– Думаю, она только что проскочила в свой кабинет с тем красавчиком. Она не видела нас. Я больше не стану тебе вредить. Самой бы выпутаться, – собирает кучу скомканных салфеток с рабочего стола и кидает в урну.

Только сейчас замечаю на её лице печаль, синяки под глазами и припухлость. Я настоящий урод! Каждый раз, когда мне было плохо, я звал её, использовал, как носовой платок. Она ни разу не упрекнула в этом. А сейчас я даже не заметил то, что происходит с ней.

– Что-то случилось? – встревожено спрашиваю я.

– Иногда ревность убивает любовь, Бойд, – отвечает она.

Она отворачивается и показывает мне пальцем на дверь. Замешкавшись, хмуро пялюсь на её спину. Она делает несколько движений пальцем, вновь выгоняя меня. Выхожу за дверь и направляюсь назад в свой кабинет, раз Анна хочет, чтобы не знали в офисе, я готов принять её решение. Но до определённого времени. Теперь я точно уверен, что мои приступы ревности могут лишить самого главного. И всё, что я должен сделать, это клеить правильно свои отношения. Учиться на ошибках.

Осмысливаю свои дурацкие действия. Я не доверяю своей девушке, ставлю её в неловкое положение, потому что сам не уверен в себе. И ещё сравниваю её действия с бывшей женой, предрекаю нашим отношениям измену. Этим я унижаю их обеих. Но причина моего развода не измена, отнюдь. Моё поведение и невнимательность к браку привели нас к тому, что мы имеем. Выгляжу настоящим кретином. Если бы не устроил трёпку Монике, то показал бы себя Анне. Она практически спасла мои отношения. Вновь.

Анна заходит в кабинет, закрывает его на ключ и с разбега запрыгивает ко мне на колени. Её губы касаются меня в нежном поцелуе.

– Соскучилась, – говорит она, заглядывает мне в глаза. – Всё же это была дурацкая идея, не показывать отношения на работе. Мне тяжело находиться вдали от тебя.

Улыбаюсь напротив её лица, рука по-собственнически тянется к затылку, притягиваю девушку для поцелуя. Она всё, что мне нужно в этой жизни.

Глава 24

Моника

Сбрасываю входящий вызов, вновь звонит Гейб. Меньше всего я готова разговаривать с ним. Я плакала несколько дней, переживала пустоту, образовавшуюся в моем сердце, убеждала себя, что ничего не испытываю к нему, но всё оказалось тщетным. Надо смотреть правде в глаза: он стал для меня ключом к миру, которого я до этого времени не видела. Открыв заветную дверь чувств, которые вспыхнули во мне, он тут же захлопнул её перед моим носом. Мечты, разбившиеся о скалы реальности, засосали меня в пучину вод. Выплыть откуда я не смогу, не найду в себе силы. Осмысливая всё произошедшее и чувствуя себя по-настоящему одинокой, я могу точно сказать, что такое любовь. Это не те чувства, которые я испытывала к Бойду, даже близко несравнимо. Эта ломка, когда ты удерживаешь себя от действий, направленных в сторону любимого человека. Жертвенность, с которой ты миришься. Как будто ты находишься в глубоком ущелье, с целью оправдать себя и его поступки, прощение. Моё тело истерзано от этой любви, разрушено.

Меня всё утро тошнит, еда, которую я вчера заказала, встала поперёк моего горла. Мне кажется, какой-то продукт был испорчен, что странно для такого места, где я приобрела еду. Впредь надо готовить самой для себя, не полагаться на быструю доставку. Никаких гарантий остаться невредимой. Тошнота снова подходит к горлу, встаю с кровати и едва успеваю добежать в уборную. Обняв двумя руками унитаз, освобождаю свой вымученный желудок от воды, которую я выпила пару минут назад.

Испарина покрывает мой лоб и шею, поднимаюсь на ноги, меня слегка качает. Умываю лицо холодной водой, из зеркала смотрит бледное отражение меня. Под глазами залегли ужасные синяки, как следствие моих переживаний и отсутствие сна. То, что я ушла от Гейба, как он повёл себя в отношении того парня, сильно отразились на мне.

Я не хочу думать о том, насколько мне было хорошо с ним. Не буду вспоминать, каким он бывает со мной. Больная ревность. Он ведь мог нечаянно ударить меня, нанести увечья. Я не могу бояться смотреть по сторонам в ожидании того, что он сорвётся в любую минуту, это неправильно. Женщина должна чувствовать себя под защитой, а не под прицелом. Тем более я не давала ему причин вести себя подобным образом.

Выползаю в комнату на коленях и ложусь на пол. Мне кажется, в следующий раз я могу не успеть к фарфоровому другу. У меня нет сил передвигаться, не совсем удобно устраиваюсь и жду новую волну рвоты. Телефон разрывается от звонков на кровати.

Конечно, я должна была объясниться, поговорить, объяснить ситуацию, но я не хочу. Гейб – человек импульсивный, как и я. Перейти грань между нужным и невозможным очень легко, а вернуть всё на свои места… Забыть сцену, как он избивал парня из-за того, что я стояла рядом с ним. Как бык, снёс его с ног и наносил ему удары точно в цель. Не остановился, пока тот не вырубился. Протащить меня за локоть на глазах у всех, потому что его мозг нарисовал только ему известную картину… И сколько это будет происходить? Пока он не прибьёт меня в очередной раз в состоянии аффекта? Уж лучше быть одной, чем с таким человеком. Засунуть свои чувства в сундук и выкинуть его подальше с глаз долой.

