Козел Лукьянович 22:09

«Платье не надевай»

Несмотря на то, что я не верю в визит Лукьянова, зачем-то встаю с кресла и подхожу к зеркалу. Не раздумывая распускаю волосы, замазываю синяк и едва заметно, но все же крашу ресницы тушью. Капелька духов на запястье и шею. А вот переодеваться — нет. Никуда я с ним не поеду и точка. Спускаюсь вниз, надеваю летние кеды и, положив мобильник в карман штанов, тихонько выхожу на улицу. Открываю калитку и замираю. Я всякое ожидала увидеть, но точно не Лукьянова на мотоцикле. Надо признать, что в белой футболке и джинсах он выглядит моложе.

— Пижамные штаны и футболка? — обводит меня взглядом. — Когда я сказал удобная одежда, я не имел в виду пижаму.

— Вы всерьез думаете, что я куда-то с вами поеду? — перевожу взгляд на мотоцикл.

— Не думаю. Знаю. Садись. Мы только поедим и поговорим. Все остальное после разговора с Егором.

— Бред. Я вам не верю.

— Ну и правильно, что не веришь, — усмехается.

— Вы нормальный вообще?

— Нормальный. Что, неужели боишься меня? — скорее себя.

— Не боюсь. Но я никуда с вами не поеду. Во-первых, на ночь я не ем, во-вторых, поговорить можно и здесь, — уверенно произношу я, сложив руки на груди. — В-третьих, вы мне совершенно не нравитесь. И вообще я вас на дух не переношу.

— Садись уже, бензин из-за тебя только трачу.

— Вот и не тратьте. Только воздух испортили.

— Садись, — жестко повторяет он, протягивая мне шлем. Черт возьми, ну как так?! И хочется, и колется, и совесть бьет похлеще молотка. Господи, ну за что ты так со мной?

— Я так не могу.

— Как? Шлем испортит твою идеальную прическу? Убери волосы в хвост, а то еще на ветру ими подавишься. Я сегодня не намерен проводить реанимационные мероприятия.

— Хватит. Ну не могу я так. Это пошло по отношению к Егору.

— Что-то ты о нем не думала, когда обменивалась со мной слюной и жрала мои губы. Кстати, сейчас ты на них пялишься.

— Да прям. На носогубные складки я ваши смотрю. Они ужасные. И вообще, мне нельзя на ночь уходить. Мне надо вернуться домой.

— Взрослая девчонка, а все домой тебе надо. Я чего-то не знаю и у тебя там дите малое?

— Какое дите?

— Твое, Ань. Чего ты тупишь?

— У меня нет детей. Хватит нести чушь. Я вообще дева невинная.

— Ага. Невинная, — улыбается, потирая рукой лоб. — Садись.

Ну какой же козел. А ведь он меня как ни крути считает какой-то прости Господи. Возможно, эта вылазка осуществлена только с целью затащить меня в постель и поставить галочку. Возможно, Егору насолить. Ведь между ними так или иначе своего рода война.

— Да что ж ты такое нерешительное желе?! — с силой надевает на меня дебильный шлем и, взяв меня под руку, фактически усаживает на мотоцикл. Садится на него сам и берет мою руку. — Обними меня, тормоз.

— Я без лифчика, — тихо произношу я, обняв Лукьянова двумя руками.

— Зачем мне сейчас эта информация?

— За тем, что не надо меня везти ни в какой ресторан. У меня все просвечивается.

— Буду знать. Ну я туда и не собирался. Дорого и нечего пожрать, — мда… Подорожник и одуванчик — это явно предел. Хотя еще крапива есть. Она, кажется, тоже цветет. — Держись за меня крепко. И без резких движений. И желательно молчи — я все равно тебя не услышу. Вопросы есть?

— Да. Почему на мне шлем есть, а на вас нет?

— Давай договоримся — вне больницы на «ты».

— Допустим. Так почему?

— Ну, кто-то же должен быть красивым. Сегодня это буду я, — сказать что-то колкое в ответ я тупо не успела. Мы рванули с места и вот тут я поняла, что такое крепко обнять Лукьянова.

Глава 25

Когда, по ощущениям, примерно через полчаса мы заехали в какой-то совершенно непрезентабельный, откровенно говоря, страшный и темный двор, у меня в голове включился тумблер повышенной опасности. Сейчас я напрочь позабыла о том, что всю дорогу я сжимала Лукьянова и тащилась от его мышц. Капец. Он еще и останавливается у одного из подъездов.

— Мы так не договаривались, — первой подаю голос, вскакивая с мотоцикла, при этом снимая с головы дебильный шлем.

— Ты о чем? — хмуро интересуется Лукьянов, равняясь со мной.

— Я думала мы поедем в какую-нибудь… шавермочную.

— Я не ем уличную шаверму, Аня, и тебе не советую. А исходя из того, как ты одета, первоначальный вариант отпадает, остается только этот, учитывая, что Егор уже дома.

— Ну и куда вы меня привезли? — брезгливо оглядываюсь на пятиэтажку. — Что это за барак? — какая-то секунда и на лице Лукьянова появляется улыбка. И вовсе не едва сдерживаемая, а самая настоящая лыба, кажется, даже морщинки в углу глаз появились.

— А ты знаешь, все к лучшему. Я хотел отвезти тебя в хорошее место, где можно вкусно поесть и насладиться видами, но так определенно лучше. Двух зайцев убил.

— Сэкономили деньги и бензин? — саркастично отметила я, скрестив руки на груди.

