— Да и к тому же наискромнейший делец наркобизнеса, — бросил Темес.

Улыбка моментально слетела с лица Хермана Гальярдо.

— Тебе не откажешь в фантазии, Фернандо Темес; теперь я понимаю, почему тебя повысили в должности. Да, в фантазии и мстительности… Мое существование в этом мире не дает тебе покоя. Ты всю свою жизнь преследуешь меня, как будто тебя втайне гложет зависть. В чем дело, Темес? В чем ты завидуешь мне?

Сказав все это, Херман нахмурился. Он не сумел скрыть своего раздражения. Такое случалось с ним нечасто.

На физиономии Темеса, напротив, разлилось удовольствие. Он почувствовал, что Гальярдо нервничает, и это было ему приятно.

— Я не могу завидовать преступнику, который вот-вот окажется за решеткой. Так что ты не прав, Херман Гальярдо, зависти я к тебе не испытываю. Напротив, мною сейчас владеет чувство сострадания к ближнему. Я пришел, чтобы дать тебе шанс. Возможно, после нашей беседы ты сам захочешь явиться ко мне, в мой куда более скромный кабинет прокурора, с чистосердечным раскаянием.

Херману удалось овладеть собой.

— Видишь ли, Темес, — проговорил он, — я не обладаю такой бурной фантазией, как ты, и, чтобы угодить тебе, не смогу сочинить что-то такое о себе, что могло бы удовлетворить твою мстительную злобу. Я чист, Темес. Чист как стеклышко. И, если ты не возражаешь, моя секретарша сейчас проводит тебя до самых дверей приемной.

С этими словами Херман потянулся рукой к кнопке звонка, которой он обычно вызывал свою секретаршу Майнулиту.

Темес жестом остановил его.

— Ладно, ближе к делу, Гальярдо. Я сейчас объясню тебе причину своего визита.

— С нетерпением слушаю тебя!

— Тебе наверняка известно, — неторопливо начал Темес, впиваясь глазами в невозмутимое лицо Хермана, — что таможенники задержали на границе твоего курьера с наркотиками, некоего Влада Островски…

— Нет, Темес, — холодно перебил его Херман, — мне ничего об этом не известно. Наркотиками я не занимаюсь.

Темес усмехнулся.

— Значит, я первый, кто известил тебя о том, что произошло. И, отдав тебе должное, замечу в скобках, что ты, не дрогнув, выслушал мое сообщение, хотя в уме сейчас наверняка прикидываешь убытки… Ты не досчитаешься нескольких миллионов долларов, Гальярдо…

— Послушай, — Херман опять ощутил прилив раздражения, — я не понимаю, о чем идет речь. Наркотиками я не занимаюсь, повторяю тебе. И никакого Островски не знаю.

Темес как бы в скорбной задумчивости покачал головой.

— Да я и не рассчитывал, что ты сразу расколешься, Гальярдо… Островски уже несколько раз приезжал к нам из Италии. Всякий раз он останавливался в одной из твоих гостиниц, оставлял кейс в условленном месте, а кто-то из твоих прихвостней забирал его…

— У тебя есть доказательства? — перебил Темеса Херман.

— Так показал сам задержанный, — с торжествующим видом ответил Темес.

— У него, вероятно, такая же богатая фантазия, как и у тебя… Ну хорошо, допустим, что все так и было, как ты говоришь. Но почему ты решил, что кейс действительно предназначался мне и что я его забирал?..

— Мы проверили. Этот тип останавливался в твоей гостинице.

— Да тут почти все гостиницы мои, черт побери! Мои и Эстелы ди Сальваторе!

— Ты хочешь сказать, что высокочтимая сеньора Эстела тоже занимается наркотиками?

Темес понял, что достиг своей цели, когда Херман прямо-таки дернулся в кресле. Прокурору удалось вывести его из равновесия.

— Слушай, ты! — Херман громыхнул кулаком по столу. — Не смей своим грязным языком произносить имя этой женщины!

— Да, я и сам считаю, что сеньора Эстела тут ни при чем, — словно не замечая оскорбления, поспешил сказать Темес. — Но с тобой Островски связан напрямую.

— Хорошо, — Херман откинулся в кресле. — Где доказательства? В качестве доказательства ты хочешь представить мне бред этого идиота, которого задержали таможенники? Боюсь, что власти, повысившие тебя в должности, поторопились…

Темес, уже не скрывая своего раздражения, ответил:

— Да, ты прав, пока у меня нет доказательств, но я найду их. И предупреждаю: тебе осталось недолго гулять на свободе.

— Господи! — простонал Херман. — Не понимаю, как такой болван оказался в кресле прокурора, нет, правда, не понимаю! Наверное, это выгодно какой-нибудь мафиозной группировке!

— Я честный человек! — напыжившись, объявил ему Темес.

— Честный дурак, вершащий правосудие, так же опасен для общества, как и самый матерый преступник, — изрек Херман.

Темес встал.

— Уверен, мы еще продолжим нашу беседу, Гальярдо. Но не здесь, — он обвел глазами кабинет Хермана, — нет. Мы продолжим ее в следственной камере.

Херман нетерпеливо нажал на кнопку.

— Майнулита, проводите сеньора прокурора, — с издевкой промолвил он, — надеюсь, сеньор прокурор больше не удостоит нас своим посещением.

— Будьте уверены, Гальярдо, — с этими словами Фернандо Темес покинул кабинет Хермана, — сюда я больше не приду.


