— Диагноз узнаю и огорошу козла, если будет приставать, — тараторю я, устремив взгляд в пол.

— Потом дуй сюда, работы до хрена.

— А болезнь Лайма? — поднимаю на него взгляд.

— Все болезни, а сегодня прибавится еще новая, так как ты, безусловно, где-то налажаешь, будут в субботу. Я очень подготовлюсь, куплю для тебя даже пирожные, — наклоняется и шепчет почти в губы. — Прошлогодние. Я прям жду это дежурство, как маленький мальчик подарки под елкой. Ты только представь себе эту картинку: пустое отделение, только ты, я и прошлогодние пирожные. Ну и, к сожалению, постовая медсестра. Хотя она нам точно понадобится, ты же не поставишь капельницы. Я очень жду эту субботу, ммм… — предвкушающе произносит он, протянув руку к моему уху. — Иди, Аня, — неожиданно заправляет выбившуюся прядь волос из моей прически за ухо.

Медленно поворачиваюсь к двери и стопорюсь. А где, собственно, морг?

— Проходишь через переход, спускаешься на первый этаж. Выходишь на улицу, и в самом конце слева будет сей корпус, — еще и мысли читает, ну круто. — Вперед, Анечка.

А вот после его тихого «вперед» случилось что-то из разряда супер-ступор и его представители. Он шлепнул меня. Лукьянов шлепнул меня по попе!

Спокойно. Это просто очередная провокация. Глубоко вдохнула и сделала шаг к двери, услышав позади себя смешок Лукьянова.

* * *

— Как думаете, в секционной скоро включат свет? — не выдерживаю я, в очередной раз отпивая отвратительный по вкусу чай.

— Минут пять еще, судя по звонку. Ну, Богдан, молодец, — снова повторяет не очень опрятный патологоанатом, обводя меня сальным взглядом. — Где ж таких невест находят?

— На похоронах, — как ни в чем не бывало, отвечаю я, в который раз хваля себя за очень легко придуманную «невесту» Лукьянова. Огорошь — значит огорошь, не как иначе.

— Еще и с огоньком, завидую Владимировичу.

— О, а вот и он, — с улыбкой произношу я, косясь на мобильник. Кажется, я еще никогда так не радовалась Лукьянову.

— Ты где?! — ощущение, что мне плюнули в ухо.

— В морге.

— И что ты там до сих пор делаешь?! — несдержанно бросает Лукьянов.

— Пью чай.

— Какой чай?!

— С бергамотом.

— Столько времени подряд?!

— Ну, так получилось…

— Дай мне его сюда, — вырывает мобильник из моих рук патологоанатом и включает его на громкую связь. — Владимирович, не ругайся. Труп мы твой уже начали вскрывать, но погас свет. Вот и ждем с твоей прекрасной суженой, когда нам включат его в секционной. Ты лучше скажи мне, где такую прелестную невесту откопал?

— Невесту? — после незначительной паузы продолжает Лукьянов. Ну мне точно конец. — Если мы об одной и той же Анне, то на похоронах.

— Красавица.

— И не говори. Жаль, что курносая, коротышка и конопатая, — ну сволочь! — Передай моей Ане, чтобы топала своими прекрасными ножками обратно на отделение, если у вас все застопорилось.

— А у нас все разрешится с минуты на минуту.

— Ну, тогда после диагноза — сразу ко мне.

— Обязательно, Богдан Владимирович, — громко произношу я, как только дурно-пахнущий Иванов кладет мой мобильник на стол. Отключаю звонок и перевожу взгляд на потрошителя. — Кажется, появился свет.

— О, точно.

Глава 17

К Лукьянову я вернулась в прекрасном настроении. Может быть, дело было в том, что он угадал посмертный диагноз, а может в том, что мне, каюсь, нравилось его дразнить не меньше, чем он меня. И чего уж греха таить «невеста» — исключительно провокация с моей стороны.

— А чего сразу не жена, а, Анечка? — приобняв меня за плечи, как бы невзначай поинтересовался Лукьянов, как только я вошла в его кабинет.

— Ну, если бы я была уже вашей супругой и у нас с вами была бы свадьба, то об этом знали бы все. Потому что я бы обязательно выложила свое фото в шикарном свадебном платье во все сети и обязательно тегнула бы вас как «любимый муж». А так как платья нет, и свадьбы стало быть тоже — лучше звучало невеста. Престижно и понятно. А если у вас ко мне есть претензии касательно моего мнимого статуса, то это вам урок на будущее — надо четче выражаться, Богдан Владимирович. Вы сказали огорошить его, если будет приставать, я и огорошила.

— Ну что ты, Анечка, у меня нет к тебе претензий, — вкладывает мне в руки новую историю болезни. — Быстро принимаем новую больную, а дальше ревизор. Вперед, — подталкивает меня в к выходу.

* * *

— Котик, помоги, — стоило нам только зайти в палату, как женщина лет семидесяти, без приветствий, с типичным «гэ» схватила «котика» по фамилии Лукьянов за руку.

— И вам здравствуйте, Инесса Марковна. Что случилось?

— Жопа случилася, — убирает в сторону простыню, открывая вид на… нереально огромную распухшую ногу. А цвет! Какой у нее цвет… — Кажется, у меня в голени торчит то ли жопа мухи, то ли мошки. В общем, шо то черное похожее на жопу. Бодя, помоги.

Бодя, не знаю, как мне хватило сил не засмеяться от такой интерпретации имени Лукьянова, по всей видимости, очень хорошо знаком со старушкой, и своих эмоций при виде ее ноги, не скрывает.

