— Что?

— Ты мне не нравишься, но меня к тебе… тянет. Как диабетика к инсулину, — усмехаюсь в голос. Ну вот как так?

— Мда… как недышащий нос к ксилометазолину.

— Что?

— Ничего. Вы… ты мне тоже не нравишься. И я не шучу.

— Но тебя тоже тянет. Смотри-ка, у нас есть что-то общее, — улыбается, отпивая вино.

— Сомнительное общее, — нехотя произношу я.

— Ну, почему же. Ладно, Ань, взрослые люди, чего выпендриваться, когда жизнь и так коротка и не знаешь, где придавит. Завтра ты поговоришь с Егором и расставишь точки над i, только не упоминай меня. В ближайшие пару недель о том, что мы встречаемся, он знать не должен.

— О, а мы встречаемся? Черт, я пропустила этот момент, — иронично произношу я.

— А я не сказал? — невозмутимо бросает он. — Ну да, — переводит взгляд на часы. — Устал, видимо, и забыл. Вот аккурат после разговора с Егором пойдет отсчет нашим с тобой отношениям. Пусть он оклемается и когда полноценно встанет на ноги, только тогда он может об этом узнать. По-любому, будет очередной мордобой, пусть хоть выздоровеет.

— Мда… Егор поромантичнее будет.

— Не стоит сравнивать меня с моим братом, это может плохо закончиться, — зло бросает он, хмуря брови. — А ты, стало быть, романтичная.

— Определенно.

— С этим у нас будут проблемы. Я — нет.

— Ой, а я так сразу и не догадалась. А как вы… блин… ты себе это представляешь?

— Что это?

— Все. Что такое отношения… по-Лукьяновски?

— А по-Озеровски?

— Мне кажется, мы неправильно это произносим.

— Да и хрен с ним. Ну так что там по-Озеровски? — наклоняется ко мне ближе, намеренно задев руку.

— Определенно то, что не по-Лукьяновски.

— Ну давай без размытых бабских понятий. Конкретизируй. Чего ты хочешь, Ань?

— Масштабно? Чтобы меня любили. Иногда на руках носили. Всегда были на моей стороне, защищали, ругали за то, что я не надеваю перчатки или шапку и… заботились. Ну и иногда в рестораны водили.

— И цветочки дарили.

— Ну, конечно.

— Однозначно — нет. Цветы и рестораны — это деньги на ветер.

— И это говорит человек, у которого часы за две тысячи баксов?!

— Я не настолько дебил, чтобы покупать часы за такие бабки. Это подарок одной очень благодарной пациентки, а дареному коню в зубы не смотрят, — откидывается на спинку стула и вновь тянется к бокалу. — Я не трачу деньги на ветер. Ну а про твое масштабно… я уже давно не мальчик, чтобы вешать тебе лапшу на уши, дабы поскорее уложить в койку. Давай без громких слов. Глупо это, — и ведь говорит он честно и открыто. Радоваться бы надо, только чего так грустно? — Половину из твоих «хочу» я точно могу выполнить.

— Там, где про ругать?

— Ну вот видишь какое у нас, однако, взаимопонимание, — улыбается, отпивая содержимое бокала. — А вообще не драматизируй. Я не такой плохой, как кажется. Да и зачем тебе ресторан, когда я могу купить тебе целый «Захер» в любой момент?

— Шикарный довод.

— Я бы сказал, правдивый и приятный.

— А по-Лукьяновски — это секс, уборка и готовка?

— Уборка и готовка разве что иногда, — хмыкает. — А еще много чего другого. Ты узко мыслишь. Ну давай, не молчи. Задавай свои вопросы. Отвечу почти на все.

— Что у вас за бизнес?

— Это вопрос из разряда «почти». Отвечу, только если ты ответишь мне четко на вопрос — спала ли ты с Егором. И без шуточек.

— А я думала мы закрыли этот вопрос, учитывая, что в этой обители мне не удалось побывать.

