаза потемнели.

— Я не буду рад, пока мы благополучно не уйдем оттуда. Но я сделаю все, чтобы так и случилось, Мад. И тогда мы поженимся и сможем до конца своих дней быть вместе.

— Звучит неплохо, — сказала она.

Он встал и еще раз проверил, в порядке ли их одежда.

— Днем придет Элли, чтобы помочь тебе. Но не позволяй ей командовать. Она может посоветовать надеть скандальный наряд.

Он улыбнулся, как будто дразня ее, но прозвучало это серьезно.

— Мы можем пережить еще одну скандальную ночь, Фергюсон. Нам даже может понравиться.

— Именно этого я и боюсь, — сказал он.

Смеясь, она поцеловала его, но быстро отпустила. Ей нужно было переодеться, подготовиться к приходу Элли, и, если она хотела блистать на маскараде как Маргарита, привести свои чувства в порядок.

Они были так близки к счастливой развязке, и она не позволит себе растеряться в ответственный момент. Еще одна ночь — и он будет всегда принадлежать ей.

Глава 32

За Элли с малых лет закрепилась репутация безрассудной девчонки-сорванца, но когда она приехала в Солфорд Хаус, то напомнила Мадлен легендарную Боудикку[22] перед боем. В ее голубых глазах горел огонь, она не скрывала своей радости по поводу предстоящего приключения. Рыжие волосы, уложенные в высокую прическу, дополняли образ кельтской воительницы. В спальню Мадлен она зашла решительной походкой и захлопнула дверь перед носом сопровождавшего ее лакея. Затем на письменный стол полетел лист бумаги, словно это был план сражения. Но это не был список полков и вооружений. Это был эскиз маскарадного костюма для Мадлен, которая в театре переодевалась в мужской костюм, поэтому ее не должно была смутить идея Элли. В конце концов, это было платье, пусть и самое откровенное из всех, какие только доводилось видеть Мадлен.

— Я не надену это. — Мадлен сильно покраснела. — Я не уверена, что это… платье прикроет все, что нужно прикрывать.

Элли села напротив нее. Она повернула лист бумаги и еще раз посмотрела на рисунок.

— Однажды я надевала нечто подобное. Леди Солфорд сгорела бы со стыда в таком наряде, но такое платье и не предназначено для леди.

Она дерзко улыбнулась. Мадлен не могла не улыбнуться в ответ.

— Это действительно необходимо?

— Моя дорогая, учитывая талант и известность Маргариты, все внимание будет приковано к вам. Мы должны заставить их смотреть на ваше тело, а не на лицо.

Мадлен снова посмотрела на эскиз. На картинке был изображен костюм из белого муслина, но ни одна дебютантка не посмела бы надеть нечто подобное. Это было платье с глубоким декольте, скрепленное на плечах на манер греческой туники. Вырез был таким глубоким, что Мадлен всерьез опасалась, что грудь может выпасть из лифа, если она поклонится кому-нибудь из гостей. Ткань плотно облегала фигуру, и, глядя на рисунок, можно было подумать, что на модели мокрая женская сорочка, под которой больше ничего нет.

— Я умру от стыда, — сказала Мадлен. — И я не люблю греков. Можно мне надеть мой костюм Гамлета?

— Разве вы не поняли, костюм какого персонажа я вам предлагаю? — спросила Элли.

Мадлен покачала головой. Элли достала из ридикюля огрызок карандаша. Модель была без головы, и Элли быстрыми штрихами дорисовала голову и лицо, затем волосы — высокую прическу, украшенную диадемой из ягод, возможно, из зерен граната. На запястья модели она добавила браслет из цветков мака. Сноп пшеницы в руках модели завершил образ. Мадлен знала, кого изобразила Элли, прежде чем та закончила рисовать, но она была настолько поражена искусностью рисунка, что не посмела остановить ее. Когда Элли наконец поднял голову, Мадлен с улыбкой ответила:

— Персефона.

— Да, богиня плодородия и подземного царства. Фергюсон может одеться, как Аид. Чудесная мысль, не так ли?

— Фергюсон не согласится прийти на бал-маскарад в одной простыне, обернутой вокруг торса, — предупредила Мадлен.

— Жаль, было бы презабавное зрелище! — рассмеялась Элли. — Но он может надеть темный сюртук и плащ. А вместо шляпы — золотую корону. Этого будет достаточно.

— В обществе подумают, что мы смеемся над всеми.

— Так и есть, — улыбка на лице Элли была почти злой. — Но за смелость они полюбят вас еще сильнее. Ели бы вы знали, сколько мужчин подходило ко мне с просьбой пригласить вас в салон и как они проклинали Фергюсона, когда им стало известно о вашем романе, то перестали бы волноваться. Они будут падать ниц у ваших ног, особенно если вы появитесь в этом платье.

— Это вы нарисовали эскиз?

Элли кивнула.

— Я не умею шить, но моя портниха творит чудеса. Она к обеду переделает для вас мой старый наряд. К тому же она в долгу перед мной, поэтому вы сможете смело отправиться к ней на финальную примерку, она никому ничего не скажет.

Мадлен стало интересно, почему вокруг Элли было так много людей, которым она безоговорочно доверяла. Но, решив, что это не ее ума дело, не стала задавать этот вопрос. Вместо этого она сказала:

— Вы великолепно рисуете.

— Мне нравится заниматься живописью, но я давным-давно не брала в руки кисть. Вечеринки отнимают все свободное время, знаете ли.

Ее беззаботный тон показался Мадлен наигранным.

— Эмили, мисс Пруденс Этчингем и я собираемся раз в неделю и обсуждаем наши художественные и научные пристрастия. Если на то будет ваше желание, мы были бы рады видеть вас в нашей маленькой компании.

Мадлен говорила импульсивно, надеясь, что ее приглашение будет правильно понято, но в конце ее голос предательски дрогнул. Взгляд Элли был таким же холодным и отстраненным, как и в тот вечер, когда Фергюсон впервые привел Мадлен в дом сестры. Элли словно вспомнила о чем-то неприятном, о том, что отчаянно хотела забыть.

— Простите, — пролепетала Мадлен. — Я не думала…

Глаза Элли немного подобрели.

— Не извиняйтесь. Сейчас у меня нет настроения рисовать. Этот набросок был занятным упражнением, но я не думаю, что смогу стать полезным членом вашего клуба.

Элли аккуратно сложила рисунок и спрятала его в сумочку. Ее четкие движения и упрямый взгляд говорили о том, что пока Мадлен закрыт путь к сердцу этой женщины. Мадлен почувствовала себя так, словно ее выставили в метель из дома и захлопнули за ней дверь. Но она не собиралась сдаваться. Элли так много сделала для нее, и она хотела отблагодарить ее за доброту.