— Да, прям сейчас. Иди умойся и заканчивай этот бабский поток. Раздражает. Дико. Подумаешь, поблевала на видео. Ты, в конце концов, не звезда первого масштаба и ничего криминального там нет. Неприятно, но не смертельно.

— Вы вообще ничего не понимаете! Я и так разочаровала родителей побитыми машинами и просроченной страховкой, а если они увидят это видео и меня на нем в таком состоянии… они просто не поймут меня. Сколько раз мне твердили с детства, к чему приводит алкоголь. И что я сделала в их отсутствие? Они меня точно не простят. Это позор.

— Чушь собачья, — хватает меня под локоть и подводит к раковине. — Родители прощают своим детям разные косяки, уж поверь мне, — включает воду, с силой наклоняя мою голову. — Почти все когда-нибудь напивались до поросячьего визга, равно как и обнимались с фаянсовым товарищем. Вот если бы твоя вылазка закончилась по-другому, тогда стоило бы лить крокодильи слезы. Даже если твои родители увидят это видео раньше, чем его удалят, вот тогда скажешь им правду. Поворчат и забудут. А сейчас — забудь ты.

— Точно. Удалить видео, — поднимаю голову, уставившись на Лукьянова.

— Держи, — подает мне полотенце.

— Мне надо домой. Или к брату. У него много знакомых, он поможет мне удалить видео, — тараторю я, вытирая лицо.

— Не надо тебе ни к какому брату. Во-первых, для начала надо узнать, кто его скинул, а только затем удалить. Сейчас утро субботы. Никому на фиг не сдалось то, что красавица Анечка стукается лбом об дверь и блюет на кровать. Тот, точнее та, кто это сделал, добивается вот этого, — обводит рукой мое лицо. — А ты как дурочка этому поддаешься.

— Вы думаете это сделала девушка?

— Ну, конечно, это баба, — уверенно бросает он.

— Черт, кто же там тогда был, — хватаюсь за голову, пытаясь сконцентрироваться. — Мне нужен мой мобильник. А где он?

— В руках того, кто не только удалит, но и нашепчет имя, слившее это самое видео.

— Это кто?

— Конь в пальто. Какая к черту разница кто?

— Большая. С момента нашего знакомства я сделала вам, мягко говоря, не очень хорошие вещи. Но если те мои действия вы не рассматривали как намеренные, то отравление точно списываете на меня. А оно, как я поняла со слов Егора, точно было. Вам незачем мне помогать. Наоборот — потопить меня еще больше, чем есть. И сейчас, пользуясь моей беспомощностью, — это идеальный вариант, учитывая, что вы меня терпеть не можете! — на одном дыхании проговорила я, ни разу не запнувшись.

Лукьянов же только хмыкнул на мои слова и лишь спустя несколько секунд как-то задумчиво произнес:

— Мда… дурочка, ты еще, Аня. Дурочка, — по слогам повторил он, направляясь к двери.

— Ну если я такая дурочка, то объясните зачем вам помогать мне удалять это видео? — поворачивается и смотрит на меня, не отрывая взгляда. Странно смотрит. Так же, как в первый день, узрев меня на отделении. От чего-то пробирает дрожью.

— Соберись и вспомни правило номер один, о котором я тебе говорил в первый день твоей практики. Забудь о видео, оно будет удалено в максимально сжатые сроки. Переодевай джинсы и приводи себя в норму. Даю на все десять минут. Максимум. Дальше мы идем принимать больных, — жестко произнес Лукьянов, схватившись за ручку двери. — Время пошло.

Правило номер один… какое это, блин, правило. Точно, хорошая мина при плохой игре.

* * *

Сделать хорошую мину, тогда как мысли заняты этим чертовым видео — невыносимо тяжело. Голова, где угодно, но только не в пациентах. На третьем больном мысли в норму по-прежнему не пришли. Правда, на мое счастье, Лукьянов проявлял крайнюю степень выдержки в течении дня, да и сейчас, когда я перкутируя больного, несколько раз промазала по пальцу. Делаю я это сегодня на редкость паршиво. Самой стыдно, но ничего не могу с собой поделать.

— Кстати, Анна Михайловна, больная с неукротимой рвотой сама с себя сняла… медицинские чулки. Видите, во всем надо искать плюсы, — неожиданно произносит Лукьянов, отстраняя меня от дедули с пневмонией. Сам же прислоняет стетоскоп к телу больного, показывая мне жестом в виде приподнятой руки — мол, «а сейчас пошла отсюда вон никчемная бестолочь». И только, когда он проаускультировал легкие дедули до меня дошло. Это он про меня и мои чулки?!

— Сама?

— Да, сама, — передает мне в руки стетоскоп. — Если бы вы посмотрели внимательно и дальше, то увидели бы это и то, как больная с рвотой засунула эти самые чулки под кровать. Кстати, пострадавшая сторона, у которой до сих пор, как оказалось эти самые чулки, будет использовать их в качестве профилактических пыток, если больная с рвотой не вернется в нормальное и адекватное состояние в ближайшие минуты. Аускультируйте Николая Федоровича моим стетоскопом, раз свой вы забыли в предыдущей палате, — черт возьми, ну и растяпа. — Вперед, Анна Михайловна.

Наверное, сейчас я красная как помидор. Супер, я еще и чулки ему под кровать зафигачила. Атас. Хотя, если я действительно сняла их сама, то да, это безусловно плюс.