— Да я что-то рано обрадовался. Есть еще мой дом. И пусть Егору запрещено туда приводить своих спутниц, он, как мы знаем, не всегда выполняет то, что сказано. Кстати, еще есть озеро, куда вы активно шастали.

— Я не спала с Егором, — могу поклясться, что на лице Лукьянова я увидела облегчение. Наверное, надо было сказать, что я испробовала все поверхности в его доме, на озере и еще что-нибудь приплести, дабы позлить, вот только почему-то не хочется врать.

— У нас агентство ритуальных услуг и товаров, — несколько секунд я обдумываю сказанное, пытаясь подавить в себе непрошенную улыбку.

— Да, лучше никому не знать, а то подумают, что в больнице клиентов и находите.

— Вот-вот.

— Почему такое… странное дело?

— Крайне прибыльное дело. Люди умирают каждый день. К этому надо относиться проще. Это всего лишь бизнес, — спокойно произносит Лукьянов, отправляя в рот очередной бутерброд. — Конфеты хочешь?

— Барбариски?

— И все-таки временами ты мне определенно нравишься, — улыбаясь, произносит он и встает из-за стола. Тянется к одному из кухонных ящиков и достает оттуда коробку конфет. — Шоколадные.

— Спасибо, но я не хочу.

— А что хочешь?

— Домой и спать.

— Ну домой я отвезу тебя только завтра утром, — указывает взглядом на бокал. — А спать уложу. На чистую постель, — добавляет Лукьянов. — И, так уж и быть, по — джентельменски уступлю тебе кровать, а сам посплю на диване.

— Я не буду здесь ночевать.

— Будешь.

— Не буду.

— Да что ж ты такая трусиха?

— Какая есть. И вообще, мне надо все обдумать.

— В постели и обдумаешь. Пойдем, — встает из-за стола и бесцеремонно берет меня за руку.

— В шесть утра я должна быть дома. Я не хочу, чтобы родители знали, что я где-то ночевала, — сама не знаю, зачем соглашаюсь на это безумие, ведь могу просто вызвать такси и спать в своей кровати. Однако, возможность начать утро с совместной поездки и вновь обнимать Лукьянова манит меня больше, чем собственная постель.

— Боже как все запущено. Будешь дома в шесть, только не ной.

А через несколько минут я стою как вкопанная, наблюдая за тем, как Лукьянов демонстративно меняет постельное белье.

— Так уж и быть, взобью тебе подушку. Новая зубная щетка в ванной, в полке под раковиной.

Блин, а ведь Лукьянов тоже водит сюда своих баб. От того и знает где все лежит. Хотя, он ведь взрослый мужчина, у нас с ним пока ничего нет, он имеет на это полное право. Блин, что ж так все через одно место. А Егор… что он скажет, увидев нас… пусть хоть через месяц? Да он плюнет в мою сторону. И будет прав. Молча разворачиваюсь и иду в ванную.

Лукьянов, как ни странно, сдержал свое обещание и лег на диван. И только спустя полтора часа бессонницы и вороха мыслей, меня начало медленно уносить в царство Морфея. И все бы ничего, если бы позади меня не просела кровать.

Глава 26

Ладно бы только просела, но ко мне вплотную примкнули сзади, обвив одной рукой мою талию. Вот так мы точно не договаривались. Затихнуть и притвориться глубоко спящей или шибануть локтем? Блин, а если чего еще поврежу ему? Нет, это не вариант.

— Кстати, я в курсе, что ты не спишь. Я тут много думал, — договорить я ему тупо не дала, сымитировав губами звук, однозначно смахивающий на реальный большой или не очень… пук. Несколько секунд затишья, а затем заливистый хохот Лукьянова. — Пять баллов за креативность. Всякое ожидал, но точно не это, — сквозь смех проговаривает он. Резко одергиваю его руку и тянусь к ночнику.