Ирена Гальярдо чувствовала себя вполне счастливой.

У нее был любящий муж, которого она также обожала, прекрасные дети, дом, который она выбрала и обустроила по своему вкусу.

Они с Херманом могли приобрести для себя и более шикарное жилище, но этот дом привлек ее внимание тем, что находился он на тихой улочке и располагался неподалеку от жилища Эстелы, с которой они сделались подругами. К тому же Мартика могла в любую минуту навестить свою приемную мать. Для этого надо было только пересечь покрытую брусчаткой мостовую, свернуть за угол, немного пройти по улице — и вот она в гостях у Эстелы, где девочке всегда рады.

Этому небольшому двухэтажному особняку было более ста лет.

Ирена распорядилась, чтобы его как следует отремонтировали. Мебель изготовили на заказ. Ирена сама подобрала в цветочном магазине комнатные растения для своей гостиной, окна которой выходили в небольшой садик. Херман нанял хорошего садовника, и тот круглые сутки возился в запущенном саду, чтобы превратить его в райский уголок.

На первом этаже помещалась кухня со всеми необходимыми современными приспособлениями — здесь безраздельно властвовала Онейда с кухаркой, — и гостиная с высокими потолками, стены которой были обиты бледно-голубым китайским шелком.

Вокруг диванов, кресел и кушеток, также обитых голубым шелком, стояли высокие напольные вазы с цветами. На одном журнальном столике всегда стояли старинные, вырезанные из слоновой кости шахматы, которыми увлекались Мартика и Хермансито, за другим иногда работал Херман.

Камин весь был уставлен бронзовыми подсвечниками — вечером семья любила собираться при свечах для общего, неторопливого разговора.

На втором этаже находился кабинет Хермана, их общая с Иреной спальня, детские комнаты, спаленка Милагритос и комнаты для прислуги.

Все было хорошо, уютно, ласкало глаз, — без той вызывающей плебейской роскоши, которую ненавидела Ирена и втайне презирал в общем-то равнодушный к убранству жилища Херман.

Ирене оставалось только Бога молить о том, чтобы он продлил их благоденствие и чтобы они всегда пребывали в том состоянии покоя и тихой радости, которое владело всеми членами семьи с того самого момента, как они въехали в это жилище.

…В этот день Херман явился немного раньше, чем обычно. Он был так же, как всегда, нежен с женой и ласков с детьми, но Ирене показалось, что мысли Хермана блуждают где-то далеко.

От обеда Херман отказался, и это был тревожный симптом. У них было заведено обедать вдвоем, когда он возвращался из офиса. За обедом они обсуждали различные новости, и Ирена подробно рассказывала мужу, как они с детьми провели сегодняшний день.

Херман прошел в гостиную и остановился над недоигранной партией в шахматы: с полчаса назад Милагритос увела детей в соседнее кафе — полакомиться клубничным мороженым, которое они любили.

Херман сделал ход белым слоном — белыми фигурами всегда играла Мартика. В качестве ответного хода он за Хермансито снял пешкой пешку. Потом как будто надолго задумался над очередным ходом белых.

— Что-то случилось? — спросила Ирена.

Херман, словно разбуженный звуком ее голоса, вздрогнул и обернулся к жене, приняв смущенный вид.

— Да, случилось, малышка, — сказал он. — Мартика забыла сделать рокировку. А это чревато… Да… — повторил он как будто про себя, — чревато… Рокировка… — И Херман снова погрузился в свои размышления.

Ирена подошла к шахматному столику и за Мартику произвела рокировку.

— Так хорошо? — пристально вглядываясь в озабоченное лицо мужа, спросила она.

Херман постучал пальцем по черному коню.

— Ты видишь, рокироваться ей поздно. Тут Хермансито наметил комбинацию… И я, пожалуй, сделал неправильный ход. Рокироваться, Ирена, всегда следует вовремя.

— Как же понимать твои слова? — с тревогой спросила Ирена.

Херман ласково усмехнулся и погладил жену по щеке.

— Король должен быть защищен, Ирена, от возможного шаха. И от мата тоже…

— А ты хорошо защищен, Херман? — вдруг как по наитию произнесла Ирена.

Херман внимательно посмотрел на жену. Она ответила ему взглядом, полным тревоги.

— У меня в запасе много фигур, Ирена, — проговорил он, — много времени впереди и достаточно идей для ответных ходов. Не волнуйся, все хорошо.


Херман Гальярдо не допускал мысли, что угрозы Темеса имеют под собой реальную основу, но вместе с тем визит прокурора, он это чувствовал в глубине души, заключал в себе какое-то зловещее предзнаменование.

Что, если Темес примется копаться в его далеком, отнюдь не безупречном прошлом, задавал себе вопрос Херман. Самому ему казалось, что он отсек все концы своих былых связей, могущих нанести урон его репутации и доставить неприятности в настоящем и будущем. Херману удалось то, что редко удается человеку, хотя бы раз связавшемуся с мафией. Уйти целым и невредимым из наркобизнеса — это все равно что выйти сухим из воды. Однако Херман не был полностью уверен в том, что после того, как он сам порвал с мафией, то же самое сделали Ярима и особенно Диего; они могли за его спиной продолжать сотрудничество с дельцами наркобизнеса не столько в целях обогащения, сколько для того, чтобы насолить ему, Херману Гальярдо.