Три. Загорается жёлтый. Обращаю внимание, на того парня, что упорно следил за нами с Аминой, тот подмигивает мне, но я никак не реагирую.

Два. Загорается второй жёлтый. Все внимание только вперёд, навстречу к бушующим пескам.

Один. Включается зелёный, и мы все срывается с места, занимая лучшие места в гонке преследования.

Глава 9

Башир.

Когда разум затмевается прошлыми грехами, трудно найти ответ в настоящем. И никакая молитва не спасет от суда божьего, все мы однажды предстанем перед ним и ответим за свои ошибки. Смотрю на Бахтияра, тот лежит без сознания, здорово получив от меня, ещё долго вспоминать будет на кого посмел поднять свой кинжал. Каким нужно быть трусом, чтобы наплевать на все мужские качества, на собственную честь и кинуться на противника, пока тот стоял к нему спиной. Сидя на своем диване и держа в руках трубку кальяна, вдыхаю смешанный запах бахура с дымом табака. Бахтияр зашевелился, постепенно приходит в себя, пытается прочистить горло, но скорее всего голосовые связки от удушья повреждены, пусть не совсем, но боль определённо присутствует. Об этом свидетельствуют его хрипы и скулеж.

— Очнулся, — напоминаю ему о своем присутствии. Бахтияр поворачивается боком, валяется на полу, как шавка, которой и суждено быть именно здесь.

— Вы все заплатите по счетам. Все, — хрипло произносит, затем встаёт на четвереньки, видимо голова кружится, его ведёт в сторону. Хорошо прошёлся кувшин по его голове, замечаю на лбу шишку, усмехаюсь себе под нос от увиденного.

— Конечно, все, — соглашаюсь с ним и киваю головой, — в том числе и ты, Бахтияр. — Вновь встаю с дивана, оставляя трубку на столике, присаживаюсь на корточки рядом с Бахтияром, вглядываюсь в его лживые глаза, затуманенные болью и злобой. — Знаешь, в чем твоя проблема, племянник? — Бахтияр ждёт, но взгляд не опускает. — Ты слишком задрал нос и возомнил о себе не совсем верное представление. Я дал согласие на твой трон в ответ на молчание, ты же его нарушаешь. — Встаю и отхожу к двери, — А если ты не желаешь придерживаться условий, не жди, что я стану отговаривать Самира, оставить все, как есть. Это жестокая правда, и возможно, беда вся в том, что я скрывал от сына её, щадя его чувства и твою жизнь, конечно. — Бахтияр молчит, переваривает услышанное от меня, я же уже на выходе из кабинета добавляю, — Собирайся, и чтобы духу твоего не было в моём доме, отныне ты здесь не желанный гость, Бахтияр, даже несмотря на кровные узы.

Племянник с осуждением в глазах поднимается, кое-как выпрямляется, собрав в себе все силы, пытается сделать шаг, но спотыкается, затем вновь восстанавливает равновесие.

— Ты разрушил не только жизнь моего отца, но и мою тоже, растоптал и не пощадил, — говорит Бахтияр, прикасаясь рукой к ушибленному месту. — Я никогда не придерживался твоих условий и не стану сейчас. Вы с Самиром ответите за каждую мою боль в моей семье.

— Иди уже, Бахтияр. Иди и подумай, — не желаю больше видеть и слушать своего племянника, его речи бесконечные, но бестолковые.

Бахтияр смиренно склоняет голову, но не в знак чести, а потому, что бедолага здорово получил, придя в мой дом со своими правилами.

— И ещё, — останавливаю его за локоть, — я беру тебя с собой к Фархаду лишь потому, что не могу нарушать семейные традиции. И только посмей хоть слово своё поганое вставить, я мигом придушу тебя у всех на виду, и поверь мне, я не остановлюсь.

Угроза возымела свой эффект, потому что племянник живо покинул мой кабинет, были слышны его бранные слова, обращённые на обслугу, так он выместил свое скопившееся зло, на совершенно неповинных людях.

Фатима обеспокоенная поведением Бахтияра не спешит подходить с распросами, наоборот взглядом провожает его и просит служанку не принимать на свой счёт угрозы короля, потому как бедная девушка, чуть ли не в слезах, стояла и дрожала, приняв на себя гнев Бахтияра.

— Фатима, успокой девушку, и, дорогая, будь готова к выезду к Рашидам, едем свататься, — я улыбаюсь, пытаюсь сгладить выходку племянника перед женщинами, вселив дух празднества, потому как сын вскоре вступит в законные отношения, а там, хвала Аллаху, и до детей недалеко. От этой мысли губы ещё шире становятся, потому что моя Фатима уже давно желает нянчить деток, раз Аллах не дал нам ещё. Мы никогда не обсуждали этот вопрос, она понимала меня, мои обязанности, постоянные разъезды, вечные переговоры, порой не было времени на самого себя, не то чтобы уделять все своё внимание своей жене, и эта самая непростительная ошибка моей жизни, я потратил её на других — на чужих мне людей, заботился о них, создавая своей стране прочный фундамент, который теперь рушится на глазах, благодаря правлению Бахтияра. Племянник нашел документы моей тайной организации, и теперь шантажирует, что представит их мировому судье, чтобы лишить династию Кхан законного права унаследования трона. Я бы не стал верить ему, но когда Самир заявил об отказе от трона, найдя только сотую часть от всей правды, которая могла тот час разрушить наши отношения до основания, но сын, не подозревая, отказывался только для того, чтобы выгородить меня, защитить моё детище, я уступил место Бахтияру, а теперь глубоко сожалею о содеянном. Возможно были иные пути решения этой проблемы, но я не разглядел тогда, чего уж теперь оплакивать последствия. Не раз убеждаюсь, что мы сами строим путь своей жизни, словно компьютерный алгоритм, задаём начало, отсчитываем возможные варианты исходов события, выбираем наилучший, но, а кто сказал, что это действие принесет положительный результат, никто. Лишь компьютер выдаст миллион и больше путей и исходов событий, просчитывая каждое действие, но самое удивительное, что все равно просчитается. Компьютер это машина не способная на чувства, эмоции, просто груда металла с искусственным интеллектом, скорее, даже механическим, и поэтому трудно выбрать то или иное, результат, как итог — один.

Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда моя бедная жена предстала в образе невесты передо мной, готовая лечь в постель с незнакомым мужчиной. Таковы обычаи и традиции, Коран гласит, что брак на то и создан Аллахом, чтобы женщина и мужчина познали свои плотские чувства в законных отношениях, принадлежали только друг другу, хотя у мужчин в этом плане больше свободы, но я не стремился обзаводиться многожёнством, Фатима единственная, незаменимая. Наш день свадьбы, особенно первая брачная ночь до сих пор эхом отдается в голове. Фатима, чьи руки и ноги были покрыты мехенди, предстала передо мной в одной сорочке, облегающее молодое девичье тело. Шелк струился при её движении навстречу ко мне, я не мог глаз отвести от нее, полностью ослеплённый её красотой. Я не видел ее до сегодняшнего мероприятия, а теперь ничуть не жалею, что эта прекрасная юная девушка станет мне законной супругой после нашей ночи, когда мы скрепим наше соитие её кровью. Фатима не смотрит мне в глаза, с распущенными прямыми волосами, доходящими почти до поясницы, она присаживается на край кровати, перед кувшином с теплой водой и пустой чашой, приготовившись к следующему этапу наших обычаев — омывание стоп мужем жене и произношение особой клятвы верности и любви, и конечно, чтобы мы смогли хоть немного привыкнуть друг к другу. Я приседаю на одно колено перед ней, девушка продолжает смотреть вниз, скрывая свое лицо за занавесью своих волос, сначала я думаю, что она стесняется, поэтому осторожно беру тонкую ножку, поливаю тонкой струёй воды, затем промакиваю салфеткой. Фатима вся дрожит и я ощущаю эту дрожь в своей руке, держащей все ещё её ногу. Начинаю произносить клятву, но замечаю, как подбородок девушки задрожал, я придвинулся ещё ближе, убирая волосы с её лица, испугавшись, вдруг причинил ей что-то неприятное. Фатима смотрит на меня с полными слёз глазами, девушка не выдерживает моего упорного взгляда, соскакивает с кровати, переворачивая чашу с водой, убегая от меня в сторону. Обнимает саму себя, пытается защититься, но ведь я ничего не сделал с ней такого, что могло так сильно её ранить.

— Фатима, — я осторожно подхожу к девушке, но не трогаю её, не прикасаюсь. Она оборачивается ко мне, по щекам градом льют слёзы, пытается их смахнуть, и вновь улыбнуться мне, глядя в глаза. Я обеспокоен её поведением, ощущаю на себе весь её ужас и переживание. Делаю ещё шаг к ней навстречу, стоя почти чуть меньше метра от неё, — Что случилось? Я сделал что-то не так? — она отрицательно мотает головой, губы тоже дрожат, девушка пытается что-то сказать, но её вновь одолевают и душат слёзы. Я знал, что это таинство для многих волнительный момент, в том числе и для меня, но никогда не мог предположить, что девушка будет переживать настолько, что будто бы я её забью на смерть, а лишь потом воспользуюсь. Я протягиваю руку, она не сопротивляется, когда беру её в объятья, она носом утыкается мне в грудь, затем сама обнимает в ответ. Так мы стоит некоторое время, не прерываем нашего первого разделенного переживания.

— Башир, — слышу её тихое обращение ко мне, немного отстраняемся друг от друга. Я улыбаюсь ей, глажу по голове, убирая волосы с этого прекрасного лица, — Ты забьешь меня камнями, когда я скажу тебе то, что разрывает меня на части.

— Я не хочу, чтобы наша свадьба была окутана мраком, Фатима, — отвечаю девушке, но она никак не реагирует на эту часть слов, — неважно, что ты скажешь, мы постараемся оба принять мудрое решение.

Фатима мотает головой, зная заранее, что вонзит мне в мою душу клинок, затем повернет его на сто восемьдесят градусов и вновь извлечёт.

— Твой брат, — начинает она, сглатывает от переживания, но не прерывает зрительного контакта. Я напрягся, лишь от одного упоминания его имени, ведь он пропал из виду уже как второй месяц, даже на свадьбу не явился со своей семьёй. — Он… Он… — Фатима сквозь всхлипы пытается выговорить ужасные слова, но будто сам Аллах не даёт этого сделать. Я начинаю догадываться, что происходит, но по-прежнему отбрасываю эту мысль в сторону. — Он изнасиловал меня, Башир.