Когда Амелия входит в комнату, я приветствую её быстрым движением глаз. Я ещё не сказала ей ни слова, я не могу заставить себя подумать о чём-то другом.

Слёзы прекратились, и это как-то заставило меня чувствовать себя ещё хуже. По крайней мере, слёзы забирали с собой какую-то боль. Теперь это просто наполняет меня, мучая этой мрачностью, которое стало моим существованием.

— Доброе утро, Райли, — приветствует она меня в тихой манере. По крайней мере, она не притворяется. Она не предлагает мне ложных улыбок и вежливых слов поощрения. Я не думаю, что сейчас смогу справиться с этим.

Мой мир — холодный и суровый для поддельных чувств. В моем мире все факты холодные, суровые.

Смерть, боль, разрушение — вот все факты, которые теперь суммируют моё жалкое существование.

Она садится на кровать, а затем берёт мою правую руку. Я смотрю, как она удаляет капельницу, а затем мягко накладывает бандаж на крошечное отверстие.

Каждый раз, когда Амелия приходит в комнату, чтобы проверить мою рану или принести мне еду, я пытаюсь спросить её, кто она. Я хочу знать, где я и почему она заботится обо мне… но слова не произносятся.

— Тебе нужно помыться и вымыть волосы. Пойдём, — говорит она, и на этот раз у неё требовательный тон.

Я тяжело вздыхаю. У меня нет энергии для принятия ванны или же для спора с ней.

Она помогает мне подняться, а затем терпеливо ждёт, когда я смогу сдвинуть ноги с кровати. Затем Амелия помогает мне встать. Мои ноги кажутся резиновыми и слабыми, как и остальная часть меня.

Она помогает мне дойти до ванной, а затем позволяет присесть в туалет. Я наблюдаю, как она наполняет ванну водой и некоторыми солями.

Я позволяю ей снять с меня рубашку и не помогаю ей, когда она тянет штаны вниз по моим ногам.

Амелия держит меня за руку, когда я вхожу в ванну. Я сажусь в тёплую воду и безучастно смотрю на последние капли, капающие из крана.

— Горе похоже на рак, — говорит она, когда начинает мыть меня. — Оно съедает все хорошие воспоминания. Оно оголяет тебя, пока ты не почувствуешь, что сдаться — единственный выход.

Мой взгляд устремляется к ней. Её слова заставляют слезы наполнить мои глаза, но они не проливаются.

— После того, как мой муж умер, мне захотелось сдаться. Он был моим миром, и через несколько секунд его тело увезли от меня, — я снова смотрю на неё и хмурюсь. Я не хочу слышать, как она справлялась с потерей своего мужа. Это не заставит мою боль уйти.

— Он ушёл восемь лет назад, и я всё еще скучаю по нему. Боль всё ещё есть. Она никогда не исчезнет, — её слова сбивают с толку. Что она пытается сказать?

Амелия приподнимает мой подбородок, не сводя с меня глаз.

— Тебе больно, потому что ты их любишь. Ты имеешь право оплакивать их. У тебя есть право помнить их, — я начинаю вытягивать свой подбородок из её ладони, когда она произносит: — Просто убедись, что ты помнишь хорошие времена, которые у тебя были с ними. Не забывай память, которую они оставили, из-за того, что произошло на том складе. Они заслуживают большего, чем это, Райли. Они заслуживают того, чтобы их помнили и нежно любили. Убедись, что найдешь способ, которым ты можешь это сделать. Это зависит от тебя, какой след они оставят. Будешь ли ты помнить их как жертв или как своих близких? Это выбор, который ты можешь сделать.

Я отстраняюсь и смотрю вниз на воду. Боковым зрением я улавливаю небольшой бандаж, приклеенный к моему плечу. Ежедневно Амелия чистила его. Она сказала, что швы предстоит снять завтра.

На несколько дюймов ниже, и я была бы с семьей. Почему пуля не ударила всего на несколько дюймов ниже? Почему мне пришлось выжить без моей семьи?

Я мучительно дышу, не могу ни о чём спрашивать.

— Ты была здесь тринадцать дней. Ты успела физически исцелиться. Пришло время вернуться к распорядку, — сказав это, она начинает мыть мои волосы.

Я просто двигаюсь в любую позицию, в которой она хочет, чтобы я оказалась. Я чувствую себя опустошённой, уставшей, хотя ничего не делала.

— Ты могла бы помочь. У всех здесь много работы по дому.

«У всех?»

Я просто киваю, не уверенная, могу ли я заставить себя что-либо сделать.

Она спускает воду, а затем протягивает мне полотенце.

— Вытрись, — она выходит из ванной, не глядя на меня. — Шкаф заполнен одеждой. Я позаботилась о твоём размере. Одевайся и спустись вниз.

Прежде чем я смогу обдумать сказанное, она исчезает, оставляя меня без выбора, кроме как вытираться. Я иду к шкафу и открываю двери, беру синий кашемировый свитер с чёрными эластичными джинсами. Я нахожу бельё во втором ящике, который открываю. Когда заканчиваю одеваться, я сажусь на край кровати и смотрю в окно.

Амелия сказала, что это мой выбор. Я фыркаю от абсурдной этой идеи. У меня нет выбора. Эта боль была навязана мне. Эти ужасные воспоминания заклеймили в моём сознании.

У меня нет выбора. У меня даже не было выбора об их похоронах, гробах или местах их погребения.

Эта мысль проносится через меня.

«Я даже не знаю, что случилось с их телами».


Глава 6