— Если еще раз я увижу такую пальпацию и перкуссию, я тебе не только руки отобью, я позвоню в деканат и сообщу о твоей полной профнепригодности. Ты меня поняла? — зло бросает Лукьянов, как только мы выходим из палаты.

— Поняла. Я умею это делать, просто сейчас… не могу. Не получается сконцентрироваться. Мысли не там.

— Ты и без сегодняшнего инцидента плохо перкутируешь, а печень вообще не умеешь пальпировать.

— Умею.

— Ты будешь со мной спорить, недоросль?

— Я не спорю. Отдайте мне, пожалуйста, мой телефон. Уже прошел час и сорок шесть минут. Ну спросите, как там и что? Освободите меня от этого груза, а после я вам все проперкутирую и пропальпирую. И вообще буду душкой, клянусь.

— Нет, Аня, — хмыкает Лукьянов. — Душкой ты будешь мне не интересна. Чеши давай, — подталкивает вперед, положив руку на талию. — Иди заполняй приемки.

Ровно через шестнадцать минут Лукьянов завалился в кабинет. Да, именно так. Я бы сказала с ноги. И не один, а с больным. Точнее с мужиком с зеркальным расположением органов из ВИП-палаты.

— Анечка, а у вас с головой все в порядке? — весьма по-доброму интересуется мужчина, усаживаясь на диван.

— Конечно, нет. Какой у нее может быть порядок в голове, — ничуть не фильтруя свою речь, встревает Лукьянов.

— В каком смысле? — недоуменно спрашиваю я.

— Вы очень сильно ударились лбом на видео. Я об этом.

— Я не помню, как это было. И нет, у меня ничего не болит, — позорище, блин.

— Кстати, да. Странно. Ни гематомы, ни шишки. Что там у тебя в голове, Ань? — насмешливо добавляет Лукьянов, прикладывая пальцы к моему лбу.

— Вата.

— Сахарная?

— Ну, пусть будет — да.

— Анечка, подойди…те ко мне, — быстро исправляется мужчина. Ярослав! Точно! — В смысле ко мне на диван. Я вам кое-что покажу.

Мужчина открывает ноутбук, а дальше начинает выражаться какими-то умными речами об ай-пи адресах и прочей непонятной мне ерунде. Я же сконцентрирована на двух вещах: удаленном видео и над именем, с чьего аккаунта было слито видео. Точнее фамилия.

— Смотри. Смс сброшена с одного имени. Аккаунт, с которого слито видео, зарегистрирован на другое. Но фамилия одна и та же. Адрес есть, но тебе в принципе знакома фамилия?

— Знакома. Стерва, — бурчу себе под нос. — Ну попляшешь ты у меня еще, Яночка.

— Не стоит. Женские разборки к хорошему никогда не приводят. Я дам тебе флешку, где будет доказательство того, что видео в сеть скинула она. Припугнешь ее уголовной ответственностью за вмешательство в частную жизнь, а не вырыванием волос и нецензурной лексикой, — предлагает Ярослав.

— Ну она же может скинуть заново это видео? У нее же оно осталось. Мне что каждый раз просить кого-то его удалять?

— Если грамотно провести с ней беседу, то нет. По факту, очко поджать должна она, а не ты. Чего ты тупишь, Ань? — перевожу взгляд на развалившегося на диване Лукьянова. Черт возьми, я даже не заметила, когда он оказался возле меня.

— Хочу и туплю. Яна проходит практику на вашем отделении, — неожиданно осеняет меня. Так осеняет, что улыбка на моем лице буквально расцветает. — Вы ее сами распределяли. Накостыляйте ей, пожалуйста. В смысле, словесно. И к Церберу ее отправьте для профилактики. Она тогда точно покается.

— Женщины удивительные существа. Пять минут назад траур на лице, а сейчас радость. Я подумаю над твоим предложением на досуге, — с усмешкой произносит Лукьянов.

— На каком досуге? Это нужно сделать как можно скорее.

— Ты мне сейчас указываешь, что делать? Ты ничего не перепутала, дорогая?

— Не указываю.

— Тогда рот на замок и дуй заполнять приемки.

— Ладно, моя миссия на этом закончена, — очень дружелюбно, я бы сказала, даже весело произносит Ярослав, захлопывая крышку ноутбука.

— Спасибо вам большое. Я ваша должница.

— Моя, — поворачиваюсь на голос Лукьянова. — Должница, в смысле.

— Ну да, ну да. Это как в медицине, — задумчиво произносит Ярослав. — Работу выполняет медсестры, а благодарность получают только врачи. Ладно, мне покашлять уже хочется. А на вас как-то харкать не культурно. Да и пахнет от вас, Анечка, очень сладко. Вкусно, но моему организму это совершенно не подходит, — вполне серьезно произносит Ярослав, растирая пальцами веки.

— Ну, может быть, хоть что-нибудь я могу для вас сделать?

— Купи мне шаверму за углом больницы. Только попроси, чтобы поменьше лука положили. Вчера уж очень много было.

— У вас на него нет аллергии?

— Я больше по запахам.

— А хотите вместо вредной шавермы пироги с мясом и с лимонной начинкой? Домашние. Вкусные. Почти невредные.

— Давай. Только без лимонного, к сожалению. Цитрусовые я не переношу.