— Почти, — все также улыбаясь, произносит он. — Пойдем, — берет меня за руку.

— Вы что серьезно думаете, что я пойду с вами вот сюда?! — одергиваю ладонь.

— А что не так? Здесь находится моя квартира. Ничего не меняется, мы просто поговорим, ну и… я невкусно поем. И я просил не выкать. Пойдем, — подхватывает под локоть и ведет к подъезду.

— А вдруг мотоцикл сопрут?

— Он не мой, а Егора. Сопрут и ладно. Он еще и виноватым будет ходить передо мной, — открывает дверь в подъезд, пропуская меня вперед. — Да не съем я тебя. Даже не трону, хоть тебе и хочется. Отвезу домой в целости и сохранности. Давай, давай, — подталкивает вперед.

— Какой этаж?

— Третий.

— Блин, лифта нет.

— И мусоропровода.

— Живут же люди.

— А то. Хрущевка фореве.

Во мне гуляют смешанные и совершенно непонятные чувства, когда Лукьянов открывает дверь. Он первым заходит в квартиру и включает свет.

— Ну? — выжидающе смотрит на меня. — Долго будешь стоять?

— Вы снимаете эту квартиру?

— Это отцовская квартира. Я провел здесь большую часть своей жизни.

— Он жив? Отец в смысле?

— Нет, — резко тянет меня за руку на себя. — Терпеть не могу нерешительных людей. Таким не место в медицине. Не забудь снять обувь, — кладет ключи и телефон на полку и, более ничего не говоря, куда-то уходит, оставляя меня одну.

Невооруженным взглядом видно, что квартира маленькая. И тем не менее, я готова признать, что, несмотря на маленькие размеры, здесь в общем-то неплохой ремонт. Беру первую попавшуюся фотографию в рамке, на которой совершенно точно изображен подросток Лукьянов и, судя по невероятной схожести, его отец в белом медицинском халате. Точно, если вспомнить рассказы Егора, он был хирургом. Мда, вынуждена признать, что сейчас Лукьянов выглядит лучше. Солиднее что ли. Ставлю рамку обратно и принимаюсь рассматривать обстановку более детально. Не знаю какого лешего я вошла в спальню. Может, потому что в квартире нечего рассматривать, а может, меня просто распирает от любопытства. В спальне, размер которой — четверть моей, нет ничего интересного. Кровать, кресло, комод и телевизор. Ни единой фотографии. Но здесь чисто, что самое интересное, даже пыли нет, что четко говорит о том, что здесь кто-то точно живет. Единственное, на что можно обратить внимание в этой комнате — это разбросанные на комоде презервативы. Мда… ну я и дура.

— Что тебе рассказывал про меня Егор? — резко поворачиваюсь на голос Лукьянова.

— Ничего.

— А если подумать?

— Да ничего особенного. Вы… ты ненавидишь свою мать, воспитываешь Егора с шести лет и не любишь женщин. Ну и на пару с аллергиком у вас есть какой-то бизнес, о котором Егор мне не скажет даже после секса.

— Это все?

— Все.

— Странно, — задумчиво произнес Лукьянов, уставившись на мою футболку. — Знаешь для чего эта квартира существует сейчас?

— Нет.

— Это хорошо, что не знаешь. Сейчас эта квартира… ну что-то вроде гостиничного номера, куда Егор водит своих девушек.

— Ужасный гостиничный номер, — на мой комментарий Лукьянов лишь усмехается.

— Странно, что ты здесь не была. Тебе так не кажется?

— Не кажется. Я же девственница. А они какие?

— Какие? — задумчиво выдает Лукьянов, не скрывая улыбки.

— Геморные. А перезрелые девственницы и подавно. Пока затащишь в койку, уже все упадет. И желание, и… на латинском сказать, что упадет?

— Не стоит.

— Ну вот и ответ на вопрос.

— Ты почему в актрисы не пошла?

Вилку в глаз! Нет, в оба глаза. И в ноги виллы.

— Они легкомысленные, ветреные и мне чертовски идет белый халат, — смеется, да еще так заливисто, что хочется его реально ударить. Ну какая же сволочь. Неужели я выгляжу и веду себя как легкодоступная девка? Ну вот почему он так?

— Ладно, пойдем на кухню. Я есть хочу.

Я всякое ожидала, но точно не то, что, зайдя в микроскопическую кухню, Лукьянов без стеснения сядет за стол и начнет делать бутерброды с колбасой.

— О чем ты сейчас думаешь? — интересуется Лукьянов, пододвигая ко мне тарелку. Сам же перехватывает бутерброд и начинает его есть.

— Что кухня нереально маленькая и она давит на меня, и все, что происходит сейчас — крайне странно. А вы? Ты. О чем?

— О том, что наступаю на одни и те же грабли, — спустя несколько секунд отвечает он. Поворачивается к холодильнику и, не вставая, открывает дверцу и достает оттуда бутылку вина. Забавно, но я даже не заметила, что на столе стоят два бокала. Лукьянов открывает бутылку и разливает вино по бокалам. Без церемоний выпивает содержимое своего бокала и снова наполняет его. — Когда-то давным-давно я отбил девушку у своего лучшего друга, а потом мне это здорово аукнулось. И вот сейчас я фактически делаю то же самое, только хуже, учитывая то, кем является для меня Егор. И мне это безусловно аукнется снова. Это пошловато, совесть немного жрет, а учитывая, что студентки для меня табу — и подавно, но ничего не могу с собой поделать. А знаешь, что забавно?