— Аня, — окрикивает меня, как только я хватаюсь за ручку двери. Медленно поворачиваюсь к Егору. — Он тебе не пара. Когда будешь захлебываться в слезах, вспомни, что я тебя об этом предупреждал, — стою словно в ступоре, пытаясь осознать сказанное им. И молчу как рыба. Только лишь спустя несколько секунд у меня хватает сил нажать на ручку и выйти из дома.

Глава 27

Противная стрелка часов тикает так громко, что хочется разбить часы к чертовой матери. Никогда она меня так не раздражала, как сейчас. Хотя, надо признать, что в данную минуту меня выводит из себя абсолютно все. Гипнотизирую взглядом гардеробный шкаф и все же встаю с кресла и подхожу к моему антидепрессанту. Возможно, мой приход в больницу будет выглядеть для Лукьянова как послушание, но сидеть дома я не могу. Мысли меня тупо сжирают. Достаю из шкафа новенькое, ни разу не надетое белое платье чуть выше колен и не раздумывая надеваю на себя. Поправляю макияж и заправляю волосы в высокую прическу.

— Блин, ну красотка же, — верчусь около зеркала, мысленно балдея от того, как классно на мне выглядит платье с чуть расклешенной юбкой.

К гадалке не ходи — Лукьянов все равно потопит его словесно, но я-то не слепая и прекрасно осознаю, как выгляжу. Хотя он любой мой наряд смешает с дерьмом. Тут уж без вариантов. Возвращаюсь к шкафу, складываю в пакет чистый медицинский костюм и тянусь к новеньким босоножкам. Ну прелесть. Еще бы не пришлось ковылять до ближайшей остановки и садиться в маршрутку, так вообще была бы сказка.

— Ань, ты куда? — оборачиваюсь на голос мамы.

— В больницу. Голова не болит, синяк замазала. Я не хочу в августе отрабатывать неделю, лучше сейчас. Я в норме.

— Ну ты хоть пообедай, я почти все приготовила.

— Не хочу, мамуль, к тому же, я и так нажрала за пару дней два килограмма.

— Еще пять надо. Руки как спички.

— Спасибо за комплимент, папа.

— Всегда, пожалуйста, — бесцеремонно берет меня за руку, хмуро вглядываясь в татуировку. — Ты когда это удалишь?

— Миша, это временное тату. Через неделю сама сойдет, — вступается за меня мама.

— Да, папа, скоро сойдет, оглянуться не успеешь.

— Ты машину хочешь получить обратно?

— Хочу, конечно, — воодушевленно произношу я. — Для этого надо стереть ее сейчас? Да запросто. Я — мигом.

— Это было бы слишком просто. Я не вижу, что ты устроилась на работу. Пока я не увижу тебя с первой заработанной копейкой, машину не получишь.

— Я уже на пути к этому. В понедельник закончится практика и все, со вторника я уже работаю медсестрой на отделении, в котором сейчас прохожу практику, — ну, подумаешь, немного преувеличила.

— Да ладно?

— У меня в носу мармеладно. Почему в этой семье никто не верит, что я способна хоть на что-то?! — обиженно произношу я.

— Не говори глупости.

— Глупости — мой верный спутник. И не нужна мне машина. Без нее обойдусь, — на ходу бросаю я.

— Аня, стой! — кричит мама вдогонку. Слабачка. Остановилась и развернулась.

— Что?

— Подожди минутку, я быстро.

На папу взгляд не поднимаю, стою уткнувшись в пол.

— У тебя этикетка на шее болтается, — тянусь рукой к верху и действительно этикетка. Сдергиваю ее с платья.

— Спасибо, что сказал.

— Тебе не кажется, что в такой неудобной обуви ты не дойдешь до остановки?

— У меня удобная обувь.

— Ну-ну.

— Вот, держи, — передает пакет мама. — Там пирог. Сама поешь и руководителя своего задобришь, — хм… а что, очень даже неплохо.

— Спасибо.

Через пять минут ходьбы я поняла, что я все же реально дура. Напялить новую обувь, когда нужно фигачить пешком — это прям верх идиотизма. Смотрю на ноги и плакать охота. Пластырей — нет. Возвращаться домой, мало того, что плохая примета, так еще и папа обязательно засмеет меня. Ну уж нет, как-нибудь доеду, главное найти в своей сумочке хотя бы салфетки.

— Ты что тут делаешь? — от испуга роняю сумочку на дорогу. Нет, это не слуховая и уж точно не зрительная галлюцинация, судя по тому, что Лукьянов совершенно точно выходит из машины.

— Воздухом дышу. А ты?

— За тобой еду.

— В два часа дня?

— Ну, если бы ты мне помогала, то я был бы уже здесь в двенадцать, — поднимает мою сумочку. — Так, стоп. Ты что не поговорила с Егором? — обводит меня взглядом с головы до ног. А потом резко выхватывает пакет из моих рук. — Пирог. Платье и намазюканное лицо. Ты с ним точно расставаться идешь?!

— Нет, не точно. Я вообще к нему не собираюсь идти, — нарочито спокойно произнесла я.

— Передумала? — хочется сказать какую-нибудь язвительную гадость, чтобы спустить его на землю. Но тут же вспоминаю о том, что Лукьянов ехал за мной. В середине дня. Это… интересно. Да чего уж там, мне это нравится.