— Я хотела ударить локтем, но передумала. Мало ли еще что-нибудь поврежу, — Лукьянов ничего не отвечает на мой комментарий. Перекидывается на спину, подложив под голову руки. При этом я только сейчас понимаю, что он завалился в кровать в одних спортивных штанах. — Я, кстати, тоже много думала.

— Женщинам много думать крайне вредно, — вполне серьезно произносит он, перестав смеяться. — Чувствуешь?

— Что?

— Как сейчас из тебя польется словесная чушь.

— В этом и есть суть, — усаживаюсь на кровать, уставившись на свои руки. — Ты не тот, кто мне нужен.

— Предсказуемо.

— Ты — женоненавистник, — продолжаю я, не обращая внимания на его слова. — Я не одеваюсь как шлюха и уж точно не веду себя как они, чтобы меня к ним приравнивали. Да, временами я кошу под легкомысленную дурочку, но так проще, особенно с таким как ты. И да, я избалованная. Мне слишком много было уделено родительского внимания и любви. Временами я язва, но я хорошая, ясно? — перевожу на него взгляд, мысленно жалея о последних словах. Звучит глупо и по-детски. Однако меня неожиданно несет дальше. — Я хочу, чтобы у меня было все по — другому. В общем, по — Лукьяновски это не для меня, — я реально сказала это вслух? Как-то снова грустно, черт возьми. И хочется, и колется, но сомнения, совесть и здравый смысл режут похлеще ножа.

— А по — Лукьяновски это как?

— Это мне нужно рассказывать как?! Два раза в неделю подъехать к моему дому, привести в шлюшачью кровать, оприходовать по-быстрому и заснуть. Утром я готовлю завтрак и получаю на стол подаренные от больных конфеты. Я что-то упустила? Ах, да, пол помыть и все прибрать. А в субботу, наверное, генеральная уборка.

— В четверг.

— Ах, в четверг?!

— Ну, да. Чистый четверг. Сначала убрал, потом попарился в сауне и помылся, — невозмутимо бросает Лукьянов. — Что касается двух раз в неделю — мне мало. Три хотя бы.

— Нормальный человек хотя бы соврал, — обескураженно произношу я.

— Потом не вспомню, что и кому набрехал. Не буду спорить, что в твоих словах есть доля правды, однако я не собирался и не собираюсь тебя сюда больше возить. Слукавлю, если скажу, что сожалею о приезде в эту квартиру. Не сожалею. Меня вымораживала мысль, что я буду спать с той, с кем и мой брат. Я немного брезглив. Ну ладно, чуть больше, чем немного. Много. Для меня было важно узнать, что ты здесь с ним не была. Что касается всего остального… я должен выбросить на хрен подаренный шоколад, а потом идти в магазин и покупать тебе такой же? — приподнимается, усаживаясь на кровать. — Рационально, ничего не скажешь. Что касается еды, это что-то сверхъестественное? Я не собираюсь просить тебя приготовить мне «Захер», в кухарки и уборщицы я тебя не нанимаю, не утрируй, — да что за гадство такое?! Как у него это получается? И ведь мне даже нечего на это возразить. — Ты врешь сама себе. У тебя в голове есть придуманный красивый шаблон, однако тянет тебя ни к нему и не к более романтичному и обходительному Егору, способному навешать тебе на уши лапши, подарить цветочки и сводить в ресторан. Еще несколько часов назад ты лежала в кровати и явно собиралась спать, но после моего сообщения замазала синяк на щеке, накрасила глаза тушью, воспользовалась духами и спустилась ко мне, прекрасно осознавая, что в твой дом я не заявлюсь и естественно не буду говорить с твоими родителями. Для чего ты это сделала, Аня? — трындец! — Проблема в том, что тянет тебя именно к Козлу Лукьяновичу, дорогая. Я могу продолжать сыпать аргументами, но не буду. Хватит страдать ерундой и усложнять себе жизнь. Ты без пяти минут врач, пора немного повзрослеть и посмотреть на жизнь более трезвым взглядом.