— Ну шо там, котик?

— Жопа, — констатирует Лукьянов, снимая перчатку.

— Мухи?

— Нет. Просто жопа, — как ни в чем не бывало произносит он и продолжает опрос своей знакомой.

И так он все ловко делает, одновременно опрос и осмотр, без дебильных шаблонов, активно пихаемых для нас с третьего курса, что становится завидно. Никакой тебе лишней информации и профуканного времени. Все четко и по делу. Черт, сейчас я то ли восхищаюсь работой Лукьянова, то ли завидую ему. Хочу чувствовать себя так же уверенно, как он.

— Вы когда последний раз измеряли глюкозу?

— Цэ шо?

— Это сахар, Инесса, — раздраженно бросает «котик», набирая кого-то по мобильнику.

— У меня сахарометр сломался. Так уже и не вспомнишь. Мне шо ногу отрежут?

— Время покажет, но лучше ногу, чем голову.

— Ну, это да, но хотелось бы остаться с ногами.

— Ну, это да, — копирует старушку Лукьянов, накрывая ее ногу простыней. — Сейчас будете кататься по отделениям, Инесса. Сначала на УЗИ, потом к хирургу. С вами будет сея прекрасная девушка — врач, Анна Михайловна.

— А ты почему нет? Я тебя хочу.

— Ну, меня все хотят, надо как-то делиться. Анна Михайловна будет со мной на связи. Возможно, хирурги вам сделают кое-какие не слишком приятные манипуляции, а потом вы вернетесь сюда. Вопросы есть?

— Вопросов нет, но шо то я бздю, Бодя.

— Я — тоже, а вот Анна Михайловна — нет. Поэтому доверьтесь ей, Инесса Марковна. Сейчас мы за вами приедем с коляской. Ждите. Пойдем, — переводит на меня взгляд.

— Значит так, слушай меня внимательно, Аня. Ногу Марковны, вероятнее всего, вскроют, а дальше из-за высокой глюкозы отправят к нам на отделение. Остается вариант того, что у нее рожистое воспаление. И если это так, то у нас проблемы, потому что в таком случае мы должны об этом не только оповестить отделение, но и закрывать его на приемку. Учитывая, что с минуты на минуту припрется проверка, никакой рожи у нас быть не должно. Будешь сопровождать ее повсюду, и если все сделают быстро, сиди с ней на хирургии. К нам ни ногой. Как только у нас все разрешится, я тебе позвоню. Вопросы есть?

— Можно перед ними представиться вашей невестой? — с ехидством с голосе произнесла я.

— Конечно же, нет, хирурги приставать не будут. Чего стоишь? Чеши давай за каталкой.

— Чешу.

— Вот и чеши, — подталкивает меня под поясницу.

А вот дальше, кто бы мог подумать, начался мой персональный ад без Лукьянова. Девочка на побегушках, на которую льется все, что попалось. На отделение я вернулась выжитая как лимон, с прооперированной старушкой. И, несмотря на то, что Лукьянов расслабился после проверки, со мной он вел себя как полная скотина, припомнив не единожды мой пирог.

— А Егор? Где он? У него выключен мобильник. Он тоже слег из-за пирога?

— А Егор, дорогая моя, слег от ваших ночных купаний.

— Ну да, ну да, я и тут виновата. На этом все, могу идти? — разражено бросаю я.

— Можешь.

— Только знаете что, может я буду как попка попугай в ваших глазах, но повторюсь, я вас не травила, — очередной раз повторяю я, схватившись за ручку двери. — Тот пирог я готовила для родителей и знать не знала, что мне придется отдать его вам. Это была случайность, в которой обвинять меня — по меньшей мере некорректно, — обиженно произношу я.

— Это была шутка.

— В смысле?

— В прямом. Мне хотелось, чтобы ты переживала ночью, а утром увидеть на твоем лице панику, ну и извинения. Но ты на это неспособна. Закроем тему. Можешь идти домой.

— Вы сейчас серьезно?! — возмущенно бросаю я.

— Да. Пирог был охренеть какой вкусный. Ты не ценишь честность в мужчинах?

— Я ценю в мужчинах нормальность!

— Ну, тогда удачи тебе в поисках нормальных мужчин. До завтра, Аня, — с нажимом добавляет он, явно выгоняя меня из своего кабинета. Урод. Сволочь! И вот из-за этой скотины я не спала всю ночь?! Ну погоди, подсуну я тебе магнезию в чай. Козел!

* * *

Быстро снимаю в сестринской испачканные кровью брюки и застирываю их водой. Обидно, черт возьми, и вовсе не за брюки. Ну какая же сволочь.

— Вера Геннадьевна, где документы со в…, — резко поворачиваюсь на знакомый голос. Урод! Стоит и, не стесняясь, пялится на меня.

— Чо вылупились?! Выйдите отсюда немедленно! Не видите, что я переодеваюсь?!

— А ты ничего не перепутала, деточка? Тебя со взрослыми не учили разговаривать соответственно?

— Я вам не деточка. И кто бы тут мне говорил про манеры. Человек, который хватает за руки, с силой заводит в душ, всячески унижает и строчит гневные смс, называя меня курносой ондатрой? Вы мне никто, чтобы со мной так себя вести. Рабочий день, равно как и моя практика на сегодня закончились. Я не обязана вести себя сейчас с вами так, как этого хотите вы. В данный момент вы для меня уже не заведующий и не преподаватель, а мужик, без спроса зашедший в сестринскую и пялящийся на мои трусы. В Америке вас бы уже давно посадили за такое обращение.