— Я была у него утром. А сейчас я ковыляла к остановке, чтобы сесть в маршрутку и доехать до больницы. Дома стало скучно, — зачем-то оправдываюсь я. — Ну а пирог дала мама. Цитата «поешь сама и руководителя своего задобришь».

— Ясно. Садись давай, и так времени много.

Открыть мне дверь? Да прям. Лукьянов не джентльмен от слова «совсем». Вместо этого он пошел к багажнику. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Плюхаюсь на переднее сиденье и скидываю с себя босоножки. О, как хорошо, Господи! Закрываю глаза и откидываю голову.

— Ты пугаешь меня, Аня, — неожиданно произнес он, как только сел в машину.

— Чем? Носом? — не сдерживая смеха, выдаю я.

— Ну зачем ты мне о нем напомнила? Платьем. Ты меня пугаешь своим платьем, Аня, — открываю глаза и перевожу взгляд на Лукьянова.

— Ну кто бы сомневался. Оно красивое, а я в нем вообще красотка, и мне плевать на мнение окружающих.

— Да, красивое, но смахивает на свадебное. Как будто в ЗАГС собралась.

— Нужно быть дурой, чтобы надеть на свадьбу короткое платье. Примета плохая. Совместная жизнь будет короткой, — поясняю я. — А я собираюсь выйти замуж один раз и навсегда. Так что оно не свадебное, выдыхайте, Богдан Владимирович.

— Как гора с плеч, — наигранно выдыхает. — Держи, — подает мне салфетки и пластырь.

— Спасибо. О Боже, какая прелесть — детский пластырь. Класс, обожаю их, — Лукьянов смотрит на меня, мягко говоря, странно. Что-то типа «девочка, да ты совсем кукушкой двинулась». — Ну что? Это прикольно. Кстати, откуда они у такого человека как ты?

— По акции были в «Пятерочке». Покупаешь две, третья в подарок.

— Ай да «Пятерочка». Бережливый вы человек, Богдан Владимирович, — выдыхаю, наклеив-таки пластырь. — С таким не пропадешь.

— Что правда, то правда. Со мной не пропадешь. Жаль, что ты не бережливая.

— Ммм… вы о том, что я наклеила на одну ногу два пластыря? Простите, Бога ради, транжиру.

— Я о твоих ногах. После сорока они будут ужасными. С выпирающими косточками на большом пальце и мизинце. Вот тогда ты на каблуки будешь только смотреть.

— Сурово.

— Правдиво.

— А куда мы едем?

— В одно хорошее место.

— Я напоминаю, что до вторника между нами ничего нет. Исключительно… типа дружеские отношения.

— Ты себя в этом убеждаешь или меня? — ничего не отвечаю. Ну какие на фиг из нас друзья? Это же надо ляпнуть такую дурь. Закрываю глаза и начинаю думать вовсе не о том, что меня ждет по словам Егора с этим мужчиной, а о том, куда он может меня отвезти.

* * *

Очнулась я резко, от того, что кто-то меня толкнул. Открываю глаза и понимаю, что никто меня не пихал, мы просто едем по каким-то… кочкам. Хуже всего, что вокруг лес и никакой цивилизации. Перевожу взгляд на приборную панель — начало пятого. Ничего так поспала два часа.

— Куда мы едем? — тихо произношу я, чуть охрипшим ото сна голосом.

— Страшно?

— Ну разве что чуть-чуть.

— Там тебе можно бояться разве что ходить в своих туфлях. Вру. Еще перед туалетом будешь молиться.

— В смысле?

— Сама поразмысли.

Поразмыслила буквально через несколько минут, когда мы совершенно точно въехали в какую-то ну очень не облагороженную деревню. Молиться перед туалетом? Это в кустики, что ли, или в деревянный ящик как в старинном кино?

— О, Господи, неужели в наше время вот так еще живут люди? — сама не поняла, как задала вслух этот вопрос, смотря на чей-то полуразваленный дом, в котором точно живут, судя по развешенному на веревке белью.

— Еще хуже живут. Ты когда-нибудь была в деревенском доме?

— Нет, конечно. Только в кино видела. Да я даже на автобусах никогда не ездила. И только на днях лишилась автобусной девственности. Пришлось.

— Ох ты Боже мой, а что так?

— Папа машину забрал за то, что я натворила. Ну типа мое наказание. Ой, забыла, и денег еще лишил.

— Бедняжка. Тяжело, наверное.

— Тяжело с непривычки. Но осуждать меня за то, что я привыкла жить в комфорте — глупо. Все должны жить хорошо, а не вот так, — тычу пальцем в очередной «дом».

— Согласен. Все должны. Но это из разряда сверхъестественного.

— И все же? В чей дом мы едем.

— Уже мой. Достался папе от деда. Я в нем каждое лето проводил до десятого класса. А вот и он.

Из плюсов, что дом стоит отдаленно от других, и наличие вполне себе приличного забора. Из явных минусов — сам дом и то, что он стоит на достаточно крутой возвышенности. Доковылять бы.

— Так, стоп! — восклицаю я как только мы выходим из машины. — У меня нет с собой ни единой вещи.

— Ты бы все равно не взяла нормальные вещи, даже после моей просьбы. Так что это не беда. Я предвидел этот вариант. Кстати, на завтра я взял отгул. Так что мы здесь с ночевкой.

— Я не собираюсь здесь ночевать!