Это просто невозможно, моё тело снова становится липким, но желудок абсолютно пустой, чтобы меня вырвало ещё раз. Позвоню в этот ресторан или лучше схожу, напишу на них жалобу… Когда приду в себя.

В животе громко урчит, глажу его рукой. Сейчас не самое лучшее время для принятия пищи, чтобы не вернуть её назад. Тем более, мой дом – это берлога одиночки с отсутствием продуктов. Но память мне подсказывает, что где-то на верхней полке у меня были соленные крендельки, маленькие вкусняшки. Желудок будто соглашается со мной, урчит ещё громче. Сейчас мы поищем, куда я могла их спрятать. Дело в том, что моя одержимость диетами заканчивается тогда, когда я срываюсь и начинаю есть всё, что попадётся под руку. И на такой день у меня есть заначка в виде крекеров или колечек. Как любая уважающая себя женщина, я должна иногда потакать своим желаниям.

Очень аккуратно поднимаюсь, в голове какой-то шум. Я должна ещё собраться на работу, неважно, как себя чувствую. Вчерашний разговор, и моё отлынивание, боюсь, Бойд оценит по-своему, и несмотря на то, что мы помирились. Всё ещё держась за стены, дохожу до кухни. В этот момент мой телефон снова оживает, к истошному звуку, исходящему из него, присоединяется стук в дверь. Нет, скорее, это способ выломать кулаками хлипкую деревянную коробку. Не надо быть экстрасенсом, чтобы знать, кто стоит за ней. Гейб без остановки бьёт по дереву кулаком. Меньшее, что сейчас мне надо, разборки с ревнивым мужчиной. Что бы он сейчас не сказал, не изменит течение моей жизни.

Тянусь к верхней полке на шкафчике, шарю рукой и ничего не нахожу. Подхожу к другому и делаю то же самое, задираю голову, чтобы хоть краем глаза увидеть заветный пакетик. Звон в ушах настигает меня в тот же момент, когда я цепляю пальцами крендельки. Шум в голове, липкий пот, и я отключаюсь.

* * *

Голоса, прикосновения и боль в руке – всё мои ощущения на данный момент. Как будто укол чем-то острым в моё тело, луч светит в мои глаза. С огромным трудом моё сознание приходит в норму, непонимающе оглядываюсь, чтобы понять, где я нахожусь. Я лежу на кушетке, рядом люди в медицинской форме.

– Это система работы врачей общей практики, оказывающих первичную медико-санитарную помощь. Если пациент нуждается в дальнейшей оценке, он относятся к специалисту, а не к нам, – слышу голос, видимо, врача женщины. – Сейчас мы взяли у девушки анализы. И вы должны заполнить форму, которая называется GMS1, давая информацию, такую как: имя и адрес, дату рождения, NHS номер. Так же вы должны предоставить фото тождество: паспорт или водительское удостоверение.

Спокойный женский голос, объясняющий непонятно кому всё это, пока я прихожу в себя, расслабляет. Я знаю, что в ответственных руках, раз нахожусь на территории больницы.

– Я не взял документы моей девушки, когда выносил из квартиры в бессознательном состоянии. Вы думаете, это было первой мыслью? – грубым голосом отвечает не кто иной как Гейб. – Форму я уже заполнил, пока вы находились здесь.

После нескольких минут молчания, врач подходит ко мне и щипает за подбородок, открываю глаза и смотрю в лицо девушки, низко склонившейся надо мной.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она меня, снова светит фонариком мне в глаза.

– Я в больнице? – меня беспокоит то, что я здесь оказалась.

– Больница Мюррейфилд, вас привёз ваш… – она оглядывается, чтобы дать определение человеку, стоящему за её спиной, – мужчина. Вы были без сознания. По описанию, упали в обморок. Вы встретитесь с врачом сразу, как только будут готовы первичные анализы.

Наши с Гейбом взгляды встречаются, и я вижу в них боль и что-то ещё, сожаление, скорее всего. Он выглядит не лучше меня: синяки под глазами, неряшливый вид, отросшая щетина. Отворачиваюсь от него, концентрируюсь на девушке.

– У вас было плохое самочувствие? Боль? Опишите, что с вами происходило сегодня с утра, – она записывает в планшетку, присаживается рядом со мной.

– Я проснулась от приступа тошноты, рвало в течение часа, может полтора. Головокружение, слабость. Желудок не удерживал даже воду. Я думаю, это ротавирус или отравление, вчера я весь день была на работе и не чувствовала ничего такого, – отвечаю ей.

Девушка помогает мне сесть, проверяет давление, заставляет открыть рот, делает осмотр. В дверь стучат, и заглядывает молодой врач.

– Моника Нильсон? Прошу вас пройти в мой кабинет. Если вы всё ещё плохо себя чувствуете, вам предоставят кресло-каталку, – он улыбается, забирает из рук планшетку у девушки. – Предварительный диагноз: ротавирус? Агнес, спасибо. Моника, прошу вас.

Гейб сверкает глазами, когда, немного отодвинув его в сторону, молодой доктор помогает мне сесть в кресло. Идет рядом с нами всё это время, пока мы не останавливаемся возле кабинета.